Так отдал благословенный Сервий общий долг вместе с Андреем. Иоанн остался наследником и преемником во внутреннем строении. Павел же над внешним управлением. Когда Иоанн умер, Павел стал управлять внутренним строением, а над внешним управлением поставил некоего именем Симеон. По смерти Павла остался Симеон над внутренним, а над внешними делами - Илларион; после смерти Симеона остался строителем Илларион, а над внешними делами - Паисий. По смерти Паисия сделался строителем один злонравный, начал делать послабления, отступил от заветов Сервия и впал в беззакония.

Погибель же его была сия: малодушие, суетное попечение, любостяжание, сокровиществование, сребролюбие. Несчастный оставил спасительный путь общежительной жизни и стал возделывать сребролюбие, т. е. отступил от заповеди неимения денег и, быв игуменом, стал копить их. Отбросил смирение, которое было в скиту, и развил дерзость. Отъял кротость и восстановил гневливость. Все, что только было доброго в скиту, он погубил, а на месте сего развил противоположное злое.

Глава 16: Картина последовательного развращения скита Сервия

По смерти того недостойного игумена стал игуменом другой, начавший делать еще большие отступления от монашеской жизни; скитяне до такой степени уклонились в погибель, что, наконец, сделались самоглавными, т. е. без игумена, сами собой начали управляться. Ибо после смерти этого второго игумена не поставили больше никого игуменом, остались самочинными; если один тащил в гору, другой тащил - под гору. Один выразился так: «Устав Сервия есть душеспасительный, поэтому мы признаем только то, что есть в этом уставе, и больше ничего». Согласились все на том, чтобы покоряться уставу Сервия. Однако единодушие это в них было не божественное, а сатанинское; они лишь тогда прибегали к уставу Сервия, когда хотели кому сотворить зло и найти придирку, что он преступил устав скита. Но кто же именно преступал сей устав на самом деле? Никто, как только все должностные. Тайно преступали, а явно благоговели. Так как должностные были противниками устава Сервия, то и не желали ставить игумена. Причина была та, чтобы свободнее делать злые похотения свои; ради того говорили, что у нас игуменом - устав Сервия, ему мы и покоряемся. Да, покоряетесь, но только тогда, когда это вам на руку; когда устав был им не на руку, они и слышать об уставе не хотели, как ткачи, т. е. на основе устава ткали какие угодно узоры. Устав скитский говорил, чтобы никто не выходил наружу во время богослужения, но должностные духовники и прочие проэстосы выходили, да еще как выходили! Предпочитали стоять всю ночь вне богослужения, снаружи церкви, чтобы исполнять злые дела свои, чем быть внутри и слушать последование. Младшие же боялись выходить наружу во время богослужения, чтобы должностные не покарали их по уставу скита.

Был у одного брата некий знакомый, упрашивавший брата прийти в селение. Брат, узнав, что просят его прийти в селение, решился не ходить, потому что устав запрещал, и послал письмо, что не придет. Был же некий другой брат, который намеревался идти в селение по окончании богослужения, т. е. утрени. Первый, услыхав, что сей идет в село, вывел его из церкви во время службы и спросил, когда пойдет он в село? Брат говорит: «Как только окончится служба, немедленно пойду». Тот говорит ему: «Если пойдешь, то скажи такому-то, что я не приду, хотя и просит он, ибо я не свободен». Должностные увидали, что они разговаривают снаружи, вне богослужения, сейчас же подозвали их и говорят им: «Как посмели вы, несчастные, разговаривать снаружи во время службы?» Брат говорит: «Простите мне, отцы, необходимость была нам; ради этого мы разговаривали». Говорят тщеславные: «Не могли вы разве потерпеть до отпуста церковного, и тогда разговаривать? Как осмелились вы преступить устав скита»? Брат говорит: «Тем ли преступили мы его, что вышли сказать нужное слово? Вы всю ночь собеседуете между собою о суетных и ложных, не применяя к себе устава, а теперь во мне нашли вину, чтобы применить к действию устав скита». Тщеславные, услыхав, что так разговаривает он с ними по правде Божией, сейчас же сотворили ему зло, изгнав его из скита. Так они и всегда делали, т. е. прибегали к уставу, чтобы творить злые свои пожелания.

Исполняя свое зло, они преисполнили (меру долготерпения Божия); тогда сбылась над ними клятва Сервия, и обитель подпала вражескому нашествию. Начали должностные скита попирать устав. Чин скита был разорен, как только стали приниматься молодые и были допущены женщины в скит. Один говорит: «Это сестра моя», другой - «Тетка моя», третий - «Крестная моя» и т. д.; вследствие таких отговорок скит никогда не освобождался от женщин; начали принимать и безбрадых. Пришел один юный, проэстос (первый скита) принял его в свои послушники, и тот служил ему. Юноша был столь красив, что превосходил красотою самую красивую девицу Крита; давал такой соблазн скиту, что все братия осквернились и начали говорить о необходимости его изгнания. Но проэстос о сем и слышать не хотел; когда он услыхал, что честь устава требует удалить юношу, то возмутился, весьма разгневался и сказал: «Какое мне дело до устава? Такого устава я не признаю!» В скиту образовалось две партии. Одна, презирая устав Сервия, столь уклонилась, что стала есть мясо, другая же так постилась, что воздерживалась и от масла. Погибель есть скат, по которому всякому легко сбежать в пропасть; посему стали и другие уклоняться в погибель (т. е. из числа добродетельных постников); осталось лишь немного избранных, державших устав Сервия, их в насмешку называли: «уставщики», а «уставщики» называли тех «скоромники» (ибо они разрешали себе есть мясо). Державших устав осталось весьма мало, как говорится: много званных, но мало избранных; те же, которые ели мясо, умножались в числе; осталось благословенных «уставщиков» всего семь келлий, а других («тщеславных» или «скоромников») было шестьдесят три келлии. Итак (из семидесяти) только семь продолжали держать устав. Глава 17: Истребление развратившихся скитян нашествием неприятеля В одной из этих семи келлий был один послушник, именем Акакий; согласно имени своему он был незлобив. Но, будучи незлобивым, он был обманщиком старца своего, тайно нарушал его заветы: на глазах старца являл любовь к нему, а втайне сообщался с другими (т. е. «скоромниками»). Однако старец продолжал пещись о спасении сего послушника, не ведая его внутренней нечистоты. На глазах он постился, а втайне скоромничал и ел мясо; совместно с ядением мяса возделывал и другие злые дела вместе со скоромниками, скоромники же не остановились на одном нарушении устава Сервия, но начали и догматы соборов отрицать, говоря: «Почему так и почему так? Для чего пост? Бог человека благословил все есть, дабы тем человек славил Бога. А, когда человек постится, как он может славословить Бога?» Да, истину вы говорите, что Бог все сделал ради человека, но ты, человече, держишь ли заповеди, которые дал тебе Бог? Если бы человек нерушимо удержал заповедь Божию, то, несомненно, ел бы всегда блага земли, но так как преступил он заповедь Божию, то и низвесился над ним за это меч обоюдоострый (т. е. всегда угрожающая опасность погибнуть от всевозможных страстей, получивших доступ к душе нашей, почему и сделался для человека необходимым пост). Так, за нарушение заветов Сервия на сих скитян ниспал губительный меч. Они говорили, что и женщину дал Бог, стали уклоняться к женщинам, допустили молодых, с ними творили злые свои похотения, оскверняя ангельскую схиму вместе с жизнию монашеской. Бог, видя, что они так осквернились, не каются и впадают еще в горшее беззаконие, послал ангела сатанина со всем войском, искоренять те бесплодные лозы из скита Сервия. И вот как эти лозы были искоренены. В скиту был такой обычай: когда приходили поклонники, звонили в колокола, и все отцы собирались для встречи поклонников; прежде, когда держали устав Сервия, денег от поклонников не принимали, но только встречали их с ясными лицами и затем опять провожали со светлыми взорами и братской радостию. Когда же устав Сервия отвергли, стали принимать от поклонников злато и сребро, под предлогом якобы удовлетворить нужды скита. Да, нуждались они в деньгах на расходы, но на какие? Нуждались для злых прихотей своих. Чтобы возделывать этими деньгами злые свои похотения и расходовать их на досаждения (сутяжничество).