Ответ. Это, конечно, просто лукавство бесовское: Господь милостив - можно и блуд сотворить. Но Господь не единственно милостив, Он еще есть и Праведный Судия, и Он может наказать не только в будущей, но и в этой жизни. И наказать так жестоко, что если это не пойдет на пользу тебе самому, то по крайней мере тем, кто тебя окружает. Отнюдь не нужно видеть в Боге одну лишь любовь, в Нем нужно видеть и справедливость, причем справедливость неумолимую. Поэтому такое лицемерное, лукавое отношение к милосердию Божию может окончиться весьма и весьма печально. И еще, если Бог так милосерд, что Он все грехи прощает, то кто тогда будет в аду? Все кто угодно, но только не я? Именно мне Бог все простит, а П. - нет. А почему? - А так, не простит и все... потому что у него на лице явный отпечаток гордости, а мне простит. Почему Он мне простит? - Потому что это я, я ведь себя люблю и все себе извиняю, значит, и Бог должен отпустить мне все грехи. А почему я обязан П. все прощать? Раз я ему не прощаю, то и Бог тоже не должен прощать. Вот какая у нас получается логика: Бог должен нас помиловать по той причине, что мы сами себя милуем. Иначе говоря, выходит, что "Бог - это я, Бог должен судить так, как я хочу".

Вопрос. Можно ли считать постом установленный в монастыре режим питания, а также исключение из рациона определенных видов пищи?

Ответ. У каждого имеется свое благословение. Одним благословлено есть десять раз в день, и им кажется, что этого мало, им нужно говорить: "Ты одиннадцать раз в день не кушай - это будет уже чрезмерно". Другой питается один раз в день, и ему этого много, ему надо и в этот один раз есть поменьше, потому что он так наестся, что лучше бы он кушал десять раз в день. Вот А. сейчас рассказал о следующем "разумном" подходе: есть так, как будто делаешь это последний раз в жизни. Установленный порядок питания, конечно, является общепринятым, но нельзя всех "стричь под одну гребенку". Один по немощи, по болезни нуждается в ослаблении установленного порядка, другому, наоборот, требуется воздержание более строгое. Иначе все это было бы слишком просто. Один - богатырь и тому, вероятно, надо есть раз в день или через день, а другому по немощи необходимо поддерживать свои силы несколько раз в день. Поэтому нельзя всех уравнять.

Вопрос. Совсем недавно я заметил, что менее смешлив, чем другие. Даже удивляюсь иногда, что люди смеются над какими-то вещами, хотя это не смешно. И в то же время я очень склонен к унынию. Может ли быть между двумя этими явлениями взаимосвязь?

Ответ. Я думаю, что не нужно в борьбе с унынием стремиться к смешливости. Если ты серьезный человек, у тебя есть некоторая серьезность, то это прекрасно, храни, удерживай это. Но с унынием нужно бороться в основном не при помощи смеха, смех - это, так сказать, маленькая хитрость, можно обойтись без него. И даже святитель Игнатий считал, что вовсе нельзя его допускать, но другие подвижники относились к этому более снисходительно, скажем Амвросий Оптинский, который и сам любил пошутить, даже писал шутливые стихи в народном стиле - двустишия или четверостишия. Однако лучше, конечно, быть серьезным. С унынием нужно бороться не при помощи шуток, а в основном, как я говорил, молитвой и памятью смертной, воспоминанием смерти.

А есть ли между этими явлениями взаимосвязь, сказать трудно. Скорее всего, никакой взаимосвязи здесь нет.

Вопрос. В одной телепередаче деревенский человек рассказывал, что он сделал себе гроб и время от времени в него ложился, а когда закрывал над собой крышку - такие мир и тишина нисходили на его душу, что "вам и представить невозможно", как он сказал. Может ли такое быть, правда ли это?

Ответ. Я не знаю, в каком состоянии находился тот человек. Возможно, он был прельщеный или ни во что не верил, только в гроб один. Мало ли встречается странных людей? Если же это действительно был человек высокодуховной жизни, имевший настоящее смирение, то могло быть и такое. В этом ничего плохого нет. У меня есть одна знакомая - благочестивая пожилая женщина, ей восемьдесят или восемьдесят один год, мирянка. Она уже много лет (я знаком с ней, наверно, лет двадцать), по крайней мере с того времени, как я ее знаю, держит у себя на чердаке (живет она в частном доме) доски для гроба, уже выстоявшиеся, хорошие, но, правда, гроб еще не сделан. Она держит их просто для того, чтобы было какое-то воспоминание. Вероятно, она эти доски месяцами не видит, но она знает, что у нее на чердаке лежат доски для гроба и что у нее уже что-то готово к погребению. И я думаю, это полезно для души. Другое дело, что нельзя превращать это в игру. Можно и крышкой гроба укрываться, и в склепе жить и так далее, но притом быть просто пьяницей. Многие опустившиеся люди живут на кладбищах, однако это не значит, что они подвижники, и если у них такие страшные лица, то не от подвига, а от совсем противоположного. Так что соприкосновение с предметами, напоминающими о смерти, само по себе не принесет пользы, если при этом нет ничего другого. Справедливо то, что состояние, описанное тем деревенским человеком, может быть и у мирянина, но при наличии у него определенных качеств, даже если речь идет о семьянине. Я такой возможности не исключаю. Как знать, у кого какая добродетель. Если тот человек - православный христианин, если он ведет очень благочестивый, очень ревностный образ жизни, то, вероятно, действительно на него находит покой. Потому что от памяти смертной отходят в сторону все суетные, греховные помыслы. И вполне может быть, что у простого человека, когда он накроется крышкой гроба - еще раз подчеркиваю: при наличии всего остального, - в душе наступает тишина. Не оттого, что он не слышит никаких звуков, а оттого, что это очень живо приводит ему на память смерть. Когда-то показывали фильм "Веселые ребята" (приведу пример противоположный). Если помните, его герои - джазмены ехали в катафалке, кто-то лег в гроб и так далее, все это превратили в смех. И все смеются, и мы смотрим - смеемся, и сцена эта была разыграна для смеха. Поэтому гроб сам по себе, даже когда мы ляжем в него и крышкой накроемся, отнюдь не даст нам покоя. Вопрос. Как Вы относитесь к книге Никодима Святогорца "Невидимая брань"? Ответ. Я отношусь к ней сдержанно. По какой причине? Из-за ее происхождения. Книга эта переведена Никодимом Святогорцем с латинского языка, если не ошибаюсь, и переделана на православный лад. Сначала ее переделывал Никодим Святогорец, а потом еще немного - святитель Феофан Затворник, когда он уже переводил ее с греческого языка на русский. (Никодим Святогорец сделал перевод этой книги с латинского на новогреческий, то есть современный греческий язык, а святитель Феофан - с греческого на русский). Но в то же самое время в ней есть много полезных советов. Правда, я предпочитаю, из русских духовных писателей, святителя Игнатия, но думаю, что и "Невидимую брань" можно почитать. Лично я посоветовал бы за основу взять сочинения святителя Игнатия и, прочитав их внимательно, причем не один раз, то есть не просто прочитав, а изучив, приступить к чтению других русских писателей. В первую очередь прочесть, допустим, письма Амвросия Оптинского, Георгия Задонского, сочинения Иоанна Кронштадтского и святителя Тихона Задонского и др. Ознакомившись с творениями русских духовных писателей, писавших на нравственные и аскетические темы, можно обратиться и к древним: авве Дорофею, Иоанну Лествичнику, Иоанну Кассиану Римлянину, Варсонофию и Иоанну. Потом уже можно будет взять Добротолюбие, когда хорошо познакомишься с этими книгами, потому что в Добротолюбии говорится о некоторых тонких духовных вещах, которые требуют, так сказать, предварительного изучения других книг. Но в любом случае я бы посоветовал начать именно со святителя Игнатия, а потом уже читать и "Невидимую брань" Никодима Святогорца, и творения других писателей. И то, что совпадает с мнением святителя Игнатия, без всякого опасения можно принимать (если ты, конечно, вообще способен хоть о чем-то здраво рассудить, ведь извратить можно все что угодно), а что не совпадает - к тому относиться с осторожностью. Вопрос. Я очень хочу слушаться свою наставницу, исправляться и каждый раз на исповеди помыслов обещаю ей это, но не могу удержаться от греха и исполнить свои обещания. Батюшка, я постоянно вижу, что, как я ни стараюсь, нет во мне послушания, нет сил удержаться от падения. Снова и снова, приходя к наставнице, прошу прощения и обещаю исправиться, прошу молиться за себя. После этого совсем ненадолго исправляюсь, а потом опять начинаю грешить. Мне уже стыдно приходить просить прощения, теперь появился страх перед наставницей. Страшно подумать, что надо вновь идти просить прощения из-за тех же самых грехов. Батюшка, мне уже жаль и наставницу, и себя, а изменений все нет. Я ведь ее уже столько раз просила: "Еще и еще потерпите и еще раз простите". Страшно уже каждый раз приходить с такими словами. Правильный ли это страх перед наставником? Ответ. То, что ты боишься приходить к своей старице, - это, конечно, страх неправильный. Должно бояться, но не так, чтобы вовсе уклоняться от нее. Несмотря ни на что, нужно всегда быть готовым прийти, рассказать все без остатка и выслушать, может быть, даже самый строгий приговор или самое строгое обличение. Тогда будет польза. А если мы будем избегать наставника, ожидая той поры, когда исправимся, то мы все больше и больше будем грешить. Кроме того, раз ты чувствуешь, что не получается исправиться, значит, мало молишься, мало уповаешь на Бога, но надеешься на свои силы. Стало быть, нужно больше, усерднее, внимательнее, истовее молиться, и тогда будут происходить изменения. А поскольку ты надеешься только на себя, то немножко постараешься, а потом, когда случится какое-нибудь искушение, вновь падаешь. Это относится ко всем, не только к монашествующим. Духовника не нужно бояться. Хорошо было бы выбрать себе такого духовника, которому можно доверять, который имеет хоть сколько-то здравого смысла, хоть сколько-то рассуждения, и открывать ему все, что бы ни было, в том числе и самое постыдное, самое страшное, то, что, быть может, и вспомнить боишься, но знаешь, что от духовника утаить нельзя. Тогда самый страх перед необходимостью исповедывать эти грехи удержит тебя от их совершения. А если и совершишь грех, то по крайней мере будешь знать, что все равно придется тебе пойти и все рассказать, и потому есть надежда на исправление. Страх, отвращающий от исповеди, - это страх нехороший, возможно, даже бесовский, то есть внушаемый бесами. Вопрос. Как бороться с гордостью и самохвальством, возникающими, когда замечаешь свои грехи и немощи?