«…Не с этим ли Павлищевым история вышла какаято странная… с аббатом… с аббатом… Забыл, с каким аббатом, но только все тогда чтото рассказывали, – произнес, как бы припоминая, сановник.

– С аббатом Гуро, иезуитом, – напомнил Иван Петрович, – дас, вотс превосходнейшието люди наши – достойнейшието! Потому что всетаки человек был родовой, с состоянием, камергер, и, если бы… продолжал служить… И вот бросает вдруг службу и все, чтобы перейти в католицизм и стать иезуитом, да еще чуть не открыто, с восторгом какимто. Право, кстати умер… Да, тогда все говорили.

– Павлищев был светлый ум и христианин, истинный христианин, – произнес вдруг князь («идиот»), – как же мог он подчиниться вере… нехристианской? Католичество – все равно, что вера нехристианская, – прибавил он вдруг, засверкав глазами и смотря перед собой, както вообще обводя глазами всех вместе.

– Ну, это слишком, – пробормотал старичок и с удивлением поглядел на Ивана Федоровича.

– Как так? Это католичество – вера нехристианская? – повернулся на стуле Иван Петрович. – А какая же?

– Нехристианская вера, вопервых! – в чрезвычайном волнении и не в меру резко заговорил опять князь, – это вопервых, а вовторых, католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение! Да, таково мое мнение! Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он Антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! Это мое личное и давнишнее убеждение, и оно меня самого измучило… Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти Церковь не устоит на земле, и кричит: Non possumus! Помоему, римский католицизм даже и не вера, а решительно – продолжение Западной Римской империи, и в нем все подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, все, все променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристов?! Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм, прежде всего, с них самих и начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он – порождение их лжи и бессилия духовного! Атеизм! У нас не веруют еще только сословия «исключительные», как великолепно выразился Евгений Павлович, корень потерявшие; а там, в Европе, уже страшные массы самого народа начинают не веровать,  – прежде от тьмы и от лжи, а теперь уже из фанатизма, из ненависти к Церкви и к Христианству.

Князь остановился перевести дух. Он ужасно скоро говорил. Он был бледен и задыхался. Все переглядывались, но, наконец, старичок откровенно рассмеялся. Князь N вынул лорнет и, не отрываясь, рассматривал князя. Немчикпоэт выполз из угла и подвинулся поближе к столу, улыбаясь зловещею улыбкой.

– Вы очень преувеличиваете, – протянул Иван Петрович с некоторою скукой и даже как будто чегото совестясь, – тамошней Церкви тоже есть представители, достойные всякого уважения и добродетельные… – Я никогда и не говорил об отдельных представителях Церкви. Я о римском католичестве в его сущности говорил, я о Риме говорю. Разве может Церковь совершенно исчезнуть? Я никогда этого не говорил! – Согласен, но все это – известно, и даже – не нужно и… принадлежит богословию… – О, нет, о, нет! Не одному богословию, уверяю вас, что нет! Это гораздо ближе касается нас, чем вы думаете. В этомто вся и ошибка наша, что мы не можем еще видеть, что это дело не исключительно одно только богословское! Ведь и социализм порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтобы утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти 159 его не Христом, а также насилием! Это тоже свобода через насилие! Это тоже объединение через меч и кровь! «Не смей веровать в Бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternit? ou la mort, два миллиона голов!» «По делам их вы узнаете их» – это сказано! И не думайте, чтоб это было все так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей, скорей! Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, которого мы сохранили и которого они и не знали! Не рабски попадаясь на крючок иезуитам, а нашу русскую цивилизацию им неся, мы должны теперь стать перед ними; и пусть не говорят у нас, что проповедь их изящна, как сейчас сказал ктото… – Но позвольте же, позвольте же, – забеспокоился ужасно Иван Петрович, озираясь кругом и даже начиная трусить, – все ваши мысли, конечно, похвальны и полны патриотизма: но все это в высшей степени преувеличено и… даже лучше об этом оставить. – Нет, не преувеличено, скорей уменьшено; именно уменьшено, потому что я не в силах выразиться, но… – Позвольте же!