Яркое солнце первого летнего месяца освещало оживленную картину Иерусалима, по улицам которого веселые толпы двигались со всех сторон к центральной площади. Там предстояло великое торжество. До сих пор она именовалась площадью Христа Спасителя. Указом Совета Великого Устроителя она переименовывалась в площадь Люцифера Благодетеля. Предстояло торжество этого посвящения со всенародным молебствованием Люциферу, Подателю света и дождя, и произрастания плодов земных. Толпы шли весело, напоминая собой древнеязыческие празднества. Всюду раздавались гимны в честь благодетельного Духа. Женщины, увешанные гирляндами цветов, шли, обнимаясь с мужчинами. Большинство тех и других были очень навеселе, а то и совсем пьяны. Но попадались также лица мрачные, со страхом и негодованием смотрящие на то, что происходило вокруг. В стороне от толпы шли двое статных мужчин, задумчиво наблюдавших народное веселье. - Ну вот, наш Антиох раскрывает свои карты, - произнес один, красавец с выразительным, интеллигентным лицом. - Начинается форменное обожание Сатаны. Что скажешь на возрождение сатанинской мистики, дружище Эдуард, бывший рационалист, противник христианской мистики? - Не коли мне глаза, Валентин, этим несчастным рационализмом. Мне стыдно подумать, что я поддерживал глупцов, воображавших работать на тожество разума, тогда как они работали только на Антихриста. Уже не первый день раскрылись мои глаза, да простит мне Господь былую измену. Но как хохотал бы я в Сорбонне, если бы мне сказали, что я слушаю лекцию на одной скамье с Антихристом. Эдуард Осборн, крепкий мужчина, с энергичным лицом своей англосаксонской расы, и русский, Валентин Стожаров, были товарищами по Парижскому университету. Теперь Стожаров был врач-практик, Осборн, недавно приехавший в Иерусалим, состоял восточным корреспондентом Лондонской газеты. - Да, - произнес Валентин, - жалкую историческую роль разыграл рационализм, отказавшийся видеть самую существенную сторону жизни. Но теперь об этом не стоит уже говорить. Мы ясно вступили в последнюю эпоху мира, и наш вопрос состоит только в том, чтобы удержать за Христом всех, кто еще способен к этому. Я потому и забросил былые помышления о профессуре, о науке. Уже не стоит этим заниматься... Но, - продолжал он, понижая голос. - Я еще не объяснил тебе, почему пригласил тебя на этот богохульный праздник. Там тебя ожидает нечто совсем необыкновенное... Помнишь, ты когда-то считал Апокалипсис старческим бредом? Но сегодня ты воочию увидишь двух пророков Апокалипсиса, Эноха и Илью христианского верования [1]. - Неужто ты говоришь о знаменитых бродячих проповедниках? - Именно. Эти проповедники, уже встревожившие Антиоха, пришли в столицу... А они подлинные, Энох и Илья. Мне это сказал сам старец Иоанн. Ты уже слыхал о нем? - Нет. - Ну, ты знаешь старинное предание о бессмертии апостола Иоанна, друга Христова. Наш христианский народ убежден, что старец Иоанн никто иной, как он. Сам он ничего о себе не говорит. Но я верю народной молве, и когда ты с ним повидаешься - поверишь и ты. Это глубокий седовласый старик, величественного апостольского вида, полный жизни и непередаваемого спокойного вдохновения. Он любит рассказывать о Спасителе... Но дело не в том. Иоанн, Энох и Илья явятся на нечестивое празднество и, надо думать, порядочно испортят торжество Люцифера и нашего Великого Устроителя. Он внезапно смолк, увидав белые плащи двух тамплиеров, подозрительно подходивших к ним. Тамплиеры составляли тогда гвардию Великого Устроителя и самую назойливую часть его полиции. - Вы что же, граждане, так невеселы, - обратился к ним старший тамплиер. - Или во всем городе вы одни не радуетесь новой благодетельной эре, открытой дивным устроителем? - Достопочтенный рыцарь, - скромно отвечал Осборн, - будьте снисходительны к провинциалам, еще многого не знающим в делах Великого Устроителя. Мы и на праздник пошли, чтобы просветиться... Ведь, конечно, новый покровитель народа - никто иной, как Баффомет вашего доблестного Ордена. - Да, это одно и тоже. Ныне он открывает свой рог изобилия прозревшему народу. Будьте же повеселее, приятели. Оба хранителя порядка удалились, а Валентин с Эдуардом вмешались в толпу, чтобы скрыться от их взоров. Потом они опять отодвинулись к сторонке. - Со свидетелями Христа будет и Лидия, - прошептал Валентин. - Лидия? Лучицкая? - Да она, с группой других христиан. - Я думал, что вы давно муж и жена. Ведь ее отец, умирая, поручил тебе свою сироту. - Мы любили и любим друг друга, и после смерти старика собирались венчаться. Но тут мы впервые встретились со старцем Иоанном. "Близок конец, - сказал он, - теперь не время думать о браках. Готовьтесь чистыми предстать Небесному Жениху". Лидия с радостью встретила эти слова. Она было вздумала утешать меня в отказе, но я и сам подумал: какие, действительно, браки в такое время! Мы с тех пор и живем, как брат с сестрой, иногда вместе, иногда порознь. Я, конечно, забочусь о ней и охраняю ее, как могу. Между тем толпа вынесла их на площадь, залитую океаном народа и роскошно декорированную. Посредине высилась огромная статуя Люцифера, изображенного могучим крылатым ангелом, но в противность христианской символике с большой бородой и с грозным выражением лица. В высоко поднятой руке он держал рог изобилия, из которого сыпались снопы пшеницы, гроздья винограда и плоды. С нескольких эстрад, расставленных по площади, жрецы нового культа - из клириков так называемой Универсальной церкви - произносили проповеди. Эдуард с Валентином протиснулись к одному. Проповедник, в христианском облачении, усеянном, вместо христианских символов, какими-то кабалистическими знаками [2], возвещал народу новую эру благоденствия. Он говорил, что доселе народ отдавал себя в руки Бога, который держал его впроголодь, объявлял грехом все наслаждения плоти, требовал постов и целомудрия. Все, к чему тянет натура, подавлялось как будто бы грех. Теперь кончается время обмана. Люцифер разрешает все, что заложено в природе человека. Пусть каждый ест, пьет, наслаждается роскошью и красотой, любит каждую женщину, которая ему понравится. Чем больше дни человека будут полны наслаждений, тем приятнее благодетельному Люциферу. Громкая, страстная речь жреца прерывалась восторженными криками толпы: "Слава Люциферу, долой обман, да здравствуют радости жизни!" Но настоящее торжество еще не начиналось: ждали прибытия Великого Устроителя, который почему-то замедлил. Вдруг Валентин шепнул Эдуарду: "Смотри, смотри, вон идут пророки". На краю площади в толпу врезывалась небольшая группа мужчин и женщин. Впереди шли два старика. Их величественная осанка и грубые власяницы выделяли их из разряженной толпы. Среди сопровождающих их христиан бросалась в глаза своим прекрасным вдохновенным лицом молодая женщина... "Лидия, - прошептал Осборн, - как она изменилась". Это была уже не прелесть жизнерадостной девочки, а созревшая, окрепшая красота святой мученицы. "Присоединимся к ним", - сказал Валентин, но это было невозможно. Толпа, двигавшаяся туда же, слишком сгустилась. Она разрывала даже христиан, окружавших пророков. Толпа расступалась только перед самими пророками, которые подошли к одной из эстрад. "Сойди, дай место, служитель сатаны", - сказал Илья властным голосом, и жрец невольно повиновался. Оба пророка взошли почти одни. Большая часть их спутников были оттерты. Затиснутой в толпе оказалась и Лидия. Вся площадь смолкла, все глаза устремились на странных пришельцев, молва о которых давно уже распространилась повсюду. И вот они заговорили, сменяя и дополняя друг друга отдельными замечаниями. Эта речь звучала грозным обличением. Она напоминала бесчисленные благодеяния, полученные людьми от Бога, которому они теперь изменяют, разоблачала обман Сатаны, который приманивал людей чечевичной похлебкой чувственных наслаждений, чтобы лишить их вечного блаженства; напоминала бесконечную любовь Бога и самопожертвование Христа; напоминала, наконец, безграничное могущество Божие, перед которым - ничто все силы его врага. Толпа слушала сначала как зачарованная, и рассеянные среди нее христиане запели было восторженно: "Слава в вышних Богу". Но немногочисленными были эти голоса, и на словах "Хвалим Тя, благословим Тя", - все было заглушено громким ревом ополчившихся поклонников Сатаны - "Слава Люциферу", "Долой обманщиков", "Долой несуществующее блаженство", "Да живут радости земли". Жрецы первые подали пример толпе, которая грозно надвинулась на эстраду. Раздались крики: "Долой лжепророков, бей их, тащи с эстрады!". Но какая-то невидимая сила не допускала никого перейти от слов к делу, и когда Илья поднял руку, смолкли и крики. Слова пророка грозно прозвучали на всю площадь: "Безумные люди, вы забываете Божью любовь, вы уважаете только силу, вы прославляете своего Люцифера, воображая получить от него земные благодеяния. Силой Господа, нам данною, мы покажем вам, что и земные блага зависят не от Сатаны. Не дадим вам ни капли дождя в это лето, и да истребятся засухой ваши жатвы и гроздья виноградные и все плоды земные". Но тут снова раздались крики рассвирепевшего народа: "Проклятые колдуны, они хотят заморить нас голодом, бей их!". С удесятеренной яростью толпы бросились на эстраду, но какой-то удушающий жар встретил их, и по всей площади целые ряды нападавших посыпались задыхающимися. Шум ужаса охватил место предполагавшегося праздника. Народ бежал во все стороны, давя друг друга, и среди этого хаоса медленно удалились пророки, перед которыми все со страхом расступались. Общая сумятица разлучила Валентина и Эдуарда. Бегущие толпы увлекли их в разные стороны. Валентин осматривался, куда девалась Лидия, но ее нигде не было видно. А между тем ее ждала большая беда. На другом конце площади густая толпа бегущих обволокла и увлекла за собой молодцеватого тамплиера, который с проклятиями старался вырваться из нее. "Гнусные, трусливые собаки, - кричал он, - ведь как улепетывают, противно и смотреть на их искаженные рожи!" Кое-как ему удалось вырваться, и он пошел по тихому переулку, расправляя измятые руки и ноги и размышляя о происшествия дня. "Нельзя не сознаться, - бормотал он, - что это могучие чародеи. И откуда они взялись? Я сам почувствовал удар словно электрической искры, и удушье сдавило мне горло, когда этот колдун махнул в мою сторону"... Вдруг он остановился и стал присматриваться. На другой стороне переулка тихо подвигалась какая-то знакомая фигура. - Лидия... M-lle [3] Лучицкая! Неужели это Вы! Какая неожиданная встреча. Вы тоже попали в переделку этого проклятого дня? Она сначала всматривалась с недоумением. - Ах, это Вы, Яни Клефт. Давно же я Вас не видела... и что же: Вы оказались тамплиером... Неужели и наш добрый, рыцарский Яни изменил Христу? - А Вы, прекрасная Лидия Васильевна, все остаетесь упорной христианкой?.. Пора бы уж бросить эту археологию... Но знаете, эта встреча вознаграждает меня за все безобразия дня. Ведь я получил личное приказание Великого Устроителя отыскать Вас. Вам должно польстить, что он Вас помнит. Где же Вы живете? Лидия смутилась и молчала. Он усмехнулся. - Понимаю. Вероятно, где-нибудь в тайном убежище... И охота Вам путаться с этими людьми! Ну, да мне все равно, я не сыщик. Но если я не могу узнать Вашего адреса, то я должен просить Вас пройти со мной к Великому Устроителю. Она вспыхнула. - Я не пойду к нему... Она мотнулась в сторону. Он в два прыжка догнал ее. - Простите, но ведь я обязан исполнить приказание, хотя бы даже силой... Да я и не понимаю Вашего отказа. Уж, конечно, он не замышляет никакого зла. Иначе он бы не поручил мне, а приказал бы полиции. Если он выбрал меня, старого друга дома, то значит хочет действовать по-дружески... Я не знаю... Может быть, какая-нибудь просьба, какое-нибудь выгодное для Вас предложение. Мне кажется. Вам нечего бояться". Приходилось покориться. Напрасно осматривалась она всю дорогу, нет ли где какой помощи, и через несколько времени они стояли перед дверями роскошного Великого Устроителя. Энох (Енох) и Илья (Илия) - библейские пророки, живыми взятые на небо. Перед концом света они должны явиться на землю и возвестить его ^ Каббала (др. евр. - предание) - мистическое учение и практика в иудаизме. Была создана в результате соединения еврейской религиозной мысли и вавилоно-персидской магии. Каббалисты, в частности, разгадывали мистический смысл букв и библейских имен. Тихомиров подробно пишет о Каббале в "Религиозно-философских основах истории" (гл. XXV-XXVIII) ^ Сокращение от фр. mademoiselle - мадмуазель, барышня ^

III

Прошло несколько месяцев, а Лидия как в воду канула. В смертельном беспокойстве разыскивал ее Валентин, но тщетно. Ни в одном убежище он не мог найти о ней сведений и узнавал только там и сям, что исчезла не она одна, а многие другие. Что значат эти таинственные исчезновения, никто не мог понять. Христиан и раньше во множестве арестовывали, сажали в тюрьмы, казнили, но это делалось явно, даже со стараний, чтобы преследования были общеизвестны и производили устрашающее впечатление. Теперь же люди исчезали тайно. Общее недоумение христиан еще более возросло, когда некоторые из пропавших стали обратно появляться на свет... но в каком виде! Их нельзя было угнать. Они оказывались ревностными приверженцами Антиоха, поклонниками Люцифера и отрицателями христианства. Они либо сторонились прежних друзей, либо пытались и их увлечь на путь ренегатства. Было также ясно, что они или другие из исчезнувщих открыли врагам много христианских тайн, так как убежища, прежде недоступные полиции, оказывались разоблаченными. В них являлись с обысками, многих скрывавшихся арестовали, засадили в тюрьмы, предали суду. Христианам пришлось переменять убежища, упразднять прежние, заводить новые. Но напрасны были старания выпытать что-нибудь у ренегатов, где они были, что с ними делалось, или узнать что-либо об участи других пропавших без вести. Они хранили обо всем этом строгое молчание. "Но неужто ни у кого из них не сохранилось ни искры совести и сердечного воспоминания о недавних верованиях? - размышлял Валентин. - Ведь это похоже на какое-то околдование". И ему пришло в голову попытать счастья через одного старого священника, давно принужденного скрываться в убежище. Этого старика усердно разыскивала полиция по обвинению в дерзком порицании Великого Устроителя и в разжигании христианского фанатизма. Он именно доказывал на основании Апокалипсиса, что Антиох - либо сам Антихрист, либо его непосредственный предтеча, и что он со всеми своими затеями неминуемо погибнет, вместе с Люцифером, и со всеми своими сторонниками, при близком уже явлении Христа. Об Апокалипсисе в то время много толковали, и все - даже не христиане - не отрицали уже пророческой прозорливости апостола Иоанна. Но мнения резко расходились в отношении конечных событий Апокалипсиса. Отпавшие от Христа утверждали, что в изображении их прозорливость изменяла Иоанну и что он, предрекая победу Христа и наступление внеземного царствия Божьего, писал уже не по духу пророческому, а по христианской "партийности". Христиане же принимали ход грядущего буквально по Апокалипсису. Но это колебало доверие к прочности существующей власти и к правильности правительственной политики. Мятежного священника поэтому повсюду разыскивали. У него была любимая духовная дочь, молоденькая Агния, недалекая, но добрая, чистая душа, горячо привязанная к своему наставнику. Теперь Агния оказалась в числе исчезнувших и потом снова появившихся, рьяной ренегаткой, так что даже на глаза не показалась бывшему духовному руководителю. И однако он продолжал спокойно оставаться в своем прежнем убежище. Очевидно, Агния изменила всему другому, но не привязанности к нему, и не выдала его врагам. Валентину пришло на мысль, что через этого священника можно от нее узнать о судьбе Лидии, тем более, что Агния и к Лидии относилась с горячей любовью младшей сестры, представляя ее идеалом всех совершенств. Не легко было заманить Агнию куда-нибудь для объяснений. Но тут помогла сестра Осборна. Она пригласила Агнию к себе, интересуясь будто культом Люцифера. А между тем в соседней комнате сели в засаду бывший духовник отступницы и Валентин. Когда Агния начала свои объяснения, восхваляя Люцифера, старик внезапно вошел весь в слезах и тяжело опустился в кресло возле изменившей духовной дочери, а Валентин стал у дверей, чтобы помешать ей выскочить. Агния остолбенела, а священник причитал: "Бедная, любимая моя дочка, за что ты себя погубила, каким чародейством нечестивцы оковали твою душу..." Он плакал, как ребенок, и упал на колени перед образом с громкими призывами милосердия Божия к изменнице и к нему, не сумевшему сохранить от гибели ее бедную душу. Агния слушала и чувствовала, будто туман рассеивается в ее голове. Воспоминания прошлого воскресали в ней, и она сама зарыдала, когда Валентин начал с негодованием упрекать ее за то, что она осмеливается говорить о якобы религии насильников, похитителей женщин: "Где моя бедная Лидия, - воскликнул он, - что сделали с этой несчастной служители Вашей Сатанинской религии, куда они ее задевали?!" Напоминание о Лидии окончательно сломило Агнию. Она бросилась на колени перед священником, умоляя спасти ее и спрятать от ужасных колдунов, погубивших ее душу. Тут началась долгая, довольно бестолковая исповедь наивной девочки, плохо сознававшей, что происходило в руках "колдунов". Но Валентин, хорошо изучавший гипнотизм, без труда понял, в чем было дело. Агнию подвергали сильному гипнотизированию, во время которого внушали ей отвращение ко Христу и любовь к Люциферу, и довольно скоро добились успеха. Но при этом, очевидно, убедились, что она - простая пассивная сомнамбула, и отпустили, не вводя в курс дальнейших воздействий, а довольствуясь ею как заурядной прозелиткой. "Значит им нужны активные психические силы, - размышлял Валентин, - но для чего?" Из объяснений Агнии он не мог догадаться. "Но где же Лидия, - допытывался он, - там ли она, и что с ней делают?" Об этом она знала очень мало. Она видела Лидию, но не говорила с ней, а потом Лидию перевели в какие-то другие помещения. "И все это делается во дворце Великого Устроителя?" Агния в истерических рыданиях отвечала, что совсем не была во дворце, и в глаза не видала Великого Устроителя, а была она у "Вавилонской блудницы". Тут Валентин невольно вздрогнул. "Вавилонской блудницей" христиане называли своего рода господствующую церковь того времени. О происходившем с ней разврате, о разных волхованиях, о поклонении злому духу - среди них ходили самые страшные слухи. Валентин в общем знал эту церковь, официально называемую "Универсальной", организованную Великим Магом Аполлонием на развалинах Римской церкви; он знал, что она посвящена культу Люцифера и что нет мерзости, которой в ней нельзя было бы найти. Она же была инквизиционным учреждением, и множество христиан погибали в ее тюрьмах, особенно в Риме. Так вот в какой вертеп попала злополучная Лидия. Эта Универсальная церковь, связанная с Орденом тамплиеров, в Иерусалиме имела свой приход в Тампле. Разумеется Агнию немедленно скрыли в надежное убежище, где она с утра до ночи молилась, выпрашивая у Бога прощение своей измены. Но как разыскать и спасти Лидию? Агния знала только, что ее держат в Тампле, и никуда оттуда не увозили, так как распорядитель "колдовства", Аполлоний, еще недавно упоминал о Лидии своим подчиненным. Но о помещениях Тампля, кроме своей комнаты, Агния ничего не знала. Валентин всячески ломал себе голову, придумывая, как же разыскать Лидию? Приходило ему на мысль, нельзя ли что-нибудь сделать через Яни Клефта, тамплиера, по слухам, близкого к Великому Устроителю? "Ведь он старый сорбонский товарищ, друг семьи Лучицких... Положим и сам Антиох, мой бывший приятель, у них был дружески принят, да и сам Аполлоний бывал... Но об Антиохе теперь нечего и думать, а Аполлоний - грязная животная натура. Спокойнее было бы, если бы он никогда в глаза не видал Лидию. Но Клефт - не то. Это было сердце благородное, честное. Вряд ли Антиох мог его совсем испортить. Он, конечно, ничего не знает о Лидии, но при своем положении, разумеется, может узнать, если захочет". Мысль обратиться к Яни Клефту все чаще возвращалась к нему. Но он решил, что лучше сначала посоветоваться с епископом Августином, которого очень любил и уважал. "Ум хорошо, а два лучше. Всякий ошибочный шаг друзей, в положении Лидии, может сделаться для нее роковым".

Удивительны судьбы человеческих отношений! Еще, казалось бы, недавно, какой-нибудь десяток лет назад, эта самая Лидия Лучицкая, над страшной участью которой раздумывал Валентин, составляла центр, около которого дружески единились люди, теперь разбившиеся по непримиримо враждебным лагерям. Это было в Париже. Хотя Франция тогда политически очень поблекла, Париж играл в мире роль древних Афин, и привлекал в свои высшие школы молодежь со всего света. Привлек он и русскую семью Лучицких, состоявшую из вдового отца и молоденькой дочери Лидии, которая училась в знаменитой Парижской консерватории. Сам Лучицкий, бывший профессор, был еще свежий старик, радушный, любящий молодежь. Лидия очаровывала всех, кто ее встречал. Живая, умная, талантливая, она сразу привлекала одухотворенной прелестью лица. Особенно поражали ее голубые глаза, глубокие, как море. Еще почти подросток, она своей самостоятельностью умела подчинять себе людей гораздо старше. Молодежь кучей теснилась в доме Лучицких, вечера которых прославились изящной оживленностью. Но Лидию и тогда охватывало религиозное настроение, и она тогда исчезала для общества, проводя целые дни в церкви или на молитве в запертой на ключ комнате, и этого никто не смел найти "странным". Среди молодых гостей Лучицких особенно выдавались Валентин Стожаров, студент-медик, которого прочили в звезды ученого мира, Антиох Масон, Аполлоний Загрос и Эдуард Осборн, англичанин, усердно работавший над социальными вопросами. Антиох Масон, американский еврей, темного происхождения, поражал блестящими способностями и энергией. Он углублялся во все науки и между прочим серьезно изучал Каббалу и оккультизм. Поразительна была его почти таинственная способность влиять на людей. При безграничном честолюбии, он казался природным вожаком народных масс. Аполлоний - восточный человек, не то сириец, не то перс [1], состоял на естественном факультете, но весь ушел в оккультизм и теософию [2], и по окончании курса много ездил по Востоку, изучая таинства каббалистов, дервишей, факиров и йогов. Он был ближайший друг Антиоха. Общим любимцем компании был тогда Яни Клефт, албанец, не всегда склонный к наукам, но привлекавший к себе молодечеством, веселостью и благородным характером. Молодые люди поголовно ухаживали за Лидией, но она умела не допускать соперничества до ссор, и в общем они составляли тесный дружеский кружок. Куда девалось все это по окончании курса? Все разошлись, погрузясь в общественную жизнь той сложной эпохи, полной внутренней борьбы, разъединявшей и ближайших друзей. В ней крупнейшая историческая роль суждена была Антиоху Масону, истинному выразителю господствующего духа времени и заключительному звену человеческой истории. Он стоял во главе всех событий. А эпоха была сложная, неповторимая, ликвидационная. По существу, человеческая психика, конечно, была такая же, как всегда, добро и зло боролись в сердцах. Как всегда, добро истекало от Бога и вело к Нему, как всегда, зло истекало от человеческого самоутверждения, отрывающего от Бога и потому связывающего с его врагом. Но теперь подводились итоги этой вековечной борьбы, и в общем балансе оказывалось безмерное преобладание самоутверждения, дошедшего до узурпации Божественной власти. Получалось полное искажение реальности бытия, которая состоит в абсолютном преобладании Божественной власти, и понадобилось непосредственное вмешательство Божества для восстановления этой реальности. Но с ее восстановлением кончается и смысл старого мира, который был нужен именно для того, чтобы люди доходили до сознательного понимания - в чем истинная реальность бытия. Эта ликвидационная эпоха, несмотря на необыкновенность замыслов своих, по существу не была творческой. Она лишь подводила итоги тысячелетней работы человеческого самоутверждения по всем областям жизни, всюду изгоняя Божественный закон и всюду поставляя высшим законом человеческое желание и рассуждение. Проявлялось это, конечно, в различных формах. Последние десятилетия перед началом нашего повествования представляли, в социально-политическом отношении, господство социализма, стремившегося отлиться в рамки строгого коммунизма [3]. Но удержаться на этой почве нигде не могли прочно, потому что в строгом коммунизме нет места свободе. Стремления к свободе постоянно прорывались в виде анархического беспорядка, который разрушал все построения коммунизма. Производительные экономические силы таким образом подрывались со всех сторон. Коммунизм подавлял свободную инициативу, анархизм разрушал обязательный труд. Народы погружались в бедность и необеспеченность, беспрерывно переходя от полукрепостного состояния к состоянию дикого произвола, в течение которого каждый, смотря по силе и удаче, захватывал себе кусок пожирнее так же легко, как вслед за тем терял его. Такая жизнь раздражала всех тем сильнее, что стремление к чувственным благам наполняло все сердца, составляло главное содержание человеческих пожеланий. Предания о старых временах могучего буржуазного производства, о богатстве и великолепной жизни, возбуждали лишь бесплодную зависть, потому что в обществе уже не было сил, способных воскресить дисциплину рабочего класса, потребную для буржуазного строя. Но настоящее положение, постоянно бедное, иногда доходящее до полной нищеты, возбуждало общее раздражение и порицание. Страшные гражданские войны, переходящие часто в международные, довершали общее разорение. Утомленные и разочарованные народы готовы были отдаться кому угодно, лишь бы их вырвали из такой невыносимой жизни. На этой-то почве и выросла блестящая политическая карьера Антиоха Масона, который в цвете молодости успел достигнуть высшей в мире власти - Председателя Союза Народов, им же и организованного из десяти держав, разделявших тогда между собой Земной Шар. Еще со школьной скамьи Антиох сделался франкмасоном и обратил на себя внимание центрального еврейского общества Кол Изроель Хаберим [4], работавшего на создание всемирного владычества израильского народа. Гениальные способности Антиоха рано возбудили в этом обществе мысль - выдвинуть его в свое время в качестве Мессии. Приняв его в свои члены и тайно управляя действиями франкмасонства, Коль Изроель Хаберим дал Антиоху всю свою могущественную поддержку, которую он умел всесторонне использовать. Он прославился как писатель, сделался всемирно известным руководителем рабочих организаций, получал министерские должности в разных государствах, играл крупнейшие дипломатические роли и несколько раз проявил выдающиеся военные дарования. Из старых школьных товарищей неизменным его другом и помощником постоянно являлся Аполлоний. Яни Клефт преклонялся перед талантами Антиоха и готов был все для него сделать, но оказался годен только на военном поприще в качестве блестящего партизана; роль крупного военачальника была уже не по нем. Антиох однако очень ценил его преданность и мужество. При всемирной популярности в народных массах, огромных политических связях и поддержке всюду проникающего франкмасонства, направляемого Кол Изроель Хаберим, Антиох в немного лет создал себе своеобразное положение международного деятеля, более могущественного, чем короли и президенты республик, и успел объединить все державы в один Союз, Председателем которого он же и был выбран. Власть Председателя была так велика, что главы отдельных держав оказались вполне в его руках, и Антиох немедленно начал обширные преобразования во всем мире. В экономическом отношении он повсеместно сразу ввел новый строй, который, сохраняя принудительно государственный коммунизм и право безграничного государственного вмешательства, восстановил на правах срочного и бессрочного владения, частную собственность, частное производство и вольную торговлю. Это быстро оживило производство, обеспечило частные интересы и личную инициативу и привело к такому процветанию, которое, по сравнению со вчерашней нищетой, казалось волшебным. Весь мир признал Антиоха гением, и всенародное голосование во всех державах дало ему особый титул Великого Устроителя, с расширением власти Председателя Союза до размеров императорской. Своей столицей он избрал Иерусалим, в то время ставший крупнейшим центром мировой торговли. Но эти государственные преобразования, за которые человечество славило Антиоха, были в его собственных глазах лишь мелочью. Свое истинное величие и свое великое историческое дело он усматривал в совсем иной идее. Она родилась у него в связи с умственной и религиозной эволюцией эпохи. Уже задолго до Антиоха эта эволюция характеризовалась падением как материализма, так и всех положительных религий. От христианства отшатнулись огромные массы. Против него были направлены вековые усилия франкмасонства, на него уже сыпались главные удары всех антирелигиозных направлений - материализма, рационализма, позитивизма, всех отрицателей мистического элемента. Но если христианство, да и другие религии, потерпели страшный подрыв, то и антимистические направления, совершив эту свою историческую миссию, стали быстро хиреть. Само развитие науки наносило удары материализму, который постепенно сделался достоянием лишь совсем малоразвитых людей. Мистицизм энергически воскресал, но уже на основах древнеязыческих, гностических и каббалистических, хранителем которых было само франкмасонство. К этому присоединились и влияния индуизма и буддизма. В возрожденном мистицизме все сильнее проявлялся и сатанизм Средних веков. Как передовой человек, стоявший на всей высоте науки, Антиох был вполне проникнут этим антихристианским мистицизмом, который он переработал в особую систему. У него создалась религия человекобожия, в которой он сам занимал центральное место, а врагами, подлежащими низложению, являлись Христос и Бог христианский, понимаемые как реальные личности. Внутренний упадок христианских церквей еще до Антиоха тянулся очень долго и замечался даже тогда, когда они, по старой памяти, еще сохраняли авторитет в народных массах, а правительства считали нужным с ними считаться, то покупая милостями, то пуская в ход строгости. В общем духе своем церкви разных исповеданий мало разнились, так что христиане, начавшие углубляться в пророчества Апокалипсиса, одинаково во всех исповеданиях усматривали признаки церквей "Сардийской", "Филадельфийской" и "Лаодикийской". Христиане мало-помалу стали сближаться и разделяться между собой не столько на основании обряда и формул догмата, как по своим духовно религиозным настроениям. Захирение христианского мира особенно отмечено рационалистическими веяниями Сардийской эпохи, о которой в Апокалипсисе сказано: "Ты носишь имя, будто живо, но уж мертво". Богословная наука развивалась, давая наружный вид религиозного процветания, но самая сущность веры - жизнь со Христом - забрасывалась. Сам Христос начал представляться не как Бог, живущий в людях и ведущий их в Царство Небесное, а как мудрый учитель добрых условий земной жизни. Мистическое побледнело, таинство превратилось в обряд, вера в философию. Но люди более горячие религиозно стали сближаться между собой на почве духовной жизни, и возникло то, что по апокалиптическому термину назвали - "Филадельфийской церковью". Духовенство и народ этого направления, не отделяясь от своих церквей, жили своей особой жизнью, и высшие иерархи казались какими-то сектантами. Однако на некоторое время Филадельфийская церковь сделалась официально господствующей, потому что во главе ее встали православные патриархи и папа Римский. Это был недолгий момент процветания христианства, и "филадельфийцы" скоро опять перешли в прежнее положение. Власти церковные относились к ним, как к живому укору себе. Власти гражданские не любили их за то, что они не хотели давать Кесарю того, что принадлежало Богу. Эволюция же Сардийской церкви вела к дальнейшему падению, закончившемуся эпохой "Лаодикийской", в которую явилось полное религиозное безразличие, и помышления пастырей сосредоточились на обладании земными благами. Это было уже время расцвета политической карьеры Антиоха Масона. Вначале он продолжал прикармливать иерархов всех исповеданий, и с удовольствием наблюдал их нравственное растление. Но его цели состояли в полном уничтожение христианства, и он наметил путь, на котором из самой церкви должно было вырасти орудие отрицания Христа и служения его врагу. Он когда-то проходил тамплиерские степени франкмасонства, и задумал теперь восстановление Ордена Тамплиеров. Как в Средние века, Орден, бывший чем-то вроде викарной церкви Римского папы, превратился в церковь Баффомета-Сатаниила [5], так, по мысли Антиоха, теперь христианская церковь в союзе с тамплиерством удобнее всего могла превратиться в церковь Люцифера. Тамплиерство при изменении некоторых пунктов устава, казалось Антиоху полезным потому, что исторически связывало церковь Баффомета с Римской Вселенской церковью, хотя и в виде еретической тайны. Если прежние папы подавили ересь, то нынешние могли ее санкционировать. И вот, когда во время одной войны армия Антиоха занимала Рим, он нарочно создал разные ссоры с Папой и объявил его низложенным. Папа бежал и послушный Антиоху конклав избрал на его место Аполлония, заранее проведенного в епископы. Значительная часть римско-католиков, между прочим и Орден иезуитов, остались верны прежнему Папе, который на соборе немногочисленных своих приверженцев объявил Аполлония узурпатором и отлучил его от церкви. Это нимало не помешало Аполлонию повести дальнейший переворот в христианстве. Он объявил, что Римская церковь, как вселенская, универсальная, должна включать в себя все верования вселенной, и что Орден тамплиеров, поддерживавшийся лучшими Папами, выражал в себе истинный дух веры и правильно предавал поруганию символы христианской нетерпимости. Огромный собор, созванный папой Аполлонием, подтвердил это и постановил, что Римско-Католическая церковь, освобожденная от нетерпимости, должна приступить к объединению всех исповеданий. Сообразно с этим в число ее епископов были поставлены, без принятия крещения, несколько ученых раввинов, мулл и буддийских жрецов. Орден тамплиеров был восстановлен, с некоторыми изменениями устава, с отменой обета безбрачия, объявлен защитником церкви и поставлен в высшее ведение Антиоха как объединителя человечества. Этот наглый переворот, смеявшийся над историческими фактами и логикой, был рассчитан на то, что множество номинальных христиан будут рады под каким угодно предлогом покинуть действительное христианство, а множество духовенства столь же рады восстановить свои доходы и почет под флагом каких угодно верований. Так и вышло. Новая церковь, принявшая титул Универсальной (перевод слова "католическая"), начала религиозное объединение с воскресения гностических учений, с примесью каббалы и т.д., и без стеснений быстро заменяла культ Христа культом Люцифера, сохраняя лишь некоторое подобие христианских облачений. Епископы всех исповеданий, не подчинившиеся Универсальной церкви, были объявлены низложенными. Эта церковь, названная у филадельфийцев "Вавилонской блудницей", получила огромные материальные средства, отнятые у православных и римо-католиков так же, как их храмы. Ее столицей остался древний Рим. Здесь в Ватикане жил псевдо-папа, помещалась Коллегия Кардиналов, которой была отдана вся действительная власть. Сам Аполлоний, по окончании преобразований, отказался от папского престола и получил должность Великого Мага при Председателе Союза Народов. В его ведение поступили все оккультные учреждения Иерусалима. Что касается Ордена тамплиеров, ему было дано прежнее историческое местопребывание в Иерусалиме. Как и в древности он состоял из клириков и рыцарей. Тамплиерские таинства, тождественные с таинствами "Вавилонской блудницы", находились в ведении клириков. В них участвовали и рыцари, если получали надлежащее посвящение. Но вообще Антиох более всего думал из рыцарской части Ордена создать высшую политическую полицию, вроде бывшего русского корпуса жандармов, но в то же время хотел иметь из рыцарей свою лейб-гвардию. Эта двойственность отразилась на невыдержанности комплектования их. Часть рыцарей увлекалась таинствами Баффомета-Люцифера, часть охотно играла полицейскую роль, часть не хотела знать никаких таинств и стыдилась полицейской деятельности, мечтая быть истинно рыцарями, идеалом мужества и чести. Эта доля рыцарей очень заботилась о боевой репутации Ордена и в свободное время вела веселую и разгульную жизнь гвардейских офицеров. В общей сложности учреждение было лишено внутреннего единства. Но Антиох мало озабочивался этим, так как вообще находил, что чем меньше в учреждениях внутреннего единства, тем легче ему с ними управляться по своему усмотрению. Это была у него черта чистого деспота. Он хотел только своей личной власти, и верил только в свой ум. Гроссмейстером Ордена состоял Лармений, послушный слуга Антиоха. В Иерусалиме был заново выстроен главный "Тампль", замок рыцарей, на окраине города, в роще, по преданию - той самой заколдованной роще, где некогда устрашился сам бестрепетный Танкред, на берегу огромного пруда, получившего за свою величину название Тамплиерского Озера. Здесь помещались также обширные лаборатории и музеи, не уступавшие Римским, для производства магически-оккультных работ со всевозможными чародействами. Эти учреждения номинально принадлежали Универсальной церкви и подчиненным ей клирикам Ордена, но фактически были отданы во владение Аполлония. Как и в Риме, здесь широко шагнуло развитие гипнотизма и психического воздействия на людей, и предметы, и силы природы. В Тампле уже происходило поклонение Люциферу, сопровождаемое утонченными формами разврата. В Риме же при поклонении Люциферу практиковались даже человеческие жертвоприношения по друидскому ритуалу [6]. Обширны были и тюрьмы иерусалимского Тампля, хотя уступали римским. При Универсальной церкви была восстановлена инквизиция. Но в иерусалимском Тампле содержались главным образом узники по политическим делам, в римских же тюрьмах находили заживо могилу осужденные по делам вероисповедания. Таково было состояние учреждений в то время, к которому относится начало повествуемых у нас событий. У Соловьева Аполлоний - "человек несомненно гениальный, полуазиат и полуевропеец, католический епископ " (Соч. - Т. 2. М., 1990. С. 747) ^ Оккультизм (лат. occultus - тайный, сокровенный) - мистическое учение, в основе которого лежит представление о существовании сверхъестественных (оккультных) сил, с которыми можно вступать в общение при помощи магии. Теософия - мистическое богопознание. В 1875 г. в Америке было основано Теософское общество во главе с Е.П.Блаватской, чье учение представляло собой своеобразный "мистический буддизм" ^ Здесь и далее Тихомиров излагает тезисы своей работы "Социальные миражи современности" (1891) // Тихомиров Л. Демократия либеральная и социальная. - М., 1896 ^ "Кол Изроель Хаберим" - это собственно еврейское название Alliance Israilite Universel (Всемирный Союз Израэлитов (фр.) - первая современная международная еврейская организация, созданная в 1860 г. в Париже для оказания помощи евреям во всем мире). Я беру это название только как подходящее по смыслу, вовсе не желая сказать, чтобы упоминаемое в рассказе патриотическое общество было Alliance Israilite Universel ^ Имя Сатаны до его падения ^ Друиды - жрецы у кельтских народов в древней Галлии и Британии, совершавшие жертвоприношения (в том числе и человеческие) ^

Православный епископ Августин, родом русский, к которому направился Валентин, в это время скрывался. Его ненавидел Великий Устроитель особенно за деятельность по обращению евреев в христианство. Филадельфийская церковь, высокой духовной жизнью своих членов, их твердостью перед властью, самоотверженной помощью своим и чужим, - привлекала внимание лучшей части евреев, которых церковная жизнь была в сильном упадке. Епископ Августин, убежденный, что наступают времена спасения Израиля, был ревностным миссионером среди них. Тесная дружба связывала его с Барухом Хацкиелем, ученым и наиболее универсальным раввином, который давно работал над вопросом о мессианском значении Иисуса Христа. Он еще не принял открыто христианства, чтобы не оттолкнуть от себя единоплеменников, но поддерживал среди них проповедь епископа Августина, и огромное число евреев крестилось за последние годы. Это раздражало Великого Устроителя, который рассчитывал найти в еврействе сильную опору своих планов. Против Августина были выдвинуты обвинения в фанатизме и сеянии раздоров среди различных исповеданий. Ему пришлось скрываться, но Валентин бывал у него. "У меня теперь как раз гостит мой приятель, патер Викентий, - сказал он, - выслушав Валентина. Патер - иезуит, и с ним полезно посоветоваться. Юсуф, попроси к нам отца Викентия". Юсуф был христианский юноша, постоянно служивший епископу. Его отец, Иван, был русский, переселившийся в Палестину, а мать, Мария, - арабка, оба ревностные христиане. На их хуторе, неподалеку от Иерусалима, находилось одно из христианских убежищ. Патер Викентий, родом поляк, не замедлил явиться. Ничто в его наружности и костюме не выдавало духовного звания, а в бутоньерке сюртука светился красный цветок в пять лепестков, который Валентин иногда встречал у прохожих на улице. Августин рассказал происшествие с Агнией и Лидией, рекомендуя Валентина, как человека безусловно благонадежного. "О Клефте Яни, - заметил Викентий, - не стоит и говорить. Это - преданнейшая цепная собака Антиоха. Но обойдемся, вероятно, и без него. У нас есть свои члены в Тампле. Ведь я и сам тамплиер: вот на мне их значок в петличке. Его носят, когда выходят на улицу без формы. Правда, я не большого чина - всего только "мирской пособник". Предпочел это звание, чтобы поменьше быть под надзором гроссмейстера. Но там есть и более высокие чины из иезуитов. Нужно навести у них справки". Через несколько дней он получил справки, но мало удовлетворительные. "В помещении Тампля, - гласили они, - творится нечто трудно понимаемое. Под непосредственным руководством Аполлония производятся опыты коллективной гипнотизации и действия на расстоянии. В участники такого коллективного действия набираются не только свои, но и чужие, добровольно или насильственно. Они соединяются в особые группы, называемые "психическими оркестрами" или "психическими батареями". Опыты, в первых фазисах, производятся довольно открыто, но потом все более замыкаются в тайну от неучаствующих в этих занятиях. Известно лишь, что лица, намеченные в члены оркестра, подвергаются сложной гипнотической дрессировке, которая имеет целью подчинить их волю, чтобы затем направить ее куда требуется. Средства подчинения воли - разнообразны, но, по слухам, среди них придается большое значение развитию чувственности, для чего прибегают к разным любовным фильтрам, и даже будто бы не останавливаются перед изнасилованием. Об этом говорил один молодой негодяй - тамплиер, которому было, по его словам, поручено соблазнить какую-то из захваченных женщин. Об Агнии известно, что она легко поддавалась гипнозу, но не имела способностей, нужных для зачисления в оркестр, почему ее скоро и отпустили. Но участь Лидии рисуется более страшной. Известно, что с ней Аполлоний возился очень долго и бесплодно. Гипнозу она совсем не поддавалась, с гордым презрением относилась к роскоши, которой ее пытались окружить, не брала в рот вина и изысканных яств, одуряющие испарения на нее не действовали. В конце концов ее куда-то запрятали, но куда и для чего неизвестно. Яни Клефт должен кое-что о ней знать, так как сам о ней рассказывал близким товарищам. Он повидимому совсем в нее влюбился, упоминает о ней с благоговением, и даже из-за нее, кажется, охладел к Антиоху". Таковы были справки отца Викентия. "Остается, кажется, только молиться за нее", - грустно заключил епископ Августин. Но Валентин был упорен и продолжал искать способов добраться до Лидии. Мысль о Яни Клефте снова пробудилась в нем, и снова являлись опасения, как бы не испортить дела окончательно. Он пошел советоваться с Осборном. Тот не совсем согласился с епископом. "Молиться, конечно, нужно, - заметил он, - но при тех политических планах, которые у нас назревают, мы, может быть, успеем сделать что-нибудь и для Лидии". Валентин жил вне политики. Осборн, напротив, принадлежал к числу тех христиан, которые, видя явное стремление Антиоха совершенно искоренить христианство, мечтали - нельзя ли низвергнуть его владычество? Эдуард стоял во главе их. Минута казалась благоприятною для попытки. Дело в том, что угроза таинственных Ильи и Эноха на неудавшемся празднике Люцифера осуществилась в полной мере. Никто не запомнил такой засухи, какая удручала землю в этом году, начавшемся при самых благоприятных климатических предусмотрениях. Нигде не выпадало ни капли дождя. Нивы, огороды и сады высыхали и выгорали. Наступило время жатвы, но собирать было нечего. Мир поразил повсеместный голод. Бедствие увеличивалось от общего эгоизма времени. Все думали только о себе, и умирающий от голода нигде не мог допроситься куска хлеба. Только христиане помогали бедствующим, но что они могли сделать! Правительствам пришлось раскрыть все свои запасы продовольствия, но народ все-таки голодал, и у него накипало раздражение, являлась критика. Собственно к пророкам-обличителям нигде не было ни малейшей симпатии, и никто не думал каяться перед Богом. Пророки обходили с увещаниями все страны, и их всюду встречали с ненавистью. Много раз этих вестников несчастья пытались растерзать, и каждый раз гибель постигала отваживающихся на это. Толпа проклинала "чародеев", но они возбуждали ужас, и доверие к власти падало. "Что же Правительство хвастало силами своими и Люциферовыми, - толковали в народе. - Ясно, что христианские колдуны могущественнее их. И почему запасы продовольствия так ничтожны, почему по обводнению полей сделано так мало, почему ничего не сделано по произведению искусственных дождей?" Критика раздавалась отовсюду. Эдуард с единомышленниками надумали воспользоваться этим для вызова восстания. Отстраняя религиозные споры, они переносили агитацию на почву неспособности властей Союза и их небрежности о благе населения. Необходимо сместить всех правящих - таков был лозунг заговорщиков. Они рассчитывали, что христиане, став во главе движения, приобретут популярность, и что при перевороте можно будет провести во власть немало христиан. "Боюсь, друг мой, - сказал Валентин, - выслушав эти планы, что никакого толка у вас не получится. Но возможно, что в общей сумятице, при разгроме Тампля, удастся освободить Лидию и других пропавших... Что же, за такую цену я согласен примкнуть к вам". Однако даже и при такой перспективе нужно было сначала узнать, где именно в Тампле находится место заточения Лидии? И мысль о Клефте снова шевелилась в голове Валентина.

Во дворце Великого Устроителя происходило заседание его Высшего Совета по поводу того же опасного народного настроения. Членами Совета состояли представители держав, высшие чины управления Великого Устроителя и Гроссмейстер тамплиеров. Аполлоний присутствовал в качестве секретаря Автиоха. Начальником караула был Яни Клефт. Докладчик прочитал донесения о настроения народа и добытые полицией данные о христианском заговоре в целях возбуждения восстания. Дело в общем казалось весьма серьезным. Один из представителей держав попросил у Великого Устроителя разъяснения, каким образом могло исполниться предсказание бродячих пророков о засухе со всеми ее гибельными последствиями? "Мы, провинциалы, - заметил он, - привыкли думать, что при глубоком развитии магического знания и искусства в правление нашего великого Антиоха, государственная власть обладает средствами разрушить чародейства этих побродяг. И однако она оказалась бессильной перед ними". Задетый за живое, Великий Устроитель отвечал, что в этом упреке проявляется обычное незнакомство публики с законами магии. Прежде всего указанные побродяги несомненно обладают большими магическими силами и начали свои действия совершенно неожиданно, а когда произведенная ими спазма атмосферических элементов уже возымела свое действие, то уничтожить его было невозможно, не уничтожив самих чародеев, так как они легко могли поддерживать установившийся факт природы против даже гораздо более сильных магов. Лучшее средство парализации этого факта состоит в уничтожении лиц, его произведших. Но совершенная случайность задержала приход его, Великого Устроителя, на праздник Люцифера, а затем бродячие проповедники доселе шляются по всей стране, и задержать их не удалось. В первый же их приход он положит конец их существованию. В ожидании будущего, он просит власти всех держав не скупиться в раздаче продовольствия и всяких суррогатов. Что касается задуманного христианами восстания, он надеется раздавить его и искоренить мятежную секту до конца. В заключение Устроитель вкратце ознакомил Собрание с вновь формируемыми психическими батареями и, заметив, что пока еще не может подробно открывать всего их значения, просил представителей держав присылать для пополнения их персонал людей, наиболее одаренных волею. Тут же он предложил ряд мер по общему управлению. Декретировав меры, предложенные Антиохом, Совет начал расходиться. А Яни Клефт, заметно омрачившийся при рассуждениях Совета о психических батареях, подошел в сторонке к Великому Устроителю и взволнованно попросил позволения переговорить с ним. Антиох с некоторым удивлением сказал, что такой старый друг и преданный служащий, конечно, может говорить все, что хочет. Яни горячо начал речь о несчастной судьбе Лидии. Неужели великие цели Антиоха, говорил он, могут требовать мучения и гибели молодой девушки, чистой и прекрасной, которую вдобавок устроитель когда-то хорошо и близко знал? Яни невыразимо мучится мыслью, что стал невольным орудием ее несчастий, так как именно он ее разыскал и привел. Он умолял освободить ее хотя бы в личное ему одолжение. Великий Устроитель лукаво посмотрел на него. - Ай, дружище, вижу, что прекрасная Лидия задела и твое сердце!.. Ну, успокойся, я ее тебе отдам. - Да я не прошу отдавать ее мне, - смущенно отвечал Яни. - Я знаю, что недостоин получить ее руку и сердце, а без этого не позволю себе и пальцем ее коснуться... Я прошу только освободить ее, отпустить на волю. Антиох продолжал лукаво улыбаться. - Ого! Чувство не шуточное. Наш бравый тамплиер превратился в романтического рыцаря... Ладно, я поговорю с Аполлонием. Будь спокоен. Иди себе в кордегардию. Яни вышел, а Антиох подозвал Великого мага и сказал ему, чтобы тот отпустил Лидию. Аполлоний сделал недовольную гримасу. - Устроитель, если мы будем терять лучшие души из-за нежных чувств молодых рыцарей, то немногое уцелеет из наших планов. Право я по целому ряду причин не могу отдать Лидию. - Да что в ней особенного? Где она? Что ты с ней делаешь? Аполлоний начал подробный рассказ о том, сколько он возился с Лидией. Это, говорил он, натура редкая, громадной силы воли и духовности, душа в полном смысле святая, каких очень мало. Ее невозможно упустить. Овладев ею, можно творить чудеса влияния даже, без сомнения, на ангелов, и чем труднее покорить ее, тем необходимее этого добиться. До сих пор все его усилия были тщетны. Ничто ее не покоряет. Он, Аполлоний, готов бы был ее подвергнуть жесточайшим пытками, но знает, что из этого ничего не выйдет. Она умрет, но не отрешится от своей воли. Он теперь пробует над ней последние средства, и она необходима ему даже для опытов. - Где она? - спросил Устроитель. - Теперь - в башне астральных духов. Я решил довести ее до полного истощения, добиться каталепсии, и когда доведу ее до этого, то, надеюсь, успею загипнотизировать и сделать ее покорной себе. Он установил для нее особый режим: полное одиночество, отсутствие впечатлений, голодная диета, полусвет, лишение сна и постоянное монотонное раздражение. Она окружена астральными духами, которых он часто материализует. Они нужны не для нравственного воздействия, в этом они бессильны, даже лярвы [1] не находят в ней страстей, к которым могли бы присосаться. Аполлоний вызывал даже ангелов Люцифера, и те не могли на нее повлиять. Астральные духи нужны только для того, чтобы поддерживать беспрерывную мелодию безнадежности и будить Лидию внезапными стуками и толчками. Теперь она дошла до последнего истощения, и в нее приходится вливать концентрированные бульоны, чтобы она не погасла, как лампада без масла. Но он надеется, что уже очень скоро погрузит ее в каталепсию, которую он переведет в тихий гипнотический сон, и тогда достигнет покорения этой неподатливой души. Антиох внимательно слушал. - Любопытно. Дай-ка мне взглянуть на твою пациентку. - Пойдем. Они не подозревали, что Яни, полный беспокойства за судьбу Лидии, подслушивал, насколько мог, их разговор в щелку дверей. Услыхав, что они собираются идти, он поспешил предупредить их у Башни Духов. Он хорошо знал эту башню, предмет ужаса караульных. В ней Великий Маг хранил целую коллекцию астральных духов, и оттуда часто слышались таинственные звуки, а иногда из узкого окна выглядывали отвратительные морды, которые старались, как пиявки, присосаться к часовому, неосторожно подходившему слишком близко. Дорога к башне вела по стене с высокими зубцами, за которыми легко было прятаться. Один зубец приходился шагах в трех от дверей башни. Яни спрятался за этот зубец и ждал с замиранием сердца... Вот показались Великий Устроитель с Магом. Они вошли в башню, не заметив Яни, и оставили дверь полураскрытой. Он все слышал и немножко видел. Антиох с любопытством осмотрелся. В полутьме, на кровати, виднелась пластом лежащая Лидия Ее волосы спадали до полу, лицо, бледное и до последней степени исхудалое, казалось совершенно мертвым, только глаза лихорадочно светились да слабое дыхание изредка поднимало впавшую грудь. Она лежала без движения, а над ней несколько астральных духов монотонно, без перерыва, напевали: Иисус никогда уж не будет с тобой, Миром правит теперь Дух могучий другой... А она по временам еле слышно шептала: "Прочь от меня, Сатана. Спаси меня, Иисусе возлюбленный". - Упорная, - заметил Антиох. - Но что же нам делать? - Ничего особенного. Оставь ее мне, дай докончить опыт. - А Яни? Ведь я обещал... - Пустое... Я приворожу этого вздыхателя к какой-нибудь красотке, и дурь пройдет. - И то правда. Ладно. Они ушли, затворив дверь на ключ. Яни вышел из своего убежища глубоко возмущенный. Но что делать? Как спасти несчастную? Во всяком случае приходится пока сдержаться. - Что же, Повелитель, - обратился он во дворце к Антиоху, - могу ли я надеяться? Тот ласково потрепал его по плечу: - Подожди немного, дружок. Аполлоний ее скоро отпустит. Надо только немного укрепить ее силы. Будь покоен. Бедный Яни возвратился в тамплиерские казармы сам не свой. Чистое чувство к Лидии, преклонение перед ее мученичеством, негодование против коварства Антиоха - все это подняло бурю в его душе. Теперь все замутилось, и в этом вихре мыслей все отчетливее назревало решение: вырвать Лидию из рук ее палачей или жестоко отомстить. Злые духи ^VIIАполлоний охотно вербовал членов "психических оркестров" среди евреев. Это делалось открыто, в добровольцах не было недостатка, и еврейское общество сначала ничего не имело против этих упражнений, представлявших, по-видимому, научный интерес, а в то же время удовлетворявших господствовавшей тогда жадности ко всему необыкновенному и чудесному. Но мало-помалу стали замечать, что побывавшие на курсах охладевали к еврейству. Высший Совет Кол Изроель Хаберим дал знать великой синагоге, что не одобряет участие евреев в психических оркестрах. "Сыны Израиля, - говорилось в его письме, - должны влиять на гоев, но не подчиняться их влиянию". Между тем произошел случай тайного похищения еврея, именно Марка, сына Боруха Хацкиеля. Сначала его упрашивали записаться в психический оркестр, усматривая в нем большие оккультные способности. Когда же он наотрез отказался, его по-разбойничьи схватили на улице и начали насильственно подвергать опытам. Марк пустился на хитрости. Он притворился заинтересованным новым делом и, будучи по природе очень мало подвержен гипнозу, разыгрывал роль самого чувствительного сомнамбула, а в то же время проявил и свою действительную силу магнитизера. Это редкое сочетание его способностей вызвало к нему особое внимание руководителей. Его стали посвящать во все более сложные опыты, с которыми он таким образом и ознакомился очень не дурно. Зачисленный в высшую психическую батарею, он был отпущен к отцу при самых дружеских отношениях со своими руководителями, и теперь лишь изредка являлся к ним для упражнений. Никаких вредных последствий от этих занятий он на себе не чувствовал, вероятно, потому, что играл роль активного магнитизера. Но большая часть членов оркестров, особенно захваченных насильно, доходила, по рассказу Марка, до самого жалкого психического состояния. Вялые, безжизненные, с вечно выдавливаемыми из них, так сказать, соками души, они почти переставали походить на сознательные человеческие существа. Но та сила, которую из них требовалось добыть и которую Аполлоний называл "волей", не уменьшалась при этом, а возрастала, как показывали особые измерительные аппараты, но она уже не принадлежала им и не ими направлялась к действию. Борух решил доложить об этом старейшинам синагоги. Выслушав сообщение, Собрание воспретило евреям поступать в психические оркестры без особого разрешения Совета синагоги. Марку это разрешение и было дано в целях наблюдения за опытами. Что касается насильственного похищения его, то в Собрании послышались голоса обвинявшие по этому случаю самого Боруха Хацкиеля. Особенно восстал против него ученый каббалист Эзра Гаон. "Вот видишь, рабби Борух, - говорил он, - твое якшание с христианами доводит до того, что твою семью принимают за христианскую. Ничего подобного не позволяли себе в отношении верных евреев. Как и могло бы быть иначе, когда мы в Антиохе, вероятно, дождемся явления Мессии, да будет благословенно имя Его. Теперь же мы, евреи, из-за тебя принуждены будем обращаться с жалобой к великому Антиоху и портить дружеские с ним отношения". Борух горячо заспорил: "Разве может благословенный Мессия знаться с павшим ангелом Самаелем, которого Антиох называет Люцифером? Разве может он заниматься чародействами? Не Мессию, а врага Господа Саваофа мы можем увидеть в Антиохе, достойно несущем имя древнего богопротивника..." [1] Эзра был сильно обижен словами о чародействах, так как сам усердно углублялся в магию. Но Собрание не дало спору дойти до явной ссоры и постановило, что во всяком случае приходится отправить к Великому Устроителю депутацию с жалобой на насилие над Марком. Антиох принял жалобу с неудовольствием; и отвечал, что это какое-нибудь частное самоуправство, которое он расследует и накажет. При этом он не преминул заметить, что, кажется, евреи не могут пожаловаться на свое положение в его управление и что он ожидает их содействия его обширным планам устроения человечества. Эзра, бывший в депутации, рассыпался в уверениях о надеждах евреев на Великого Устроителя. Между тем Борух пошел к епископу Августину побеседовать о странных затеях власти, захватив с собой и Марка. А Валентин явился туда же, потому что, только заслышав о приключениях его, стремился расспросить Марка подробно. Молодой Хацкиель во многом и дополнил его сведения о "психических батареях". Группы лиц, составляющих оркестр или батарею, образуются из людей, обладающих различными оккультными способностями, чтобы они дополняли друг друга в одном коллективном воздействии на других людей или даже на неодушевленные предметы, а также на астральных духов. Психические батареи упражняются в том, чтобы на большем или меньшем расстоянии парализовать людей, или понудить их к известным действиям, и психической силой передвигать предметы. В участники батарей берут не непременно единомышленников - а людей с сильной "волей", как выражается Аполлоний. Эта воля рассматривается как материал, из которого развивается сила, наподобие пара, пороха, динамита и т.п. И как порох, в чьих бы он руках не находился, одинаково производит свое действие, так и воля может быть пущена в действие тем, кто ее захватил. Дрессировка участников батарей именно имеет целью покорить их, отдать их волю в руки заведующего батареей. Дело не в том, единомышленны ли эти лица с руководителем, а в том, достаточно ли они порабощены ему духовно. Разница лишь та, что единомышленник отдает себя добровольно, а иномышленного нужно покорить. Для этого нужно уничтожить в нем все, что препятствует такому порабощению и поддерживает его личную самостоятельность. Поэтому необходимо добиться его отречения от Христа, вообще от Бога, и убить в нем нравственное чувство. Все это достигается посредством гипнотических внушений и искусственного развития чувственности. Не со всеми это удается одинаково легко. Чем сильнее душа, тем труднее ее покорить. А душа тем сильнее, чем больше в ней духовного элемента. Самые высшие Аполлоний называет "святыми" и говорит, что они имеют ангельскую природу. Но поработить, по его мнению, можно и их. При порабощении душа сохраняет свои природные способности, хотя бы они пошли на совсем иное употребление нежели то, которое сделала бы она, если бы осталась самостоятельной. Развитию чувственности Аполлоний придает очень важное значение, так как она связывает человека с материей и отрывает его от Бога. Поэтому при дрессировке стараются развить всякое чревоугодие, приучить к пьянству и т.п. Еще важнее половая чувственность, которую возбуждают разными чародейскими напитками - фильтрами, - подстраиванием любовных приключений, а иногда, говорит Аполлоний, годится и простое изнасилование. Другой путь для порабощения души составляет развитие гордости, но он практически труднее, так что доселе не применялся. Таким образом, Марк ознакомил своих слушателей и с теорией, и с практикой психических батарей. Но что касается судьбы Лидии, он знал гораздо меньше. Известно ему, что она была крайне неподатлива, и Аполлоний прямо измучил ее своими опытами, а в конце концов заточил в Башню Астральных Духов. Башню эту Марк знал, потому что состоял в высшем психологическом оркестре, участвовал в опытах влияния на существа астрального мира. Один раз этому оркестру было поручено произвести коллективное воздействие на Лидию, которое и оказалось безуспешным. Мучения же Лидии, вероятно, были очень тяжки, так как по поводу их громко возмущался даже один тамплиер - Яни Клефт. Все это были драгоценные сведения, и у Валентина впервые зашевелилась уже не мечта, а надежда освободить Лидию. По уходе евреев, он заговорил об этом с епископом. - Да, - сказал Августин, - тут действительно как будто выдвигаются какие-то возможности. Марк, если ему прикажет отец, может в чем-нибудь помочь. Нужно, чтобы отец Викентий похлопотал у своих друзей. Вообще нужно постараться подготовить что-нибудь ко времени восстания Осборна. Но дело это все-таки очень трудное. Ведь несчастную приходится вырвать хитростью или силой прямо из глубины адской. Тампль - замок крепкий и, конечно, хорошо охраняется. Надо собрать все способы и объединить их в какой-нибудь стройный план. Будем стараться не терять времени. - Ну а что Вы думаете о Клефте? - Кажется, все-таки опасно говорить с ним. Он может ей сочувствовать, может негодовать по поводу мучений, может быть, даже недоволен Антиохом. Но ведь он все-таки их человек, а не наш. Не разойдется же он с ними, не перейдет к нам. Скорей, будет умилостивлять своего Повелителя, чтобы как-нибудь выпросить ее пощаду... Нет, опасно с ним говорить. Намек на Антиоха IV Эпифана (Епифана), сирийского царя из македонской династии Селевкидов (правил в 175-164 гг. до Р. X.). При нем был осквернен Иерусалимский храм, что вызвало в 167 г. восстание иудеев под предводительством Матафии и Маккавеев, свергнувшее сирийское иго над Иудеей (см. 1-3 кн. Маккавейские в Св. Писании) ^VIIIНабег на Башню Духов, по всем соображениям, мог быть произведен только во время восстания, подготовляемого Осборном. Оно было назначено в день Национального праздника, т.е. ежегодного торжества конституции, введенной Великим Устроителем. Это нападение казалось Осборну полезной диверсией даже в чисто военном отношении и утилизировало бы такие силы, которые бы иначе не примкнули к восстанию. Среди христиан было много людей, убежденных в наступлении конца мира и считавших поэтому бесцельными политические перевороты. Но именно среди таких людей каждый охотно готов был принять участие в освобождении томящихся в темницах. Недостатка в живой боевой силе для этого дела не предвиделось. Но нужно было знать, где же разыскать этих томившихся в темнице, как их вывести, как достигнуть, чтобы их, в минуту опасности, тюремщики не перегнали в другое место. Конечно, было вероятно, что при разгроме Тампля кое-кто из пропавших христиан будет освобожден, но вероятно - наименее важные, наименее охраняемые. Какие же данные, что будет освобождена Лидия, которую ее мучители наиболее берегли? Валентин считал, что набег на Башню Духов должен был быть организован, хотя и в связи с общим нападением на Тампль, но как отдельная самостоятельная часть этого предприятия. Для освобождения Лидии требовалось хорошо расследовать Башню Духов, способы быстро к ней добраться, захватить ее внезапно, безопасно вывести узницу и скрыться с ней. В конце концов - освобожденную нужно было укрыть в очень надежное убежище. Это была наименее трудная часть задачи. Но для первой ее части, по-видимому, необходимо было какое-нибудь содействие внутри самого Тампля. Борух позволил Марку принять участие не в восстании вообще - так как синагога никак не хотела низвергать Антиоха - но специально в освобождении Лидии. Это был ценный помощник - по обследованию Башни Духов. Но иезуиты - друзья патера Викетия - заявили, что не могут компрометировать своего положения из-за такого маловажного дела, как освобождение одного или даже нескольких узников. Они соглашались дать всякие сведения о Башне Духов и подступах к ней; могли бы попытаться помочь, чтобы в карауле было назначено лицо, сочувствующее предприятию, если бы такое лицо имелось у заговорщиков. Но более ничего они уже сделать не могут. Этого было крайне недостаточно. Между тем как раз в это время в Иерусалим прибыл старец Иоанн. Валентин никогда не пропускал случая повидать его, а теперь, со времени захвата Лидии, просто жаждал поговорить с ним о том, как ее спасти. Он верил, что вдохновения старца всегда безобманчивы. Лидию же старец очень любил. Но незадолго до ее пропажи он уехал в Сирию, и теперь впервые оттуда возвращался. Валентин застал его у епископа Августина в разговоре о сирийских убежищах. Правду сказал Валентин Эдуарду: достаточно было посмотреть на старца, чтобы признать в нем апостола Иоанна. Высокий, величественного вида, седовласый, он не имел никаких признаков дряхлости, и казался как бы вне времени. Нельзя было сказать, сколько ему лет. В его взоре и на спокойно-выразительном лице запечатлевалась мудрость тысячелетий, он, казалось, уже все видел на свете, все знает, нет для него неожиданностей и волнений. Но немеркнущее вдохновение, охватывающее его как будто светлым ореолом, показывало постоянное живое участие во всем совершающемся. Любовью и кротостью дышало его лицо, но было ясно, что оно могло каждую минуту запылать всесожигающим огнем против врагов его возлюбленного Господа. Таков и должен был быть апостол любви и в то же время "сын грома", как называл Спаситель своего любимого ученика. Старец рассказывал епископу о своих трудах по заготовке убежищ для христиан. "Время близко, - говорил он. - Жена, облеченная в солнце, должна бежать в пустыню, где приготовлено для нее место от Бога, чтобы там питаться 1260 дней [1]. Давно уже подготовляю я это место, но теперь приходится поторопиться". Он устраивал тайники в недоступнейших горах Малой Азии, где суровое, труженическое население, ревностные христиане, под влиянием его проповеди, давно уже готовили по лесам и ущельям тайники и пещеры, естественные и искусственные, а последнее время стали собирать и хлебные запасы. "Готовьте, дети, - сказал им старец, - скоро нельзя будет нигде ничего купить" и жители торопились, чтобы иметь возможность укрыть и прокормить преследуемых изгнанников, видя в этом осуществление миссии, назначенной им от Бога. Валентин не замедлил передать старцу печальную историю Лидии и все, что о ней теперь узнали, упомянув и о Яни Клефте, бывшем друге Лучицких, нынешнем служителе мучителей Лидии, о своей неотступной мысли побывать у него, вопреки мнению епископа Августина. Старец слушал внимательно, переспрашивал подробности и наконец сказал: - Нет, относительно Яни Клефта не могу согласится с Владыкой. Это должно быть хороший человек и может принести большую пользу. Ты у него побывай. Конечно, нужно завести речь с осторожностью. Да ты не тревожься так. Господь, конечно, не оставит Лидию без помощи. Вот побывай у Клефта, а там увидим. Я, вероятно, и сам приму участие в этом деле. - Значит, благословите, батюшка? - Вполне. Благослови Господь. С самых студенческих времен Валентин не поддерживал знакомства с Яни, и чем ближе Клефт сходился с Антиохом, тем менее было оснований с ним знаться. Об этом теперь приходилось пожалеть. Но Валентин надеялся, что дело Лидии даст достаточную причину обратиться к старому знакомому Лучицких. Он отправился в Тампль и приказал доложить о себе. Но принимать у себя посторонних посетителей рыцари могли только с разрешения своего комтура [2]. Валентин не значился в списке допущенных, а потому Яни вышел к нему на улицу. Он поздоровался с бывшим товарищем не без некоторого удивления. - Сколько лет не виделись! Как это Вас осенила счастливая мысль вспомнить обо мне? Валентин объяснил, что пришел попросить у него совета, а может быть, и протекции. - Вы, вероятно, припомните Лидию Лучицкую, у которой мы в студенческие времена проводили столько веселых и задушевных часов? Яни весь вспыхнул. - Да, как же... Очаровательная особа... Светлая личность... Но в чем же дело? Валентин рассказал, что она осталась сиротой, на его попечении и некоторое время считалась даже его невестою. Теперь она без вести пропала, исчезла, вероятнее всего арестована по какому-нибудь обвинению как христианка. Он бы хотел просить разрешения на свидание с ней, может быть, ей нужна какая-нибудь помощь. Не может ли Яни Клефт, как тамплиер, посоветовать ему, куда нужно с этим обратиться, а может быть, и помочь добыть разрешение? Яни Клефт слушал с видимым волнением. - Ax, - сказал он, - бедная Лидия! Боюсь, что она в очень плохом положении... Вы, кажется, сказали, что она Ваша невеста? - О нет, она давно мне отказала. Но она осталась на моем попечении. Яни осмотрелся по сторонам. - Прогуляемся немного, сказал он, поболтаем по-старому, по студенческому. Они направились в обширный городской парк, упиравшейся в Тамплиерское озеро. Всю дорогу Яни болтал о самых безразличных предметах. Выйдя на берег озера, он еще раз осмотрелся. Нигде не видно было ни души, - Валентин, - заговорил он, - Вы честный человек и любите Лидию, и не выдадите меня. Слушайте. Ее можно считать погибшей, и я - невольная причина ее гибели. Единственное средство спасти ее - это силой вырвать ее из тюрьмы. Предприятие почти безнадежное. В нем пришлось бы рисковать жизнью с самыми малыми шансами на успех. Но никакого другого способа нет. Валентин вздрогнул от радости. - Я готов погибнуть. У меня найдутся и самоотверженные помощники. Говорите, что нужно делать? Можно ли иметь какую-нибудь Вашу помощь? - Да, я готов помочь, сколько могу. Ее судьба камнем давит мою совесть. Я даже мысленно строил планы... совершенно бесполезные до сих пор. Но - приходите Вы: это изменяет положение... Он быстро набросал примерный план действий. Башня духов, где держат Лидию, возвышается на внутренней стене Тампля. По другую сторону стены тянется обширный Орденский парк, в котором есть пустые, всегда безлюдные аллеи, и он доходит до внешней стены замка, за которой плещет Тамплиерское озеро. По обеим стенам ходят часовые, по малейшему сигналу которых прибегут караулы из кордегардии [3]. Следовательно, часовых на обеих стенах нужно бесшумно убить. Яни может заранее спустить веревочные лестницы на обеих стенах, а для Лидии нужно припасти крепкую простыню и веревки, так как ее придется опускать, подымать и нести на руках. На озере нужно заранее заготовить лодку. Много людей для предприятия не требуется, чем меньше их, тем меньше будут заметны. Достаточно человек десяти, но сильных и вооруженных. - Если бы я, - прибавил Яни, - был в эту ночь начальником караула, дело несколько упростилось бы, но на такую случайность нельзя рассчитывать. Большую опасность представляют астральные духи Башни, подчиненные Магу, которые, вероятно, дадут ему знать о происходящем. Но тут уж я ничем не могу помочь, и из этого следует только, что дело нужно делать с моментальной быстротой. Они расстались, условившись в дальнейших свиданиях по сигналам, выставляемых ими друг другу. Валентин не обмолвился ни словом ни о рыцарях иезуитах, ни о Марке, который, вероятно, мог парализовать духов Башни. Но самому ему было видно, что благоприятный исход похищения Лидии более богат благоприятными шансами, чем мог думать Яни, не знавший ни о присутствии изменников в среде тамплиеров, ни о том, что в день попытки похищения в городе должно было вспыхнуть восстание. Cм.: Откровение 12, I-6 ^ Комтур - лицо в духовно-рыцарских орденах, управляющее определенной областью, комендант крепости ^ Кордегардия - помещение для караула, охраняющего крепостные ворота ^