Жизнеописание Троекуровского затворника, старца Илариона Мефодиевича Фокина

3].

Не все, впрочем, сестры по доброй воле оставались на жительство при старце Иларионе, хотя он и обнадеживал их ясным пророчественным обещанием открытия в Троекурове женской общины. Дальнейшие рассказы покажут, как Всеблагий и Премудрый Господь, по молитвам верного раба Своего, заставлял некоторых и поневоле пребывать около старца, как на месте для них более полезном и спасительном. Таким образом на них исполнялись слова Псалмопевца:

броздами и уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к Тебе (Пс. 31, 9).

Монахиня Пантелеимона, в миру Пелагея Кононовна Гранина, рассказывала о себе следующее.

«От юности моей я желала поступить в монастырь. И так как родитель мой состоял на службе в городе Задонске (Воронежской губернии), то семейство наше познакомилось с благочестивой старицей Евфимией Григорьевной Поповой, давнишней ученицей троекуровского старца Илариона. Я полюбила ее, и она приняла меня к себе, где и пришлось мне прожить три года. С ней не раз бывала я и у старца Илариона. Однажды она сказала мне: "Полюшка, тебя возьмет у меня отец Иларион".- "Никогда и никуда не пойду я от тебя",- отвечала я. Но она снова повторила те же слова. Между тем я вскоре по необходимости должна была ее оставить, потому что отец мой, переходя на службу в Калугу, хотел пристроить меня поближе к себе в Калужский монастырь и уже просил игуменью принять меня в обитель. Собравшись, распростились мы с Задонском и по пути заехали с моей матушкой к отцу Илариону. После обычного приветствия он и говорит моей матушке: "Оставь Пелагею у меня; хотя и не скоро, но здесь будет монастырь". Я со своей стороны отвечала, что еду в Калужский монастырь. Но старец сказал моей матери: "Если не оставите ее у меня, она у вас дорогой умрет".- "Без согласия отца я сомневаюсь оставить ее здесь",- отвечала мать моя. Итак, мы простились с отцом Иларионом. Однако, пришедши к Прасковье Васильевне, жившей около старца, мать моя решилась оставить меня у нее, а сама поехала в Лебедянь к отцу моему посоветоваться обо мне и рассказала ему, что говорил отец Иларион. Отец мой, встревоженный тем, что молодая дочь его оставлена была у людей, мало ему знакомых, тотчас же послал мать мою обратно за мной. В последний раз зашли мы к батюшке принять от него благословение на путь, но он, обратясь ко мне, сказал: "Сам отец твой привезет тебя к моей келлии, а ты ему об этом не говори и не противоречь".

Итак, мы отправились. Увидев меня, отец успокоился, и мы все вместе поехали из Лебедяни в Калугу. На пути остановились мы в селе Спешневе для отдыха лошадей, а сами сели чай пить. Тогда пришли мне на память слова отца Илариона, и стала я думать, что они значат. Между тем почувствовала я, что в горле у меня как будто что-то кольнуло. Я испугалась. Потом что-то в горле стало наливаться, и пошла у меня гортанью кровь. Дыхание захватило. С трудом могла я проговорить: "Папенька, пошлите за священником - я умираю". Скоро исполнили мое желание, и я приобщилась Святых Таин. Но болезнь моя усиливалась, силы слабели, и я чувствовала, что конец мой приближается. "Везите меня скорее в Лебедянь,- едва проговорила я,- хочу умереть близ старца". Отец мой от страха затрепетал и, взглянув на образ Божией Матери, со слезами воскликнул: "Матерь Божия! Отец Иларион! Исцелите мою дочь! Отдам ее тебе, отец Иларион, как знаешь, так и управляй ею". Сказав это, он поспешно собрался, поехал и сам привез меня к келлии старца. Отец Иларион благословил мне взойти к нему одной и, осеняя меня крестным знамением, сказал: "Вот, я молился Царице Небесной, чтобы ты жила у меня". Я возразила: "Ведь я очень больна".- "Знаю, что ты больна",- ответил он и, достав елея из лампады от Владимирской иконы Божией Матери, своей рукой помазал мне горло. Тут же я почувствовала, что болезнь моя прошла, и воскликнула: "Батюшка! Я здорова".- "Молчи",- сказал он. После сего отец мой, приняв благословение от старца и испросив со слезами прощение в своем упорстве, оставил меня на жительство в Троекурове. Так дивно было мое прибытие под благодатное покровительство отца Илариона в двадцатый год моей жизни! С той поры, по милости Божией и молитвам старца, благополучно несла я разные послушания, между прочим 25 лет пекла просфоры, чему обучил меня сам старец. А впоследствии, уже по кончине его, удостоилась я и пострижения в чин ангельский в устроившейся по его предсказанию святой обители».

Эта же Пелагея Кононовна еще рассказывала о себе: «Нечаянно защемила я палец, и он очень разболелся. Батюшка сказал мне: "Мажь его маслом из лампады, но другим ничем не лечи; а то у меня так-то год целый болел палец". И хотя он еще раз повторил мне эти слова, но я не утерпела - стала лечить. Но лекарства не помогали, и боль в пальце усиливалась. Наконец, я обратилась к доктору. Он посмотрел и сказал: "Его нужно отпилить". Действительно, палец мой сильно разболелся, около него наросло мясо. Почти целый год я так страдала, но, боясь пилить палец, я пошла к батюшке просить его помощи. "Зачем ты лечила? - сказал он.- Ведь я тебе не велел. Ступай скорее к святителю Митрофану, помолись, и я помолюсь за тебя". Прибыв в Воронеж вскоре после открытия мощей святителя, я с трудом могла пробраться к ним за множеством народа. Приложившись к святителю и вместе приложив свой больной палец к нему, я тотчас почувствовала облегчение. Отошла от мощей, посмотрела на свой палец - и он как будто не болел».П.А. Уварова однажды так опасно заболела, что лечившие ее три доктора уже приговорили ее к смерти. Зная по слухам отца Илариона, но не имея возможности лично видеться с ним, она письмом просила его святых молитв, через которые надеялась получить от Господа облегчение болезни. Старец дал ей совет не лечиться[4]. Прошло после того довольно времени, но болезнь не проходила. Собрав последние силы, больная поехала сама к отцу Илариону. При первом свидании он дал ей сочинение святителя Тихона Задонского - «Христос грешную душу к Себе призывает» и велел прочитать. Со вниманием прочитав эти умилительные изречения, больная почувствовала в душе отраду и мир душевный. Затем отец Иларион оставил ее погостить в Троекурове, поместив в келлии одной из живших при нем послушниц. Однако послушница эта, опасаясь принять к себе едва живую гостью, сказала об этом старцу, но он успокоил ее, сказав: «Не бойся, Бог даст, все пройдет; пусть только кушает монашескую пищу». И действительно, вскоре по молитвам угодника Божия Уварова оправилась от болезни и прожила около трех лет в Троекурове в чужих келлиях. Но потом она чем-то смутилась в духе и собралась было совсем уехать домой, не сказавши даже об этом старцу. Прозорливый старец предупредил ее намерение, передав ей через своего келейника: «Если ты совсем уедешь отсюда, то нигде не будет тебе места. Здесь оставайся. Ведь у меня со временем монастырь будет». Так, по молитвам и благословению угодника Божия, Уварова и осталась на жительство в Троекурове, а по времени и пострижена была в мантию с именем Поликсении.Впрочем, если угодник Божий отец Иларион, как показывают эти примеры, и определял некоторых безусловно оставаться на постоянное жительство в Троекурове, то единственно по извещению о сем от Господа, для душевной пользы оставляемых им лиц. В противном случае он не оставлял жить при себе даже людей самых близких к нему и весьма нравственных; руководить же их в духовной жизни - вразумлять, смирять, укреплять веру в Промысл Божий, обучать беспрекословному послушанию не переставал, так как и сами они, сознавая для себя в том нужду и великую пользу, издалека посещали его.Вышеупомянутая Евфимия Григорьевна Попова, жившая в городе Задонске, навестила однажды отца Илариона в Троекурове и, пробывши там дня три, начала собираться в обратный путь. Дело было зимой, но по случаю оттепели образовался паводок. Старец много убеждал Попову побыть в Троекурове еще денька два или три, но она, озабоченная какими-то делами, требовавшими скорейшего ее прибытия в Задонск, не согласилась долее оставаться. Прощаясь с ней, отец Иларион снял с себя шерстяные чулки и, отдавая ей, сказал: «Они хотя и старенькие, да ты их дорогой вымоешь». «Чего не выдумает батюшка! Где это мне дорогой чулки мыть?» - рассуждала Евфимия. И так отправилась она в путь. Вместе с ней был любимый отцом Иларионом послушник Задонского монастыря Михаил (впоследствии наместник отец Зосима). С ними был и кучер. На дороге им нужно было переехать лощину, по которой вода бежала так быстро, что во время переправы повозка их опрокинулась, и Евфимию Григорьевну едва могли вытащить из воды. Так она и вымыла батюшкины чулочки за свое непослушание.В другой приезд той же Евфимии Григорьевны в Троекурово старец заставил ее вскопать гряды на своем огороде. До самого вечера трудилась она, утешаясь мыслью, что батюшка непременно позовет ее к себе и покормит за труды горячей кашкой. Старец точно пригласил к своей трапезе потрудившуюся гостью, но на стол подан был всего только один соленый груздь, разрезанный на три части, и небольшой ломтик хлеба. Одну часть гриба отец Иларион взял себе, а остальные две части предложил Евфимии Григорьевне и сказал: «Кушай!». «Это после дневного труда-то? - подумала она.- Чего же тут есть-то?» Но, съевши самую малую часть гриба с хлебом, проголодавшаяся труженица вдруг почувствовала, что она уже так сыта, что более и есть не может. «Ты, кажется, хотела много у меня покушать, Евфимьюшка,- сказал ей старец,- а и половины груздика не скушала».- «Не могу, батюшка,- отвечала гостья,- очень сыта». Она говорила, что после этой трапезы ей долго не хотелось есть. «А то, бывало,- рассказывала она же,- пошлет меня батюшка зимой ночевать в нетопленую баню. "Иди,- скажет,- с Богом, Евфимьюшка, тебе и там будет тепло". И точно, по молитвам угодника Божия, я не ощущала холода».