В следующем году после выздоровления на месте этой кельи начали строить больничный корпус, и место явления Божией Матери пришлось как раз под алтарь Храма. Преподобный сам сделал кипарисовый престол и до самой своей смерти причащался здесь, благодарно вспоминая милость Божией Матери. Для построения этой церкви был разрешен сбор; и исцеленный Прохор с особым усердием принял новое послушание – сборщика; обходя города и селения, он дошел и до Курска. Здесь он еще раз увиделся и со своею матерью, братом Алексием и другими родными; от них он получил усердную лепту на святое дело и возвратился в родной духовно Саров.

В этой смертельной болезни умерло в Прохоре человеческое: отныне он – уже не земного “рода”, а небесного. Здесь же раб Божий жил внешнею видимостью: он даже и дом посетил как бы мимоходом, чтоб совсем потом забыть о нем. За 8 лет послушничества он всею душою прилепился к горнему миру: там он был истинно родной.

Оставалось запечатлеть это благодатным постригом: послушник созрел уже до иноческого новорождения.

Глава IV

В АНГЕЛЬСКОМ ЧИНЕ

В конце Успенского поста, 13 августа 1786 года [5], игумен Пахомий постриг послушника Прохора в монашество. Вместо него родился для новой духовной жизни в “ангельском чине” инок Серафим, что значит, с еврейского языка, и “пламенный”, и “согревающий”. И это имя, несомненно, данное ему за его горение духа, он оправдал вполне и своею пламенною любовью к Богу и Божией Матери, и теплою ласкою к людям. Легко и с трепетною радостью подклонил голову свою под ножницы постригающего новый монах, ни одна мысль о разлуке с миром не омрачила его души в момент духовного “венчания” ее с Женихом Небесным. Как созревший плод, отдал он себя в руки Божии. Вместе с отрезанными волосами окончательно обрезалась прошлая жизнь: отныне взявшийся за плуг подвижник никогда уже не будет озираться назад (Лук.6,62). – “Я, матушка, – говорил он впоследствии дивеевской сестре Прасковье, – всю монастырскую жизнь прошел и никогда, ниже мыслью, не выходил из монастыря”.

Теперь у него все впереди. И если всякий монах по опыту знает, какою радостью и ревностью ко спасению зажигает благодать Божия душу новопостриженного, то каким же огнем загорелся пламенный дух Серафима!.. Мы не знаем этого из его слов: не любил он рассыпать по людям тайн внутренней своей жизни. И другим потом не советовал: “Не должно без нужды другому открывать сердца своего. Из тысячи можно найти только одного, который бы сохранил твою тайну”; “Всеми мерами должно стараться скрывать в себе сокровище дарований. В противном случае потеряешь и не найдешь. Всего жалостнее то, что от сего нехранения и многословия может погаснуть тот огонь, который Господь наш Иисус Христос пришел воврещи на землю сердца: ибо, – говорил преподобный словами святого Исаака Сирина, – ничтоже так устужает огнь, от Святого Духа вдыхаемый в сердце инока по освящении души, якоже сообращение, и многословие, и собеседование”. И потому, если он и прежде, во время послушничества, уклонялся в уединение и молчание, то теперь и вовсе уходит внутрь клети души своей (Мф.6,6-7). Позднее в наставлениях своих он учит: “Паче всего должно украшать себя молчанием. Ибо Амвросий Медиоланский говорит: молчанием многих видел я спасающихся, многоглаголанием же ни одного. И паки некто из отцов говорит, что молчание есть таинство будущего века, словеса же суть оружие мира сего”. (Добротолюбие, т.у. Иноки Каллист и Игнатий); “От уединения и молчания рождается умиление и кротость”; “Пребывание в келье в молчании, упражнении, молитве и поученье делает человека благочестивым”; ты только сиди в келье во внимании и молчании, всеми мерами старайся приближать себя к Господу; а Господь готов сделать из человека ангела”; “Ежели не всегда можно пребывать в уединении и молчании, живя в монастыре и занимаясь возложенными от настоятеля послушаниями, то хотя некоторое время, оставшееся от послушания, должно посвящать на это, и за сие малое не оставит Господь Бог ниспослать благодатную Свою милость”. Особенно же преподобный Серафим наблюдал, “чтобы не обращаться на чужие дела, не мыслить и не говорить о них, по псаломнику: Не возглаголют уста моя дел человеческих (16,4); а молить Господа: От тайных моих очисти мя (Пс.18,13)”. Даже во внешнем поведении иноку нужно вести себя собранно и замкнуто: “встречающихся старцев или братию” должно “поклонами почитать, имея очи всегда заключены”. Даже “сидя за трапезою, не смотри” ни на кого “и не осуждай, кто сколько ест; но внимай себе, питая душу молитвою”.