Так как христианство отовсюду встречало вражду, подвергаясь нападкам, инсинуациям и гонениям, то прямою задачей апологетов было доказать неосновательность этой вражды и всех вытекающих от нее последствий. Для этого нужно было разъяснить всем врагам христианства, что оно, как религия божественная, единственно истинная и спасительная, и с вероучительной, и с нравоучительной стороны стоит неизмеримо выше всех других религий, что, согласно его предписаниям, христиане ведут благочестивую, высоконравственную жизнь, чуждую пороков, преступлений и всех тех нареканий, какими клеймят их враги, и что поэтому христиане имеют если не преимущественное, то, по крайней мере, равное с другими право на свободное от всяких стеснений существование и исповедание своей религии.

Эта и без того обширная задача, требовавшая массы всевозможных доводов, осложнялась еще тем, что вражда различных противников христианства вытекала из различных мотивов; следовательно апологеты, чтобы успешнее выполнить свою задачу, должны были считаться с каждым из этих мотивов в отдельности, доказывая их несостоятельность применительно к воззрениям своих противников. Так, например, иудеям, фанатично привязанным к закону Моисея, верившим в его вековечное существование и значение и ненавидевшим христиан за отрицание его, нужно было объяснить, что этот закон имел временный и преобразовательный характер, подготовляя людей к принятию Мессии, но теперь, с пришествием на землю Спасителя, он потерял свое значение, так как на Иисусе Христе выполнились все указанные в законе прообразы, обетования и пророчества о Мессии. Теперь получил силу и значение новый закон, данный самим Христом. Языческой массе, возводившей на христиан всевозможные, чаще всего грязные обвинения, нужно было показать, что все эти обвинения, не подтверждаясь фактически, несмотря на частое появление христиан перед судом, в то же время противоречат общей нравственной настроенности христиан, вытекающей из предписаний их религии. Людям, критикующим религиозную сторону христианства, считающим его человеческим установлением, полным непонятного, странного и даже предосудительного, нужно было доказать его божественное происхождение и характер, а в кажущихся странностях выяснить глубокий смысл и значение. Римскому правительству, гнавшему христиан за нарушение государственных законов, нужно было указать, что применение к христианству старых законов о недозволенных религиях противоречит римской практике широкой веротерпимости, а издание новых законов, специально направленных против христиан, не соответствует общему духу римского законодательства, так как на основании этих законов христиан привлекают к ответственности и карают за одно только исповедание христианства безотносительно к их поведению. Если же правительство видит в христианстве тайное общество с враждебными замыслами против государства и законов, то из допросов христиан, из исследования всей их жизни, оно может убедиться, что христиане вообще ведут безупречную нравственную жизнь и, в частности, являются добрыми верными гражданами, никогда не участвуя в противоправительственных заговорах, молясь своему Богу о благе императора и государства и усердно отправляя свои гражданские обязанности, исключая только тех, которые противоречат требованиям их религии и неисполнение которых не приносит вреда государству.

Наконец, помимо фактических доказательств, что добрая жизнь и возвышенное учение христиан дают им право на свободное исповедание своей религии, апологеты могли стать и на принципиальную точку зрения, указав, что религия есть дело совести, а потому по отношению к ней не должно быть принуждения.

Выполнение такой сложной задачи во всем ее объеме и во всех подробностях для каждого из апологетов было крайне трудно и не всегда необходимо, потому что разные времена выставляли разные требования, которым нужно было удовлетворить предпочтительно перед другими. Поэтому большинство апологетов специализировались в каких-нибудь определенных вопросах и разрабатывали их детально, а другие вопросы или обходили молчанием, или же касались их только вскользь. Так, например, на борьбу с иудейством обратили внимание только Иустин и Тертуллиан, а другие игнорировали его, как врага неопасного. Ермий совсем не защищает христианства и христиан, а занят только осмеянием языческой философии и философов. Однако же задача, предлежавшая апологетике, была выполнена совокупностью трудов всех апологетов II и III веков, потому что в этой совокупности рассмотрены все требуемые задачей вопросы и превосходство христианства перед другими религиями представлено полно и доказательно.

При выполнении своей задачи апологеты не были стеснены выбором средств и приемов для борьбы: каждый вел ее так, как понимал свою задачу и как того требовали условия времени и места, в которых он жил и действовал. Но при всем разнообразии индивидуальных, временных и местных условий, все апологеты, за немногими только исключениями, держались двух главных методов. Первый из них самый естественный и наиболее необходимый, прямо вытекающий из требований задачи, можно назвать положительным, апологетическим. Сущность его сводилась к тому, что апологеты оправдывали христиан от возводимых на них обвинений через раскрытие христианского вероучения и жизни, безупречность которых должна была освобождать христиан от преследований. После того, как было доказано высокое достоинство христианского вероучения и чистота христианской жизни, право христиан на свободное от стеснений существование можно было доказать и косвенным путем, посредством критики враждебных христианству религий. Раскрытие того, что иудейская религия, хотя истинная и божественная, а язычество, как сплошное уклонение от божественной истины, не могут дать удовлетворения ни религиозным, ни нравственным потребностям человека, наглядно доказывало несправедливость человека, наглядно доказывало несправедливость тех, которые преследовали религию лучшую, сами держась религий или потерявших свое значение, или совсем не имеющих его. Этот второй метод можно назвать отрицательным, полемическим. Он служил как бы дополнением к первому, еще рельефнее оттеняя превосходство христианства, а потому апологеты пользовались тем и другим совместно, но в разное время и при различных условиях не в одинаковой мере.

Апологеты второго века держались преимущественно первого метода. Они всесторонне оправдывали христиан от возводимых на них обвинений, просили справедливого суда над ними и права их на безопасное существование. Критики язычества, с которым все апологеты главным образом имели дело, они касаются только слегка, вынужденные сделать сопоставление гонимого христианства с гонящим его язычеством, чтобы дать торжество первому. Где можно, они смягчают заблуждения язычества, указывая в нем проблески истины, и особенно сочувственно относятся к языческой философии, иногда усматривая в ней подготовление к христианству и весьма часто ссылаясь на ее авторитет в доказательство истинности христианского учения. Когда же им приходилось наталкиваться на такие ненормальности язычества, которых нельзя было смягчить при всем желании сделать это, то они представляли это делом злых демонов, увлекавших язычников от истины к лжи. Типичным представителем этого рода апологетов был св. Иустин, который в своей снисходительности к язычеству доходил до того, что некоторых древних языческих философов считал христианами. Такое мягкое отношение к язычеству объясняется тем, что во время, когда писали эти апологеты, еще не была потеряна надежда на добровольное примирение язычества с христианством. Кроме того, многие из апологетов II века подавали свои апологии императорам; следовательно раздражать их резким осуждением языческой религии, которой они дорожили, было и несвоевременно, и неблагоразумно. Вместо ожидаемой пользы это принесло бы только один вред для христиан. Наконец, христианство было еще не настолько сильно, чтобы защитники его могли бесстрашно перейти из оборонительного положения в наступательное.

Напротив, апологеты III века, находясь при совершенно иных условиях, уделяли большое место второму методу. Политичность их предшественников была для них непригодна, так как в виду все более строгих эдиктов императоров относительно христиан нельзя было рассчитывать, что произойдет миролюбивое соглашение между старой и новой верой. С другой стороны, внешние успехи христианства и сознание им своей силы и значимости были настолько велики, что апологеты уже не опасались высказать языческому миру горькую правду о нем. Поэтому они беспощадно критиковали и основы языческого вероучения, и языческий культ, и языческие нравы. Языческая философия, в которой апологеты II века находили проблески истины, апологетами III века осуждается как средство, усиливающее заблуждения язычников. Участие демонов в создании и поддержании язычества, в чем апологеты II века видели оправдание язычников, апологетами III века ставится им в упрек как доказательство сплошного и безвозвратного уклонения их от истины.

Значение древней апологетики Апологетика, начавшая собою новую эру христианской истории, когда Христова Церковь вступила в активную борьбу с античным миром, имела высшее значение для современных ей язычества и христианства и отчасти сохранила его до настоящего времени. Появление многочисленных апологий, авторы которых смело защищали христианство и даже нападали на само язычество, показывало этому последнему, что христианство, дотоле мало заметное и пассивно переносившее всякие притеснения, теперь стало уже сознавать себя как силу, уверенную в себе до такой степени, что она может не только искать равноправности с язычеством, но и говорить о своем превосходстве над ним. Если даже предположить, что большинству язычников содержание апологий было неизвестно, то уже один факт их появления должен был произвести на язычников сильное впечатление. Действительно, он заставил их относиться к христианству иначе, чем прежде. Если до этого времени образованные язычники считали ниже своего достоинства входить в какие-либо отношения с «чудовищным суеверием», как обзывали христианство Тацит, Плиний и Светоний, то уже со второй половины второго века такое индифферентное и высокомерное отношение к нему сделалось невозможным: с ним нужно было считаться, как с крупной силой. Поэтому образованные язычники, отбросив свою ученую гордость, вступили с ним в ожесточенную борьбу. Философ Кресцент имел с св. Иустином устное прение о вере, и, когда оказался бессильным победить его разумными доводами, сделал на него донос властям, результатом чего был смертный приговор св. Иустину. Знаменитый ритор Фронтон, учитель императора Марка Аврелия, на основании поверхностного знакомства с христианством, выступил против него с книгою. Платонические и неоплатонические философы, как Цельс, Филострат, Ямвлих, Иерокл, пошли еще дальше: с целью наиболее успешной борьбы с христианством они сочли нужным познакомиться с ним возможно ближе – прочитывали для этого священные христианские книги, изучали догматы. Изучивши христианство по его первоисточникам, Цельс написал сочинение «Истинное слово», самый солидный из всех противохристианских трудов. Еще более поступились ученые язычники своим самолюбием, когда, в целях оградить язычество от справедливых нареканий на него христиан и приравнять его к христианству, они произвели в язычестве реформацию, известную под именем неоплатонизма. В форме учения о Едином начале всего сущего, об Уме, сознающей силе Единого, о Душе мира, творящей силе Ума в него вошли многие пункты христианской доктрины – о Высочайшем Боге, от Которого рождается Сын и исходит Дух Святой, об ангелах, о душе и теле человека и т.д. Кроме того, неоплатонист Филострат написал биографию Аполлония Тианского с уподоблением его Иисусу Христу, а Порфирий и Ямвлих с тою же тенденциею составили биографию Пифагора. Это были, таким образом, первые признаки торжества христианства над язычеством, подготовленные появлением апологетики, поставившей христианство в новые условия сравнительно с прежними. Менее уловимое, но все же не подлежащее сомнению значение апологетики для язычества можно видеть и в другом отношении. Язычникам, знакомым с апологиями, эти последние давали возможность узнать христианство не в том искаженном виде, каким его рисовала молва, а в его настоящем свете, как содержащее богооткровенное учение и отличающееся высоконравственною жизнью своих последователей. Это должно было рассеивать то предубеждение, какое питали язычники к христианству, будучи недостаточно ознакомлены с ним, и в конечном результате подготовлять путь к переходу в христианство. Конечно, быстрого и решительного переворота во мнении языческого общества апологии не произвели, потому что общественное мнение, сложившееся веками, не сразу уступает новым идеям. Оно долго борется с ними, но в то же время, если эти идеи истинны, они мало-помалу побеждают предубеждение и делаются достоянием общества. Так было и в борьбе христианства с язычеством. Первоначально зная христиан только по слухам, язычество запятнало их разными пороками и преступлениями, но при ближайшем знакомстве с ними должно было убедиться в неосновательности такой характеристики христиан. В конце третьего века обвинения христиан в безнравственности уже прекратились. Настолько, значит, изменился взгляд язычников на христианство. При всех других условиях на эту перемену могла оказать влияние и апологетическая литература, самым настойчивым образом свидетельствовавшая о безупречности христианского учения и жизни. Не меньшее значение имела апологетика и для современного ей христианства. В тяжелые времена и при тяжелых для христианства условиях, когда она появилась, смелость и самоотверженность защитников христианства служили средством ободрения для людей, видевших себя отовсюду окруженными врагами. При виде апологетов, гонимые и ненавидимые христиане могли убеждаться, что они не оставлены в несчастии, что у них есть смелые заступники, готовые с опасностью для жизни отстаивать их права. Убеждение в этом вливало мужество в слабые сердца, склонные к малодушеству и отчаянию. Тем более оно закаляло людей, твердых волей, и делало их более спокойными в перенесении несчастий, делало христиан членами Церкви воинствующей. Кроме морального воздействия апологетика, имела для своего и ближайшего к нему времени и научно-догматическое значение, так как апологеты положили начало раскрытию и научному обоснованию догматов. Наиболее потрудились они над раскрытием тех догматов, которые оспаривались язычниками, причем обращали главное внимание на те стороны их, какие опровергались язычниками. В силу этого, вопросы об единстве Божием, о Боге как Творце и Промыслителе, о Божестве Иисуса Христа, о воскресении мертвых разработаны ими более, чем собственно христианские догматы об искупительном значении страданий и смерти Иисуса Христа, об отношении Лиц Святой Троицы и т.д.