Поэтические формулы: Как темнота объединила стих и науку

В модном городке стоит яркое кафе «Годзилла Капучино», где разгорелась неожиданная схватка: поэты и инженеры никак не могут найти общий язык. Стоит поэтам заметить алый закат — тут же раздаются мечтательные вздохи: «Ах!» и «Ох!», будто бы их поразило чудо. Инженеры же, не теряя времени, выхватывают калькуляторы и вычисляют углы солнечных лучей при помощи логарифмов — словно не замечая, что удачная рифма может быть не менее изумительной, чем формула.

Вдруг в центре внимания оказался Эфраим Крейн — фантазер, неуклюжий, но решительный в своем стремлении сблизить эти противоположности. С детства он был уверен, что хорошая рифма, сдобрённая аккуратным логарифмом, способна зажечь нечто большее, чем каждый в отдельности. «Таланты пышно расцветают, когда сталкиваются противоположности», — любил повторять он. Его проект «Уикенд с счастливым концом» был так богато украшен, что даже мой кот чихнул трижды, едва увидев приглашение. Толстыми буквами на нем значилось: «Мы разобьем кандалы непонимания и поднимем Ромео и микрочипы на совершенно иной уровень!»

В канун торжества Эфраима охватило тревожное беспокойство: что, если все по углам забьются, поглядывая друг на друга исподлобья? Чтобы разрядить обстановку, он прибегнул к проверенному методу — шуткам «тук-тук». Поэты поморщились: слишком банально. Инженеры же взялись оптимизировать структуру шуток. Не помогло ничуть.

Тогда Эфраим достал свой козырь: поднос с горой шоколадных кексов, надеясь, что их сладость растопит даже самые упорные сердца. Но поэты тут же сочинили печальные оды о потерянных чувствах, а инженеры, уткнувшись в калькуляторы, скрупулезно подсчитали каждую калорию. Вместо объединения раздоры только ожесточились, и по залу поползли слухи о необходимости построить вокруг города новые заборы — чтобы отделить лирику от чисел на безопасное расстояние.

Когда страсти достигли предела, Эфраим распахнул двери так резко, что дряхлый стул жалобно скрипнул и отполз в сторону — говорили, будто он больше не мог выносить очередную ссору. В трагическом порыве Эфраим провозгласил смену агрегатного состояния и закружил в странном вальсе, вертясь, как юла из учебного физического набора. В наступившей тишине автоматический выключатель, будто лично оскорблённый всей этой суетой, решил: «Хватит!» — и немедленно погрузил зал в темноту.

В кромешной тьме кто-то опрокинул табурет, жалобно возмущавшийся тем, что его снова свалили. Неподалёку вспыхнула маленькая спичка, осветив абсурдно-забавную сцену: поэты застыли на полувздохе, инженеры — с кексами в полуоткрытых руках. И вдруг в этой картине появилось что-то трогательное: словно хрупкая искра соединила всех вместе. При её слабом свете каждый ощутил себя частью одного, необыкновенного сообщества, и прошлые распри, формулы и рифмы на мгновение были забыты.

В застенчивом мерцании спички и каждом осторожном шаге во тьме все поняли: когда вдруг оказываешься в растерянности не один, различия уже не так важны. Поэты перестали требовать особого трепета к своим метафорам, а инженеры — необходимости измерять всё слайдерами. По городку поплыл негромкий смех, к которому вплелся тихий звук шагов, — лёгкий, невидимый танец.

К утру, когда вновь вернулся свет, каждый увидел: волшебная искра взаимопонимания уже загорелась. Поэты, переполненные уважением, поклонились инженерам, а те ответили приветливым прищуром. Никто не вывел идеальной формулы дружбы, но все открыли для себя простую истину: стоит затеряться в темноте и забыть о собственных амбициях — и тут же становится возможным увидеть друг друга по-настоящему.

Эфраим Крейн понял: его риск был не напрасен. Попытка соединить рифму и логарифм увенчалась успехом не благодаря волшебству или мифической книге из двухсот рифм, а потому что у людей есть удивительный дар находить гармонию даже в самых неподходящих обстоятельствах. В эти краткие моменты — между строками, в отблеске формулы, в комической пляске — и рождается чудо, если осмелишься оставить привычный свет хотя бы на миг.