Герой на колокольне: Жизнь, смерть и немного панкейков

Каждое утро, в тот самый миг, когда первый яркий луч солнца пересекает горизонт, Александр уже выпрямляется во весь рост на ветхой колокольне. Вокруг него простирается сцена, словно из сказки: пылающий рассвет, нежная пелена тумана и торжественный хор птиц. И все же внутри разыгрывается озорная драма: он признаёт власть Смерти, но уговаривает её держаться подальше — хотя бы сегодня.

Он пытается уйти в глубокую медитацию и встретить неизбежный финал с распростёртыми объятиями. Но едва сделав пару вдохов, беспокойный голос в его сознании вдруг объявляет о себе — шепчет о парашютах, приключениях на больших высотах и маняще благоухающем аромате жарящихся панкейков — разбивая каждую мечту о безмятежном просветлении. Заглядывая в треснувшее зеркало, Александр видит сначала ловкого лягушку-акробата, затем отважного героя с билетом в один конец, чтобы потом обнаружить — ему бесстрастно смотрит в ответ сама Вселенная.

Везёт, что рядом с ним Эмили, с сочувствием и ироничной усмешкой наблюдающая за его душевными акробатическими этюдами: «В поисках смысла жизни? Тогда выбирай цель и держись, как голодный енот не отпускает мусорный бак!» В один из вечеров она признаётся, что и сама боится высоты, но считает ещё страшнее позволить страху мешать настоящей жизни. Вдохновлённый её поддержкой, Александр решает отбросить мысли о своем роковом конце, ныряя в новые начинания. Он начинает планировать восхождение в горы с Эмили — по вечерам они будут записывать свои заметки и, может быть, составят сборник рассказов о путешествии. Между делом он работает над набросками философских размышлений, а когда становится совсем тоскливо, забирается на шаткий кухонный табурет и заявляет пустой комнате: «Смерть, я тебя признаю, но у меня график под завязку!» Соседи заливаются смехом, уверенные, что он спятил, но их скептично-весёлый отклик лишь укрепляет его решимость двигаться дальше.

Наконец, снова взобравшись на колокольню под полуденным солнцем, Александр чувствует: жизнь — это ослепительный спектакль; он подчиняется своей последней роли, хотя и пытается выторговать у времени ещё один акт. Слёзы поблёскивают в уголках глаз — то ли от яркого света, то ли от бесконечной борьбы — и в этот момент его осеняет: «Да, смерть — часть большого представления. Но кто может запретить мне оставаться в центре сцены до самого конца?» Он уже представляет, как собирает рюкзак, обсуждает предстоящий поход с Эмили и, возможно, заканчивает свою первую рукопись, — всё ради того, чтобы каждое утро просыпаться с несокрушимой уверенностью, что шоу продолжается.

С этими мыслями он спускается вниз. Внутри по-прежнему бушуют противоречивые чувства, но теперь он понимает: по-настоящему жить — значит отважно встречать риск, принять неизбежный финал и приветствовать его сценической улыбкой. Пусть гром оваций пока далёк, он полон решимости сыграть свою роль так, чтобы в нужный миг весь зал поднялся ему аплодировать.