Иначе перестали бы приносить [их], потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами каждогодно напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. Посему [Христос], входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. Всесожжения и [жертвы] за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот, иду, [как] в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже. Сказав прежде, что "ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни [жертвы] за грех, - которые приносятся по закону, - Ты не восхотел и не благоизволил", потом прибавил: "вот, иду исполнить волю Твою, Боже". Отменяет первое, чтобы постановить второе" (Евр. 10:1-9). Видишь ли опять, какое изобилие (в речи апостола)? Эта жертва, говорит, одна, а тех много; потому они и не были сильны, что их было много.

Если бы, говорит, прекратились грехи, то разве не прекратились бы и самые приношения, так как нуждающиеся в их помощи получили бы ее в достаточной степени и не имели бы никакого сознания грехов? То есть ничто уже более из осознанного ими не требовало бы врачевания, в силу того, что однажды очищенное является излеченным.Но жертвами каждогодне напоминается о грехах.Жертвы, говорит, ничего другого не производят, как только воспоминание грехов, то есть обличение. Они не доставляют прощения грехов, но тем, что их всегда приносят, показывают, что грехи народа остаются не отпущенными. Ибо если бы грехи были отпущены, то что за нужда была бы в жертвах? Сказав: напоминается, он дал тебе понять, что жертвы совершались не ради последующих грехов, но и ради предшествующих, как, очевидно, не отпущенных. Ибо ежегодно, как говорится, за народ приносилась кровь тельцов. Посему, так как грехи были одни и те же, то и жертва приносилась та же самая. Однако нигде последующие грехи не были одними и теми же с предшествующими. Не ясно ли, что прежние грехи оставались неразрешенными, и потому всегда приносилась одна и та же жертва, подобно тому как одно и то же лекарство, будучи всегда употребляемо, показывает, что одна и та же болезнь всегда мучит больного.Ибо невозможно, чтобы кровь

Если бы, говорит, прекратились грехи, то разве не прекратились бы и самые приношения, так как нуждающиеся в их помощи получили бы ее в достаточной степени и не имели бы никакого сознания грехов? То есть ничто уже более из осознанного ими не требовало бы врачевания, в силу того, что однажды очищенное является излеченным.Но жертвами каждогодне напоминается о грехах.Жертвы, говорит, ничего другого не производят, как только воспоминание грехов, то есть обличение. Они не доставляют прощения грехов, но тем, что их всегда приносят, показывают, что грехи народа остаются не отпущенными. Ибо если бы грехи были отпущены, то что за нужда была бы в жертвах? Сказав: напоминается, он дал тебе понять, что жертвы совершались не ради последующих грехов, но и ради предшествующих, как, очевидно, не отпущенных. Ибо ежегодно, как говорится, за народ приносилась кровь тельцов. Посему, так как грехи были одни и те же, то и жертва приносилась та же самая. Однако нигде последующие грехи не были одними и теми же с предшествующими. Не ясно ли, что прежние грехи оставались неразрешенными, и потому всегда приносилась одна и та же жертва, подобно тому как одно и то же лекарство, будучи всегда употребляемо, показывает, что одна и та же болезнь всегда мучит больного.Ибо невозможно, чтобы кровь

Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами ежегодно напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже. Сказав прежде, что «ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, — которые приносятся по закону, — Ты не восхотел и не благоволил», потом прибавил: «вот, иду исполнить волю Твою, Боже». Отменяет первое, чтобы постановить второе. По сей–то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога, ожидая затем, доколе враги Его будут положены в подножие ног Его. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых. О сем свидетельствует нам и Дух Святой; ибо сказано: Вот завет, который завещаю им после тех дней, говорит Господь: вложу законы Мои в сердца их, и в мыслях их напишу

Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами ежегодно напоминается о грехах, ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже. Сказав прежде, что «ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, — которые приносятся по закону, — Ты не восхотел и не благоволил», потом прибавил: «вот, иду исполнить волю Твою, Боже». Отменяет первое, чтобы постановить второе. По сей–то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога, ожидая затем, доколе враги Его будут положены в подножие ног Его. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых. О сем свидетельствует нам и Дух Святой; ибо сказано: Вот завет, который завещаю им после тех дней, говорит Господь: вложу законы Мои в сердца их, и в мыслях их напишу

Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ними. Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. Но жертвами каждогодно напоминается о грехах. Освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов. Он же, принеся одну жертву за грехи, навсегда воссел одесную Бога. Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых… И грехов их и беззаконий их не воспомяну более. Итак, братия, имея дерзновение входить во святилище посредством Крови Иисуса Христа, путем новым и живым».

К ним ко всем, а не только к ветхозаветным жертвам, можно отнести слова Послания к Евреям: они никогда не смогут "сделать совершенными приходящих с ними, иначе бы перестали приносить их; потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов" (10, 1 - 2). Они были бессильными потому, что, хотя и исполненные жажды Бога и единства с Ним, Сами они оставались под законом греха. А грех - это не вина, которую можно загладить и искупить, внеся пускай и самую высокую цену. Грех - это, прежде всего, отрыв от Бога самой жизни, и потому - такое падение и распад ее, в которых вся она, а не только отдельные грехи, стала греховной, смертной и "сенью смертной". И нет, и не может быть у этой падшей жизни, целиком подчиненной закону греха, силы саму себя исцелить и возродить, снова наполнить Жизнью, снова сделать освящением... В ней остаются порыв, жажда, раскаяние, и их вкладывает человек в свою религию и в свои жертвы, но и религия эта и жертвы не могут спасти человека от порабощения греху и смерти, как не может падающий в пропасть сам остановить своего падения, заживо погребенный сам высвободить себя, мертвый сам воскресить

К ним ко всем, а не только к ветхозаветным жертвам, можно отнести слова Послания к Евреям: они никогда не смогут «сделать совершенными приходящих с ними, иначе бы перестали приносить их; потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов» (10:1—2). Они были бессильными потому, что, хотя и исполненные жажды Бога и единства с Ним, Сами они оставались под законом греха. А грех — это не вина, которую можно загладить и искупить, внеся пускай и самую высокую цену. Грех — это, прежде всего, отрыв от Бога самой жизни, и потому — такое падение и распад ее, в которых вся она, а не только отдельные грехи, стала греховной, смертной и «сенью смертной». И нет, и не может быть у этой падшей жизни, целиком подчиненной закону греха, силы саму себя исцелить и возродить, снова наполнить Жизнью, снова сделать освящением… В ней остаются порыв, жажда, раскаяние, и их вкладывает человек в свою религию и в свои жертвы, но и религия эта и жертвы не могут спасти человека от порабощения греху и смерти, как не может падающий в пропасть сам остановить своего падения, заживо погребенный сам высвободить себя, мертвый сам воскресить себя. Спасти, именно спасти, — ибо в спасении, а не просто в помощи

К ним ко всем, а не только к ветхозаветным жертвам, можно отнести слова Послания к Евреям: они никогда не смогут «сделать совершенными приходящих с ними, иначе бы перестали приносить их; потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов» (10:1—2). Они были бессильными потому, что, хотя и исполненные жажды Бога и единства с Ним, Сами они оставались под законом греха. А грех — это не вина, которую можно загладить и искупить, внеся пускай и самую высокую цену. Грех — это, прежде всего, отрыв от Бога самой жизни, и потому — такое падение и распад ее, в которых вся она, а не только отдельные грехи, стала греховной, смертной и «сенью смертной». И нет, и не может быть у этой падшей жизни, целиком подчиненной закону греха, силы саму себя исцелить и возродить, снова наполнить Жизнью, снова сделать освящением… В ней остаются порыв, жажда, раскаяние, и их вкладывает человек в свою религию и в свои жертвы, но и религия эта и жертвы не могут спасти человека от порабощения греху и смерти, как не может падающий в пропасть сам остановить своего падения, заживо погребенный сам высвободить себя, мертвый сам воскресить себя. Спасти, именно спасти, — ибо в спасении, а не просто в помощи

2 Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов. 3 Но жертвами каждогодно напоминается о грехах, 4 ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи. 5 Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне. 6 Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе. 7 Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже. 8 Сказав прежде, что «ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, – которые приносятся по закону, – Ты не восхотел и не благоизволил», 9 потом прибавил: «вот, иду исполнить волю Твою, Боже». Отменяет первое, чтобы постановить второе. 10 По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа. 11 И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов.

2 Иначе перестали бы приносить *их,* потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов.3 Но жертвами каждогодно напоминается о грехах,4 ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи.5 Посему *Христос,* входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне.6 Всесожжения и *жертвы* за грех неугодны Тебе.7 Тогда Я сказал: вот, иду, *как* в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже.8 Сказав прежде, что {ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни *жертвы* за грех, - которые приносятся по закону, - Ты не восхотел и не благоизволил,9 потом прибавил: {вот, иду исполнить волю Твою, Боже. Отменяет первое, чтобы постановить второе.10 По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа.11 И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов.

² Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов.³ Но жертвами каждогодно напоминается о грехах,⁴ ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи.⁵ Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне.⁶ Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе.⁷ Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже.⁸ Сказав прежде, что «ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, – которые приносятся по закону, – Ты не восхотел и не благоизволил»,⁹ потом прибавил: «вот, иду исполнить волю Твою, Боже». Отменяет первое, чтобы постановить второе.¹⁰ По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа.¹¹ И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов.

² Иначе перестали бы приносить их, потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов.³ Но жертвами каждогодно напоминается о грехах,⁴ ибо невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи.⁵ Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне.⁶ Всесожжения и жертвы за грех неугодны Тебе.⁷ Тогда Я сказал: вот, иду, как в начале книги написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже.⁸ Сказав прежде, что «ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, – которые приносятся по закону, – Ты не восхотел и не благоизволил»,⁹ потом прибавил: «вот, иду исполнить волю Твою, Боже». Отменяет первое, чтобы постановить второе.¹⁰ По сей-то воле освящены мы единократным принесением тела Иисуса Христа.¹¹ И всякий священник ежедневно стоит в служении, и многократно приносит одни и те же жертвы, которые никогда не могут истребить грехов.

В Послании к Евреям 9:28 сказано: "Так и Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подьять грехи многих, во второй раз явится не для очищения, а для ожидающих Его во спасение". Однажды Иисус Христос принес себя в жертву за грехи многих. Это опровергает закон кармы, который утверждает, что человеку надо несколько раз возвратиться, чтобы обрести собственное спасение с помощью каждого нового перевоплощения. Иисус Христос на кресте позаботился о наших грехах. Первое Послание Петра 1:18, 19 говорит нам, что искупление было получено через драгоценную кровь Христа. С помощью возвращения ни землю мы не можем искупить собственные грехи. Перевоплощение отрицает саму цель прихода Иисуса Христа на землю. Его миссия обобщена в Откровениях 13:8: И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира". Если бы перевоплощение было правдой, тогда не было бы смысла в приходе Иисуса Христа и исполнении Им роли Агнца закланного от создания мира. Тот факт, что Он приходил, доказывает, что мы не можем спасти себя через циклы рождения смерти и нового рождения. Полное воскресение Иисуса Христа и наше будущее воскресение дают христианину твердую уверенность в том, что перевоплощение ложно. При воскресении Иисус получил то же тело, которое оставил. И

Дело одного, разумею старшего брата [17], шло успешно и в порядке, потому что Бог охотно принимал дар, как Авелеву жертву, право и принесенную и разделенную (Быт. 4:7), и самый дар был как бы некоторым освящением первородного, а дар другого (какое еще здесь на земле посрамление для нечестивых, свидетельствующее о будущем и малозначительными указаниями предвещающее о чем–то великом!) — дар другого отверг Бог мучеников, как жертву Каинову. Он прилагал труды, а земля изметала совершенное трудами. Он употреблял еще большие усилия, а земля отказывалась принимать в себя основания, полагаемые человеком, зыблющимся в благочестии. Земля как бы вещала, какое будет произведено им потрясение, и вместе воздавала честь мученикам бесчестием нечестивейшего. Такое событие было некоторым пророчеством об открывшихся со временем в сем человеке высокомерии и высокоумии, о непочтении его к мученикам, о поругании им святых храмов, — пророчеством, для других невразумительным, но заранее преследовавшим гонителя и предзнаменовавшим, какое будет возмездие нечестию. О человек мудрый, еже творити злая (Иер. 4:22), но не избегающий собственного мучения! Благодарение Богу, возвещающему будущее, чтобы пресечь нечестие и показать Свое предведение! Какое необычайное, но более истинное, нежели необычайное, чудо! Какое братолюбие в мучениках! Они не приняли чествования от того, кто обесчестит многих мучеников, отвергли дары человека, который многих изведет в подвиг

Какое этому основание, когда для очищения священников приносим был телец? Все касающееся священников имеет превосходство: и приношения жертв, и то, что относилось к очищению и освящению. Так, например, телец больше козла по величине тела, представляя тем ясное указание духовного превосходства в предметах. Телец же и агнец во всесожжение таинственно указывают на младенчество во Христе освящаемых верою. Вол и овен, затем, весьма ясно обозначают терпеливость и мужество, а также и плодоношение в кротости: образом первого служит вол, а второго - овен. Увлажненная же елеем пшеничная мука весьма ясно указывает на светлую надежду жизни во Христе: ибо не печальным и плачущим, но благодушным и радостным приличествует нам прилепляться к жительству Христову. Это, я думаю, значит изречение: «приидите, возрадуемся Господеви» (Пс.94, 1): потому что так же чисто и ясно воссияет слава Христова весьма радостно принимая плодоприношения святых, как и тогда ясно Бог снизошел в виде огня и потребил жертвы. Как бы пищею и удовольствием для себя считает Он прославление освященных верою. Но приведенные слова указуют собою и на нечто таинственное: тогда Бог ниспослал силу огня на рассеченные части, как бы коснувшись предлежащего, ибо всегда Божество изображается в виде естества огненного; ныне же, когда Ему предлагается жертва мысленная, Он, уже не в виде огня,

Дело одного, имею в виду старшего брата, шло успешно и в порядке, потому что Бог охотно принимал дар, как Авелеву жертву, право и принесенную и разделенную (Быт. 4.7) и сам дар был как бы некоторым освящением первородного, а дар другого (какое еще здесь на земле посрамление для нечестивых, свидетельствующее о будущем и малозначительными указаниями предвещающее о чем-то великом) дар другого отверг Бог Мучеников, как жертву Каинову. Он прилагал труд, а земля отвергала совершенное трудом. Он употреблял еще большие усилия, а земля отказывалась принимать в себя основания, полагаемые человеком, колеблющимся в благочестии. Земля как бы вещала, какое будет произведено им потрясение, и вместе воздавали честь Мученикам бесчестием нечестивейшего. Такое событие было некоторым пророчеством об открывшихся со временем в этом человеке высокомерии и высокоумии, о непочтении его к Мученикам, о поругании им святых храмов, — пророчеством, для других невразумительным, но заранее преследовавшим гонителя и предзнаменовавшим, какое будет возмездие нечестию. О человек мудрый, чтобы творить зло (Иер. 4.22), но не избегающий собственного мучения! Благодарение Богу, возвещающему будущее, чтобы пресечь нечестие и показать Свое предвидение! Какое необычайное, но более истинное, нежели необычайное, чудо! Какое братолюбие в Мучениках. Они не приняли чествования от того, кто обесчестит многих Мучеников; отвергли дары человека, который многих изведет в

И принесет Аарон тельца в жертву за грех за себя и очистит себя и дом свой. И возьмет двух козлов и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания; и бросит Аарон об обоих козлах жребии: один жребий для Господа, а другой жребий для отпущения; и приведет Аарон козла, на которого вышел жребий для Господа, и принесет его в жертву за грех, а козла, на которого вышел жребий для отпущения, поставит живого пред Господом, чтобы совершить над ним очищение и отослать его в пустыню для отпущения (Лев. 16, 3-10). В этих словах законодатель объясняет нам способ жертвоприношения. — Потом Аарон приводил тельца иже греха ради своего и дома своего. По заклании же тельца и избрании овна во всесожжение на основании закона, сюда относившегося, да возмет (Аарон), говорится, и возьмет горящих угольев полную кадильницу с жертвенника, который пред лицем Господним, и благовонного мелко истолченного курения полные горсти, и внесет за завесу; и положит курение на огонь пред лицем Господним, и облако курения покроет крышку, которая над [ковчегом] откровения, дабы ему не умереть; и возьмет крови тельца и покропит перстом своим на крышку спереди и пред крышкою, семь раз покропит кровью с перста своего (Лев. 16, 12-14). К этому присовокупляет: И

8:3, — «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти». Кроме того святой Кирилл часто приводит 2 Кор. 5:15: «А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего». Иначе сказать, для святого Кирилла Спаситель есть прежде всего Первосвященник… Сотериология Кирилла более всего сотериология послания к Евреям. Здесь снова сказывается влияние святого Афанасия. Как и Афанасий, святой Кирилл допускает, что воплощения и жизни среди людей было бы достаточно, если бы Спаситель должен был быть только Учителем, чтобы показать пример. Но надлежало разрушить смерть, — и потому нужна была Крестная жертва и смерть, — смерть ради нас и за нас, и смерть за всех. Сами ангелы освящаются заслугами Воплощенного Слова. Ибо Христос есть источник всякой святости и жизни, великий Ходатай и Посредник, — и Новый Адам, начаток и корен возрожденного человечества, возвращаемого к первозданному состоянию. Искупление скрепляется воскресением, свидетельствующим о Божестве Христа, и утверждающим упование нашего воскресения. Воплощением начинается историческое Домостроительство, во исполнение пророчеств и судеб Божиих. Но оно исполняется в смерти. И святой Кирилл подчеркивает, что смерть Христа является искуплением именно потому, что это смерть Богочеловека или, как он выражается,

Всякий первосвященник поставляется для приношения даров и жертв; а потому нужно было, чтобы и Сей также имел, что принести» (выделено автором – А. М.) (8, 1-3), именно – «Себя непорочного Богу» (9, 14). И в другом месте: «Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинногоустроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие» (9, 24) и совершать вечное искупление, ибо Он «всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас» (7, 25). Таким образом Христос «имеет и священство непреходящее» (7, 24), ибо предвечно приносит Жертву и вечно спасает нас, и нас, спасенных, вечно поддерживает. Иначе говоря, предвечное присутствие Христа в славе есть не что иное, как непреходящее священническое служение – принесение Себя в жертву. Св. ап. Павел повсеместно подчеркивает, что это одна и та же крестная жертва, которую однажды принес Христос Отцу Своему (ср. Евр 7, 27; 9, 25-28). На небе эта жертва во временном смысле не продолжается, но она перенесена из времени в вечность, поэтому и остается всегда в настоящем: Христос жертвует Собой вечно, поэтому Он есть Первосвященник предвечный.

Григория, „предложив ядомое тело Свое в пищу, Он ясно показал, что жертвоприношение Агнца уже совершилось, потому что жертвенное тело не было бы пригодно к ядению, если бы еще было одушевлено“ [903]. Очевидно, как агнец, взявший на Себя грехи всего мира, и великий Архиерей, священнодействовавший Себя Самого в приношение и жертву Богу, Спаситель совершил таинство примирения человека с Богом еще в тот тайный вечер, когда дал Своим ученикам в пищу священное и святое тело Свое. Но эта „невидимая и неизреченная“ жертва примирения в представлении св. Григория нисколько не исключала собою видимой, кровавой жертвы Спасителя на кресте, потому что кровавая смерть сама по себе была необходима для разрушения греховного царства смерти. Доказать эту необходимость св. Григорий попытался с точки зрения известной уже нам Иринео–оригеновской теории выкупа, которая получила у него свое полное и окончательное развитие.

Ты именуешься Словом и превыше слова, Ты превыше света и называешься светом, именуешься огнем, не потому что подлежишь чувствам, но потому что очищаешь легкое и негодное вещество! Называешься мечом, потому что отсекаешь худое от доброго; лопатой, потому что очищаешь гумно и, отбрасывая все пустое и легкое, одно полновесное влагаешь в горние житницы, секирой, потому что после долготерпения срубаешь бесплодную смоковницу, потому что истребляешь самые корни зла, дверью, по причине ввождения; путем, потому что мы шествуем прямо; агнцем, потому что Ты жертва; Первосвященником, потому что приносишь в жертву тело; Сыном, потому что Ты от Отца! Опять привожу в движение языки злоречивые; опять неистовствуют некоторые против Христа или, лучше сказать, против меня, который удостоен быть проповедником Слова; делаюсь, как Иоанн, гласом вопиющего в пустыне — в пустыне некогда безводной, но ныне весьма населенной. Впрочем, как сказал я (возвращаюсь к моему слову), за Ним последовало много людей; потому что Он снисходит к нашим немощам. Что же потом? Сказано: И приступили к Нему фарисее, и искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею (ст. 3)? Опять фарисеи искушают, опять читающие Закон не понимают закона, опять толкователи Закона имеют нужду в новых наставниках! Недовольно было саддукеев, искушающих о воскресении,

Не за воздеяние рук можно быть услышанным, простирай руки твои не к небу, но к рукам бедных»… Объясняя эсхатологическую беседу Спасителя, Златоуст замечает: «Ни о какой другой добродетели не упоминает Он, кроме дел милостыни», ибо милостыня от любви, а любовь есть сосредоточие и смысл христианской жизни… В своей проповеди милосердия Златоуст подымается до подлинных мистических высот: «Хочешь ли видеть жертвенник Милосердного? Не Веселеил соорудил его и не другой кто, но Сам Бог. Не из камней, но из вещества, которое светлее неба, — из разумных душ… Жертвенник этот создан из самых членов Христовых. И тело Самого Владыки служит тебе жертвенником. Благоговей перед ним: на Теле Владычнем ты совершаешь жертву. Этот жертвенник страшнее и нового, а не только древнего жертвенника… А ты между тем почитаешь тот жертвенник, потому что он принимает Тело Христово, и унижаешь этот жертвенник, который есть Само Тело Христово, и не обращаешь внимания, когда он разрушается. Такой жертвенник ты можешь видеть везде — и на улицах, и на площадях — ежечасно можешь приносить на нем жертву, потому что и здесь освящается жертва»…

Для чего же Христос совершил тогда (пасху)? Так как древняя пасха была образом будущей, а за образом надлежало следовать истине; то Христос, наперед показав тень, потом предложил на трапезе и истину. А с появлением истины, тень уже скрывается и делается неуместною. Итак не представляй мне этого в возражение, а докажи, что Христос повелел делать это и нам. Я, напротив, докажу, что Он не только не повелел нам наблюдать дней (Моисеева закона), но и освободил нас от этой необходимости. Послушай, что говорит Павел; а когда назову Павла, разумею Христа, потому что Он движет душею Павла. Так что же говорит он? Дни сматряете и месяцы, и времена, и лета. Боюся от вас, еда како всуе трудихся в вас (Гал. IV, 10, 11). И опять: елижды бо аще ясте хлеб сей, и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете (1 Кор. XI, 26). А словом: елижды (всякий раз) апостол отдал на волю (христианину, когда) приступать (к таинству евхаристии), и таким образом вовсе освободил его от наблюдения времен. Ведь пасха и четыредесятница не одно и то же; но иное  пасха, иное  четыредесятница. Четыредесятница в каждый год бывает однажды, а пасха (евхаристия) трижды в неделю, а иногда и четырежды,

Для чего же Христос совершил тогда (пасху)? Так как древняя пасха была образом будущей, а за образом надлежало следовать истине; то Христос, наперед показав тень, потом предложил на трапезе и истину. А с появлением истины, тень уже скрывается и делается неуместной. Итак, не представляй мне этого в возражение, а докажи, что Христос повелел делать это и нам. Я, напротив, докажу, что Он не только не повелел нам наблюдать дней (Моисеева закона), но и освободил нас от этой необходимости. Послушай, что говорит Павел; а когда назову Павла, разумею Христа, потому что Он движет душой Павла. Так что же говорит он? "Наблюдаете дни, месяцы, времена, и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас" (Гал. 4:10-11). И опять: "ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей, и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете" (1 Кор. 11:26). А словом: елижды (всякий раз) апостол отдал на волю (христианину, когда) приступать (к таинству евхаристии), и таким образом вовсе освободил его от наблюдения времен. Ведь пасха и четыредесятница не одно и то же; но иное - пасха, иное - четыредесятница. Четыредесятница в каждый год бывает однажды, а пасха (евхаристия) трижды в неделю, а иногда и четырежды, и даже столько раз, сколько мы захотим;

Для чего же Христос совершил тогда (пасху)? Так как древняя пасха была образом будущей, а за образом надлежало следовать истине; то Христос, наперед показав тень, потом предложил на трапезе и истину. А с появлением истины, тень уже скрывается и делается неуместною. Итак не представляй мне этого в возражение, а докажи, что Христос повелел делать это и нам. Я, напротив, докажу, что Он не только не повелел нам наблюдать дней (Моисеева закона), но и освободил нас от этой необходимости. Послушай, что говорит Павел; а когда назову Павла, разумею Христа, потому что Он движет душею Павла. Так что же говорит он? Дни сматряете и месяцы, и времена, и лета. Боюся от вас, еда како всуе трудихся в вас (Гал. IV, 10, 11). И опять: елижды бо аще ясте хлеб сей, и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете (1 Кор. XI, 26). А словом: елижды (всякий раз) апостол отдал на волю (христианину, когда) приступать (к таинству евхаристии), и таким образом вовсе освободил его от наблюдения времен. Ведь пасха и четыредесятница не одно и то же; но иное - пасха, иное - четыредесятница. Четыредесятница в каждый год бывает однажды, а пасха (евхаристия) трижды в неделю, а иногда и четырежды, и даже столько раз, сколько

Таким образом многое говорит в похвалу учеников, и во-первых, что они "они не от мира", потом, что сам Отец дал их, что они соблюли слово Его и что за это их ненавидят. А что Он говорит: "как и Я не от мира", – этим не смущайся. Слово: "как" не означает здесь совершенного сходства. Как в таком случае, когда говорится о Христе и об Отце, словом: "как" выражается полное равенство, по сродству Их естества, так и тогда, когда говорится о нас и о Христе, оно допускает великое различие, по причине великой и беспредельной разности между Его и нашим естеством. И если Христос "не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис.53:9), то как могут быть сравниваемы с Ним апостолы? Что же значат слова Его: "они не от мира"? Они имеют в виду другой (мир), – у них ничего нет общего с землею, – они сделались небесными гражданами. И этим также Он показывает Свою любовь, – так как хвалит их пред Отцом и поручает их Родившему. Сказав же: "соблюди их", Он сказал не только об избавлении их от опасностей, но и об утверждении в вере. Потому и прибавил: "освяти их истиною Твоею" (ст.17), – сделай святыми преподанием Св. Духа и

Таким образом многое говорит в похвалу учеников, и во-первых, что они "они не от мира", потом, что сам Отец дал их, что они соблюли слово Его и что за это их ненавидят. А что Он говорит: "как и Я не от мира", – этим не смущайся. Слово: "как" не означает здесь совершенного сходства. Как в таком случае, когда говорится о Христе и об Отце, словом: "как" выражается полное равенство, по сродству Их естества, так и тогда, когда говорится о нас и о Христе, оно допускает великое различие, по причине великой и беспредельной разности между Его и нашим естеством. И если Христос "не сделал греха, и не было лжи в устах Его" (Ис.53:9), то как могут быть сравниваемы с Ним апостолы? Что же значат слова Его: "они не от мира"? Они имеют в виду другой (мир), – у них ничего нет общего с землею, – они сделались небесными гражданами. И этим также Он показывает Свою любовь, – так как хвалит их пред Отцом и поручает их Родившему. Сказав же: "соблюди их", Он сказал не только об избавлении их от опасностей, но и об утверждении в вере. Потому и прибавил: "освяти их истиною Твоею" (ст.17), – сделай святыми преподанием Св. Духа и

Если б отъято было от них действие Духа, то погибли бы лики Ангелов, ниспали бы чиноначалия Архангелов, и все (множество духов) пришло бы в беспорядок: жизнь их уже не подчинялась бы никакому закону, никакому порядку, никакому правилу. Каким образом говорят Ангелы: слава в вышних Богу? — не иначе, как получив власть от Святого Духа, потому что никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым, и никтоже, Духом Божиим глаголяй, речет анафема Иисуса [769], что конечно сказали лукавые и враждебные духи, которых падение доказывает сказанное нами, что невидимые Силы имеют свое произволение, равно способное обращаться к добродетели и порокам» [770]. — «Веруем, что Небесные Силы, каждое существо, определяются местом. Ангел, который предстоял Корнилию, не предстоял в то же время Филиппу [771]; тот, кто говорил с Захариею близ олтаря [772], не находился в то же время на том стоянии, которое он занимал на небе. Но о Духе Святом мы веруем, что Он действовал в одно время, действовал и в Аввакуме, находившемся в Иудеи, и в Данииле, находившемся в Вавилоне, осенял и Иеремию в подземной темнице Иерусалима, и Иезекииля на реке Ховар в Халдее: яко Дух Господень исполни вселенную [773], и камо пойду от Духа и от лица Твоего камо

Прежде, нежели Он сделался человеком, господствовало зло, глубочайшая ночь покрывала все, везде были жертвенники и идольские капища, смрад, дым и потоки крови не только овец и волов, но и людей, — потому что приносили в жертву сыновей своих и дочерей своих бесам (Пс.105:37); и это делал такой народ, который имел пророков, получил закон, удостаивался созерцать Бога и был воспитан столь многими чудесами. Если же эти люди были таковы, то представь, в каком были состоянии прочие части вселенной, где люди были приводимы в неистовство бесами, предавались порокам, раболепствовали всем страстям, служили лесам, поклонялись камням, горам, холмам, лесистым долинам, деревьям, озерам, источникам и рекам. Но для чего говорить о прочих? И на основании пороков, господствовавших у иудеев, я могу судить о чрезмерности их у прочих народов. Это откормленные кони: каждый из них ржет на жену другого (Иер.5:8). Вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет (Ис.1:3). Все они немые псы, не могущие лаять (Ис.56:10). У тебя был лоб блудницы, ты отбросила стыд (Иер.3:3). Есть ли разумеющий или ищущий Бога. Все уклонились, все стали совершенно негодны (Пс.13:2,3). Еще другой говорит: плавильщик плавил напрасно, ибо злые не отделились (Иер.6:29). Еще иной: клятва и

Адам удостоен быть творением рук Божиих, вкушать райское наслаждение и принять первый закон, но (чтобы при уважении к прародителю не сказать чеголибо хульного) не соблюл заповеди. Василий же и принял и сохранил заповедь, от древа познания не потерпел вреда и, пройдя мимо пламенного меча (совершенно знаю) достиг рая. Енос начал первый призывать имя Господа (Быт. 4, 26). Но Василий и призвал, и другим проповедал, – что гораздо важнее призывания. Енох вознесен на небо, приняв это вознесение в награду за малое благочестие (потому что вера была еще в тени), и тем избежал опасностей последующей жизни. Но для Василия, совершенно испытанного в жизни совершенной, вся жизнь была вознесением. Ною поручены были ковчег и семена второго мира, доверенные маленькому дереву и спасенные от вод. Но Василий избежал потопа нечестия, сделал город свой ковчегом спасения, легко переплывающим пучину ересей, и восстановил из него целый мир. Велик Авраам, патриарх и жрец необычайной жертвы, который рожденного по обещанию приводит к Даровавшему, как готовую жертву, спешащую на заклание. Но не меньше жертва и Василия, который самого себя принес Богу и взамен не получил ничего равного такой жертве (да и могло ли что быть равным?), а потому и совершил жертвоприношение. Исаак был обещан еще до рождения. Но Василий

Так как первая жертва не оказывала действия, то приносилась вторая; а так как и эта не помогала, то третья; - таким образом это и служило обличением грехов. Итак, приношение жертв было обличением грехов, а непрестанное (приношение) обличением немощи. А в деле Христовом напротив: Он принес однажды, и этого довольно навсегда. И хорошо назвал (апостол жертвы) противообразными; действительно, они были только прообразом, но не имели силы, подобно как на картинах изображение имеет образ человека, но не имеет силы его. Подлинник и образ имеют нечто общее между собою; в образе есть сходство, но нет силы. Так точно в отношении неба и скинии: она была похожим на него образом, - так как была святою, - но сила и всё прочее у неё не те. Что значит: "явился для уничтожения греха жертвою Своею"? Что значит: "для уничтожения"? Т.е. посрамление; грех уже не имеет дерзновения, потому что он посрамлён. Каким образом? Он должен был достигнуть наказания (людей смертью), но не достиг, а сам потерпел насилие; когда хотел погубить всех, тогда сам был истреблён. "Жертвою Своею", - говорит, - "явился", т.е. явился к Богу и предстал перед Ним. Итак, не думай, что если священник приносил жертвы многократно каждый год, то делал это просто и не по

Так как первая жертва не оказывала действия, то приносилась вторая; а так как и эта не помогала, то третья; - таким образом это и служило обличением грехов. Итак, приношение жертв было обличением грехов, а непрестанное (приношение) обличением немощи. А в деле Христовом напротив: Он принес однажды, и этого довольно навсегда. И хорошо назвал (апостол жертвы) противообразными; действительно, они были только прообразом, но не имели силы, подобно как на картинах изображение имеет образ человека, но не имеет силы его. Подлинник и образ имеют нечто общее между собою; в образе есть сходство, но нет силы. Так точно в отношении неба и скинии: она была похожим на него образом, - так как была святою, - но сила и всё прочее у неё не те. Что значит: "явился для уничтожения греха жертвою Своею"? Что значит: "для уничтожения"? Т.е. посрамление; грех уже не имеет дерзновения, потому что он посрамлён. Каким образом? Он должен был достигнуть наказания (людей смертью), но не достиг, а сам потерпел насилие; когда хотел погубить всех, тогда сам был истреблён. "Жертвою Своею", - говорит, - "явился", т.е. явился к Богу и предстал перед Ним. Итак, не думай, что если священник приносил жертвы многократно каждый год, то делал это просто и не по

То, что это место воспринимало входящим одного только первосвященника, однажды в год, уже очищенного от грехов, предуказывало на неизреченное Ее чревоношение, принесшее Единого Безгрешного, Который однажды за все времена, одним жертвоприношением, весь истребил грех. То, что [Святое Святых] было недоступно для всех людей, кроме того, кто получил большее из всех освящение, обозначало, что Дева никогда ничего не носила в душе такого, что бы не было вполне свято. Потому и было это место так сильно почитаемо, что было предназначено восприять внутрь себя [Деву], ибо ни с какой другой стороны оно не заслуживало такого благоговения. Ведь из тех вещей, которые в нем находились, никакие не были настолько священны, чтобы самим по себе считаться неприкосновенными для большинства людей. В числе тех предметов была манна, которую всем можно было брать руками, вносить в дом и вкушать; там был посох, никак не более священный, чем священники, которые его носили и ради которых он [некогда] процвел. Ценнее всего были скрижали, содержавшие закон, мо и их все носили в руках. Что же иное так разительно изъяло это место [из общего употребления], если не [содержащиеся в нем] образы Пречистой, к Ней возводящие. Поэтому, быв неприступным для всех людей, [Святое Святых] оказалось открытым для вхождения Девы. Своим явлением Она

Эта поспешная забота людей о скорейшем прикрытии своей наготы весьма убедительно показывает, что они еще не сознавали того, что они совершили преступление, потому что иначе, конечно, у них явилась бы мысль не о том, что они – наги, а прежде всего мысль о том, что они – преступники, и значит – прежде всего они устыдились бы не наготы своей, а своего греховного обольщения, – того именно, что они так легковерно поддались грубому обману и так легкомысленно нарушили Божию заповедь. Но библейская история ясно и положительно говорит, что сначала они устыдились только своей наготы. Стало быть, это чувство стыда хотя и появилось у них в несомненной зависимости от совершенного ими преступления, однако все-таки до сознания ими своей преступности; так что его появление нужно рассматривать не как первое следствие грехопадения, а как прямое продолжение того самого греховного процесса, который только что пред этим выразился нарушением Божией заповеди. Опираясь на очень ясную, хотя и сложную, психологию этого процесса, мы можем считать за несомненное, что после того, как люди поели плодов запрещенного дерева, они естественно стали ожидать для себя какого-то особого чудесного прозрения, и это наивное ожидание естественно позволило им заранее услаждать себя блаженством божеского ведения. Очень понятно, что в таком приподнятом настроении они

Он не мог превозне­стись явлением ему Ангела и обетованием блаженства, потому что при этом обнаружен ему его недостаток и объявлено о спасении пред самою смертью, как о даре, дарованном единственно милостью Божией. Только со­вершеннейшим христианам, преимущественно из ино­ков, сподобившимся прозреть душевными очами, был открыт мир духов; но таких христиан и в самые цвету­щие времена иночества было очень мало, по свидетельству преподобного Макария Великого (Беседа 8, гл. 6). Свойство всех видений, посылаемых Богом, замечает святой Иоанн Лествичник, заключается в том, что они приносят душе смирение и умиление, исполняют ее стра­ха Божия, сознания своих греховности и ничтожества. Напротив того, видения, в которые мы вторгаемся произвольно, в противность воле Божией, вводят нас в высокоумие, в самомнение, доставляют радость, кото­рая не что иное, как непонимаемое нами удовлетворе­ние наших тщеславия и самомнения (Лествица, Слово 3. О сониях). Демоны, являясь наиболее в виде Ангелов, стараются польстить челове­ку похвалою, потешить его любопытство и тще­славие; затем они удобно ввергают его в самообольще­ние и наносят ему сильнейший, более или менее яв­ный, душевный вред.

То, что это место воспринимало входящим одного только первосвященника, однажды в год, уже очищенного от грехов, предуказывало на неизреченное Ее чревоношение, принесшее Единого Безгрешного, Который однажды за все времена, одним жертвоприношением, весь истребил грех. То, что [Святое Святых] было недоступно для всех людей, кроме того, кто получил большее из всех освящение, обозначало, что Дева никогда ничего не носила в душе такого, что бы не было вполне свято. Потому и было это место так сильно почитаемо, что было предназначено восприять внутрь себя [Деву], ибо ни с какой другой стороны оно не заслуживало такого благоговения. Ведь из тех вещей, которые в нем находились, никакие не были настолько священны, чтобы самим по себе считаться неприкосновенными для большинства людей. В числе тех предметов была манна, которую всем можно было брать руками, вносить в дом и вкушать; там был посох, никак не более священный, чем священники, которые его носили и ради которых он [некогда] процвел. Ценнее всего были скрижали, содержавшие закон, мо и их все носили в руках. Что же иное так разительно изъяло это место [из общего употребления], если не [содержащиеся в нем] образы Пречистой, к Ней возводящие. Поэтому, быв неприступным для всех людей, [Святое Святых] оказалось открытым для вхождения Девы. Своим явлением Она

Но должен сознаться, что логика не имела для меня никогда никакого значения и ничему меня не учила. Мои пути познания всегда были иные. Мою мысль трудно по-модному объяснить сведением счетов с самим собой, борьбой со своим бессознательным, она скорее была борьбой с врагом. Но мою любовь к метафизике, характерную для всего моего существования, можно объяснить моим коренным и изначальным отталкиванием от обыденности, от принуждающей меня эмпирической действительности. Моя философская мысль была борьбой за освобождение, и я всегда верил в освобождающий характер философского познания. В этом я не сходился с моим другом Л. Шестовым. Философия была для меня также борьбой с конечностью во имя бесконечности. Я всегда чувствовал себя скорее разбойником, чем пастухом (терминология Ницше). Я много раз пытался понять и осмыслить процесс своего мышления и познания, хотя я не принадлежу к людям рефлексии над собой. Я всегда сознавал слабые стороны своего мышления. У меня малая способность к анализу и к дискурсивному развитию своей мысли. Мысль моя протекала не как отвлечение от конкретного и не подчинялась законам дискурсии. Я стремился не к достижению всеобщего по своему значению, а к погружению в конкретное, к узрению в нем смысла и универсальности. Это значит, что мысль моя интуитивна и синтетична. Я в частном и конкретном узревал

Он не мог превознестись явлением ему Ангела и обетованием блаженства, потому что при этом обнаружен ему его недостаток и объявлено о спасении пред самою смертию, как о даре, дарованном единственно милостию Божиею. Только совершеннейшим христианам, преимущественно из иноков, {стр. 20} сподобившимся прозреть душевными очами, был открыт мир духов: но таких христиан и в самые цветущие времена иночества было очень мало, по свидетельству преподобного Макария Великого [46]. Свойство всех видений, посылаемых Богом, замечает святой Иоанн Лествичник, заключается в том, что они приносят душе смирение и умиление, исполняют ее страха Божия, сознания своих греховности и ничтожества. Напротив того, видения, в которые мы вторгаемся произвольно, в противность воле Божией, вводят нас в высокоумие, в самомнение, доставляют радость, которая не что иное, как не понимаемое нами удовлетворение наших тщеславия и самомнения [47]. Демоны, являясь наиболее в виде Ангелов, стараются польстить человеку похвалою, потешить его любопытство и тщеславие; затем они удобно ввергают его в самообольщение и наносят ему сильнейший, более или менее явный, душевный вред.

Он не мог превознестись явлением ему Ангела и обетованием блаженства, потому что при этом обнаружен ему его недостаток и объявлено о спасении пред самою смертию, как о даре, дарованном единственно милостью Божиею. Только совершеннейшим христианам, преимущественно из иноков, сподобившимся прозреть душевными очами, был открыт мир духов; но таких христиан и в самые цветущие времена иночества было очень мало, по свидетельству преподобного Макария Великого47. Свойство всех видений, посылаемых Богом, замечает святой Иоанн Лествичник, заключается в том, что они приносят душ смирение и умиление, исполняют ее страха Божия, сознания своих греховности и ничтожества. Напротив того, видения, в которые мы вторгаемся произвольно, в противность воле Божией, вводят нас в высокоумие, в самомнение, доставляют радость, которая не что иное, как не понимаемое нами удовлетворение наших тщеславия и самомнения48. Демоны, являясь наиболее в виде Ангелов, стараются польстить человеку похвалою, потешить его любопытство и тщеславие; затем они удобно ввергают его в самообольщениe и наносят ему сильнейший, более или менее явный, душевный вред.

Ряд подобных явлений вскрывал бы собою какие-то темные соотношения между человеком и миром, вовсе не вытекающие из его воли, но, напротив, определяющие эту волю, и в самом корне разрушил бы доктрину, по которой ощущение удовольствия есть средство оценки всего и природа есть лишь арена, где ищутся эти удовольствия, а жизнь человека - самое их искание: это искание было бы secundum (вторичное, лат.), влекомое, но не primum (первичное, лат.), влекущее; нечто хорошо было бы не потому, что желается, но желается потому, что хорошо. В силу чего оно хорошо? Этот вопрос открывал бы мир изучения, совершенно выходящего из сферы идеи счастья как верховного начала человеческой деятельности. 7. Роды и виды хорошего и дурного, сливаясь в его количестве исчезают. И в самом деле, сферы нравственного, эстетического, религиозного и пр. все различались между собой по особой природе влечения, какое испытывал к ним человек; и так как сила влечения и его продолжительность суть единственное, что служит средством различать влекущее с точки зрения идеи счастья как верховного начала человеческой жизни, - то с этой точки зрения нет более основы для различения красоты от долга, их обоих от справедливости и пр. Они одинаково влекут, но не suo modo (каждое по своему, лат.) каждое, a pan modo