15. Современная жрица Изиды

В данной работе много говорилось о теософии, но почти ничего не говорилось о ее основательнице. В последней главе хотелось бы привести небольшую подборку цитат из книги Вс.С.Соловьева «Современная жрица Изиды»189. Будучи современником Е.П. Блаватской, близко общавшимся с ней, Соловьев в своей работе сумел талантливо передать как атмосферу, в которой жила Е.П. Блаватская, так и многие черты характера этого человека. Обратимся к его воспоминаниям: «…(с) их (феноменов – В.П.) помощью Е. П. Блаватская создала свое теософическое общество, в их всеоружии она явилась в 1884 году в Европу для насаждения своего учения, ими она сделала себе рекламу и собрала вокруг себя людей, желавших их видеть с той или иной целью. Только эти феномены заинтересовали и привели к знакомству с нею таких людей, как Крукс, Фламмарион, Шарль Рише и английские ученые, учредители Лондонского общества для психических исследований.

Эти феномены, к сожалению, неразрывно связаны как с нею самой, так и с ее теософическим обществом… . В них могла быть ее истинная сила и оказалась ее слабость. Из-за них она погубила нравственно и себя, и многих, из-за них терзалась, бесновалась, убивала в себе душу и сердце, превращалась в фурию…190»191; «А вы сами остались христианкой? – спросил я (Соловьев – В.П.). Нет, я никогда и не была ею, — ответила Блаватская, – до моего перерождения, до тех пор, пока я не стала совсем, совсем новым существом, я и не думала о какой-либо религии... Затем я должна была торжественно принять буддизм, перешла в него со всякими их обрядами. Я нисколько не скрываю этого и не придаю этому большого значения — все это внешность... в сущности я такая же буддистка, как и христианка, как и магометанка»192.

Мнение Вс.С.Соловьева о книге Е.П. Блаватской «Разоблаченная Изида»: «Ее "Изида" – это огромный мешок, в который, без разбору и системы, свалены самые разнородные вещи. Есть в ней, бесспорно, интересное и серьезное, добытое как старыми, так и сравнительно новыми авторами, есть несколько остроумных замечаний и выводов и самой Блаватской: но вместе с тем и всякого вздору, ни на что не пригодного, — сколько угодно. Для того чтобы сделать такой вывод об "Изиде", вовсе даже не надо в течение трех лет изучать мистическую и оккультическую литературу, ежедневно принимая эту пряную пищу в аллопатических приемах, — для этого достаточно прочесть хотя бы Элифаса Леви, Сент-Ива, Франка, Венсана, Герреса и других, достаточно быть в курсе новейших исследований по гипнотизму и близким к нему предметам. Да, вряд ли мудрецы Тибета принимали участие в литературной деятельности "madam" – по крайней мере, они не могли подсказать ей иной раз самых простых вещей. Вот маленький образчик этого – письмо из Эль-берфельда, в начале осени 1884 года.

«Всеволод Сергеич, милый, найдите мне, Бога ради, по-русски перевод термина generation spontanee (фр. самозарождение) – ну, как это по-русски, "мгновенное зарождение" что ли? Чорт бы побрал ученых, которые выдумывают слова, а в диксионерах (Словарях) их нет. Прошу вас, найдите и сейчас же, немедля, дайте знать, мне нужно для моей Катковской статьи, которая, наконец, кончается. Спасите, родной... ваша Е. Блаватская»; Чего было бы проще поднять руку, позвонить серебряным колокольчиком, вызвать из Тибета всезнающего махатму или его челу193 – и спросить!...»194; «…Будучи в высшей степени порывистой, несдержанной и в иные минуты, до крайности наивной, Блаватская могла "до конца" отуманить только людей, еще более наивных чем она, еще более несообразительных. Главная же ее сила и условие ее успехов заключались в необычайном ее цинизме и презрении к людям, которое она скрывала весьма удачно, но которое все же иной раз прорывалось неудержимо. "Чем проще, глупее и грубее феномен, – признавалась она мне впоследствии, — тем он вернее удается. Громадное большинство людей, считающих себя и считающихся умными, глупы непроходимо. Если бы знали вы, какие львы и орлы, во всех странах света, под мою свистульку превращались в ослов – стоило мне засвистеть, послушно хлопали мне в такт огромными ушами!...»195; «…Но программа моя (Е.П. Блаватской. – В.П.)), если вы (Вс.С. Соловьев. – В.П.) одобрите, такая: пусть люди слышат о нас как можно более таинственного, но и неопределенного. Пусть теперь мы, теософы, будем окружены такой таинственностью, что сам чорт ничего через очки даже не увидит. А для этого нам нужно писать, писать и писать. Ну, до свиданья. … Ваша на век Е. Блаватская»196; ««…Поймите, что я схожу с ума, и сжальтесь над бедной вдовой...». Блаватская издавна выдавала себя за вдову, даже печатно. Между тем ее муж, с которым она никогда не разводилась, отставной действительный статский советник Н.В. Блаватский. несмотря на свои весьма преклонные лета, до сих пор здравствует и живет в своем хуторе. Я знаю об этом от его близких родственников»197; ««…около восьми лет тому назад я натурализовалась и сделалась гражданкой Северо-Американских Соединенных Штатов, вследствие чего потеряла все права на ежегодную пенсию в 5000 рублей, которая принадлежит мне, как вдове высшего русского сановника…». Что скажет скромный и почтенный, поныне здравствующий старец Н. В. Блаватский, когда узнает, что он «высший русский сановник» и что его вдова, при его жизни, должна была получать целых 5000 рублей ежегодной пенсии!.. Какая ирония судьбы! Елена Петровна, будучи еше почти ребенком, вышла замуж за пожилого чиновника, наперекор своим родным; после бурной, почти невероятной жизни она умерла шестидесяти лет, а он, хоть она и давным-давно выдавала себя за вдову, пережил ее»» 198; «Вторая часть "Отчета" м-ра Годжсона составляет весьма интересное дополнение к первой части и заключает в себе, так сказать, окончательные, несомненные доказательства обманов, производившихся Е. П. Блаватской. На первом месте является подробнейшая и тщательнейшая экспертиза (с приложением факсимиле) писем Блаватской и Кут-Хуми, наглядно и неоспоримо устанавливающая факт, уже достаточно понятный читателям, а именно, что представленные Куломбами письма, содержание которых приводится в первой части "Отчета", суть письма подлинные, написанные весьма характерным почерком Е. П. Блаватской, со всеми неподражаемыми оттенками ее своеобразного слога, и заключающие в себе указания на действительно бывшие обстоятельства и события, что, как видели читатели из первой части "Отчета", добросовестно расследовано Годжсоном. Относительно писем за подписью махатмы Кут-Хуми экспертиза пришла к заключению, что большинство этих писем написано также Е. П. Блаватской. Те же из них, которых она, по обстоятельствам, не могла сама написать, оказываются произведениями ее пособника, индуса Дамодара. Очевидно, Блаватская и Дамодар выработали вместе "условный почерк Кут-Хуми"; но все же этот почерк, однообразный в общем своем характере, являет в некоторых письмах значительную разницу и особенности, свойственные почерку Дамодара…199»200; «В мае 1884 года английское общество занимающееся изучением психических явлений, исследовало так называемые феномены госпожи Е.П. Блаватской, вот к каким выводам эксперт этого общества пришел: «Во второй части "Отчета"…, помещено личное заключение Годжсона относительно вообще всего им исследованного. Он останавливается на следующих четырех утверждениях: 1) Главные свидетели существования махатм – Блаватская, Дамодар, Бавани Шанкар, Баваджи — сделали заведомо ложные показания по другим обстоятельствам этого дела, а потому на слова их и уверения никак нельзя полагаться. 2) Экспертиза почерков доказывает, что Кут-Хуми и Мориа – лица вымышленные, не существующие на самом деле. 3) Ни один из феноменов, известных Годжсону, не может почесться серьезным, и свидетели их постоянно путали, а в некоторых случаях, очевидно, намеренно лгали в своих показаниях. 4) Не было ровно никаких подтверждений "чудес"; напротив того — известные Годжсону и проверенные им факты только доказывали обманы»»201; «Прихожу утром. За громадным письменным столом сидит Елена Петровна в своем кресле, необыкновенном по размерам и присланном ей в подарок Гебгардом из Эльберфельда. У противоположного конца стола стоит крохотный Баваджи с растерянным взглядом потускневших глаз. На меня он решительно не в состоянии взглянуть – и это, конечно, от меня не ускользает. Перед Баваджи на столе разбросано несколько листов чистой бумаги. Этого прежде никогда не бывало — и я становлюсь внимательнее. У Баваджи в руке большой толстый карандаш. Я начинаю кое-что соображать. – Ну, посмотрите на этого несчастного! – сразу обращается ко мне Елена Петровна. – Ведь на нем лица нет... Он доводит меня до последнего! Воображает, что здесь, в Европе, можно вести такой же режим, как в Индии. Он там, кроме молока и меду, ничего не ел — и тут то же делает. Я говорю, что если он так будет продолжать, то умрет, а он и слушать не хочет. И то уже сегодня ночью был припадок...