Пусть не говорят: «Я храню свою веру про себя»; если ты сохраняешь ее про себя, видя, что она погибает у других, то останешься виновным в небрежении»[1]. Дальше приводится пример или сравнение, которое встречается и у блаженного Феодорита (девицы, сидящей праздно в горящем доме своего отца. «История боголюбцев», гл. 8, стр. 100). Под влиянием такой проповеди восточные монахи в мacce вступают в борьбу с православно мыслившим патриархом Флавианом и принимают ближайшее участие вместе с Филоксеном в заседаниях Сидонского собора 511 года[2]. Главными лицами на этом соборе, созванном по повелению императора Анастасия, в ответ на просьбы Филоксена, был сам Филоксен и затем Сотерих, епископ Кесарии Каппадокийской (о нем говорит Феофан). На этом соборе «восточные монахи», среди которых определенно называется Косьма Кеннешринский, подали прошение следующего содержания: «Прежде всего мы возносим благодарение Христу, Богу превыше всяческих, и благодарим также нашего милостивого и христолюбивого императора, который во всех вас возбуждает богобоязненную ревность и который созвал этот святой собор в едином меcте во имя Единородного Христа Сына Божия, дабы вы на нем соединили всех во единой веpе, которой научают священные писания и которую охраняют отцы каждой эпохи, держась одного образа мыслей и поведения, объединяясь в одном добром деле и во Святом Духе, Который в них говорит, для научения всех божественному учению. Ведь Господь наш признал вас достойными, как вы того и заслуживаете, и избрал вас к соединению Своих святых церквей не для того, чтобы вы дали им что-либо новое касательно веры, ибо, на основании святых писаний, достаточно той веры, какая письменно определена 318 святыми отцами, в Никее собиравшимися, но чтобы вы утвердили ту, которая вечна, которую многие дерзким образом пытались устранить, говоря, по слову пророка (Иерем. XXIII, 16), не из уст Господа, но из собственного чрева, и посредством своих скверных ухищрений разъединили тех, которые в простоте своего сердца сохраняли предание святых отцев и единодушно стояли в правой вере. Ведь Сам Христос, о святые, был ими разделяем, и потому, чем больше они ухищряются, тем менее возможно, чтобы Церковь когда-нибудь достигла единства, ибо она ими посредством выработки разнообразных формул разделяется. Ведь написано: «Всяко царство, раздельшееся на ся, не может стати» (Марк. III, 24) и далее: «Аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете» (Галат. V, 15). Итак, поелику мы едино тело во Христе, а порознь члены, по слову божественнаго Апостола, то мы с полным упованием обращаемся к вашей святости, как к пастырям, прося, чтобы вы сохранили всей вселенной правую верy без порока, как нескверную голубицу, как она названа в Песни Песней, и отделили ее от всех ересей, которые под маской благочестия окружают ее, как принцессы, наложницы и служанки и ревностно усиливаются примешаться к ней, чтобы иметь какое-нибудь значение и через нее быть принятыми за истину. Если вы это сделаете, то получите награду и услышите Господа, говорящего: «Всяк, иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесех» (Мф. IX, 32). Посему отделите, как добрые экономы божественного слова, чистое от нечистого, как говорит Писание, и извергните вон тех, которые примешивают, как плевелы к чистой пшенице, свои зловредные учения. Сказано ведь: «Измите злого от вас самих» (1 Kop. V, 18) и вместе с ним отыдет беззаконие (Притч. XXII, 10). Так как то, что мы сказали, очевидно и известно, то необходимо, чтобы мы предварительно ясно показали, как святые отцы были согласны между собой, определяя одну правую веру; еретики же примешивали к словам истины святых отцев свои беззаконные хулы и разделяли святые церкви; о них говорит пророк: «корчемницы твои примешивают воду в вино (Ис. I, 22)». И так далее в этом роде, по словам Псевдо-Захарии, продолжали они свое прошение и привели много цитат из Отцев в 77 обвинительных пунктах против Халкидонского собора[3]. Михаил Сириец добавляет, что эти пункты резюмированы им при описании Халкидонского собора в 8-ой книге его хроники[4]. Это и есть знаменитые «плирофории»[5], составленные, как и прошение, Косьмой из монастыря Мар-Акибы в Кенешрине. Поведение Флавиана Антиохийского на соборе не совсем ясно ввиду плохого чтения текста истории Псевдо-Захарии в данном месте[6]. По переводу Крюгера Флавиан будто согласился анафематствовать писания дома Диодорова, равно как и те возражения, какие делались некоторыми людьми против 12 анафематизмов Кирилла, также и Нестория. Но, по свидетельству Михаила Сирийца, Флавиан просто отказался участвовать в соборе и был им анафематствован[7]. После этого он недолго удержался на кафедре. Псевдо-3ахария говорит, что Филоксен побудил монахов отправиться к императору Анастасию и известить его касательно всего, что произошло на coбopе, и о том, что Флавиан – еретик. Исхлопотав указ об изгнании патриарха, они возвратились на «Восток» и напали на него в Антиохии. В послании палестинских монахов к Алкисону, приведенном у Евагрия, несколько иначе рассказывается о преследовании Флавиана Филоксеном и даже сообщается, что Флавиан отверг Халкидонский собор, правда, не в отношении к отлучению Нестория и Евтихия, а в отношении к определению и учению веры. Однако Филоксен требовал решительного отвержения собора и его определений и выпустил краткий образец веры, в котором со своими сообщниками объявлял анафему собору и епископам, допускавшим во Христе двойство естеств и свойств. Но Евагрий, со слов глубоких стариков, более подробно рассказывает о низложении Флавиана и участии в этом акте сирийских монахов, нафанатизованных пропагандой Филоксена: «Монахи области Кинигии и те, которые жили в первой Сирии, по убеждению Ксенея, собравшись вместе, в большом смятении и беспорядке ворвались в город и стали насильно требовать от Флавиана, чтобы он предал aнaфeме Халкидонский собор и томос Льва. Между тем как Флавиан отказывался от этого, а монахи с большой силой настаивали, городская чернь поднялась и перебила множество монахов, так что они в огромном числе нашли себе гроб в Оронте, и их трупы погреблись в волнах его. Случилось и другое происшествие, не маловажнее этого. Монахи Келе-Сирии, которая теперь зовется второй Сирией, принимая участие в Флавиане, потому что он проводил монашескую жизнь в одном монастыре, находившемся в поле и называвшемся Тилмогнон, неожиданно явились в Антиохию с нaмеpeниeм защищать Флавиана, вследствие чего произошло немало зла. Итак, за первое ли собрание или за второе, или за то и другое вместе Флавиан был изгнан и осужден на жительство в городе Петре, лежащем на самых крайних пределах Палестинских»[8]. Его место занял известный Севир из монастыря Петра Ивера близ Газы Маюмской[9]. По свидетельству Феофана, в Петру вместе с Флавианом были сосланы в оковах многие епископы, клирики и монахи[10]. Сделавшись патриархом, Севир собрал в Тире собор в 513 году из епископов округов Антиохии и Апамии, Евфратской Сирии и Осроины, Месопотамии и Ливанской Финикии, на котором прямо объявил, что «энотикон» Зенона издан в отмену Халкидонского собора, и открыто проклял всякое дополнение, какое было сделано к вере. Этим решительно порывалась всякая связь с православными и полагалось начало господству на «Востоке» монофиситства. При этом «восточное» монофиситство приняло форму учения Севира. Последнее, как известно, отличалось невыдержанностью и непоследовательностью и может быть рассматриваемо как сравнительно умеренное монофиситство. Близкое знакомство Севира с отцами и его желание быть верным св. Кириллу Александрийскому делало то, что крайние выводы монофиситской догматики им отвергались и в отвлечении он со всей решительностью признавал две природы в воплотившемся Сыне Божием. Но реально Христос, по мнению Севира, есть единая сложная () природа, в которой,как в синтезе, можно различать неслившиеся два естества. Христос, по словам этого выдающегося монофиситского деятеля и писателя, из двух природ (), a не в двух природах (). Дело в том, что для Севира природа совпадала с лицом и признание двух природ было равносильно признанию двух лиц, т.е. нecтоpиaнствy. Если некоторые отцы допускали выражение: , то это, по мнению Севира, неточность, терпимая до появления несторианства, но невозможная после осуждения этой ереси. Из этого основного положения Севира о единой сложной природе им делаются выводы относительно чисто пассивного значения человечества Христа как орудия вседействующего Логоса, и о единой богомужной энергии, неразделимой на составные элементы, хотя и сложной (хождение по водам). Таким образом, хотя Севир и заявлял, что никакого слияния или изменения естеств он решительно не допускает, но на самом деле человеческая природа Христа в его христологической теории теряет свойственные ей качества и не имеет своего действия. Формально и по существу Севир был настоящим монофиситом, но в своей диалектике и на словах он делал уступки православию столь, по-видимому, значительные, что ученые (например, Junglas) готовы видеть в его системе лишь различие терминов сравнительно с православными полемистами. Конечно, монашеская масса «Востока» плохо разбиралась во всех тонкостях и противоречиях Севирова учения и принимала из него твердо лишь его основную монофиситскую тенценцию: без в действительности не существуют, и всякий допускающий на деле два естества тем самым признает и два лица.

Послe сочувствовавшего монофиситам императора Зенона и явно покровительствовавшего им под видом своеобразно понимаемой икономии императора Анастасия на византийский престол вступила династия, не имевшая ничего общего с Востоком. Юстин I (518-527) восстановил прерванное 34 года назадъ общение с Римом и начал употреблять решительные меры к присоединению еретиков-монофиситов. При содействии поставленного после Севира (который бежал из Антиохии) православного патриарха Антиохийского Павла (519-520), которого Иоанн Ефесский называет не иначе, как «иудеем», правительство стало требовать от монофиситских епископов Востока принять собор и возглашать его на богослужении[11]. Кто этому не подчинялся, тот должен был освободить cвoю кафедру и удалиться в изгнание. То же предпринималось и в отношении монофиситских монахов. Монахов убеждали принять собор, а в случае их отказа и всяких бесчинств, их просто изгоняли из монастырей, а иногда подвергали экзекуциям. Картина преследования в изображении Иоанна Ефесского получается очень мрачная. Фанатизм монофиситских монахов доходит до крайней степени и выражается в ряде сцен дикого насилия с их стороны. Как только монахи убеждались, что их епископы не тверды в истине, сейчас же переставали принимать евхаристию в их церкви. Далее они развивали широкую агитацию в народных массах, приглашая всех анафематствовать Халкидонский собор, томос Льва и всякого, кто говорит и исповедует, что во Христе после соединения две природы. Это отлучениe подписывалось всеми, и у монастырских ворот собирались целые толпы желавших подписать. «Так делали, – добавляет Иоанн Ефесский, – монастыри всей Сирии»[12]. Некоторые монахи (например, известный нам Сергий) врывались в храмы и производили там бесчинства[13]. Понятно, что в ответ на такое сопротивление и такую агитацию правительственные чиновники принимали весьма строгие меры пресечения и наказания. Монахи эдесского монастыря «восточных» и солидарных с ним монастырей были изгнаны по иницативе эдесского епископа Асклипия (поставленного 23 октября 522 года на место Павла, изгнанного после того, как открылось его еретичество) на другой день после вступления Асклипия на кафедру, т.е. 24 октября 522 года «зимою». С 3-го по 9-й год царствования Юстина I-го (524/525-530/531) продолжалось изгнание монофиситских монахов из разных монастырей и монашеских келлий. Столпники были сгоняемы со своих столпов, их столпы вырываемы. У Псевдо-Захарии (VIII, 4) и у Михаила Сирийца (IX, 14) дается список этих монастырей и некоторые изгнанные монахи называются по именам. Из одних амидских монастырей (еще раньше, в 521 году) было изгнано около 1000 монахов, образовавших знаменитую амидскую тысячу, странствования которой описаны Иоанном Ефесским в 35 главе его «Книги историй о житиях святых восточных»[14]. Гонения еще более разжигали монашеский фанатизм – преследуемые монахи еще более делались непримиримыми, а народ считал их новыми мучениками. Монастырь Фомы в Селевкии (должно быть, в Селевковиле), по свидетельству Псевдо-Захарии, удалился в Кеннешрин на Евфрате и там утвердился. Амидская тысяча также отправилась в Осроину и поселилась въ «великом и знаменитом монастыре св. Мамы, что в селении Хазин в местности Тишпа». О дальнейшей судьбе этой тысячи Иоанн Ефесский рассказывает, что через 5 лет (следовательно, в 526 году весной) амидские монахи-изгнанники попытались возвратиться на родину и поселились в стране, называемой Мадбаха, в монастыре Хавраниата (Тополей) на границе Амидской области, где прожили 4,5 года, пока в 530 году получили разрешение возвратиться в свои монастыри. Монахи монастырей Мар-Закая и Мар-Конона, монастыря Кафедр, монастырей Нафшата, Мар Самуила, монастыря при селении Хендегина (близ Нисивина), монастыря Евсевия д’Абена, монастыря Юлиана Сабы на реке Медоре и др. сошлись в праздник Рождества Христова в монастыре Мар-Соломона д’Макелата и здесь преподали народу, торжественно отрекшемуся от Халкидонского собора, евхаристию. После же этого все эти монахи перешли в Телу-де-Маузелат, а оттуда в селение Телл-Б-шмал (к западу от Мардина), где и поселились в одном мартириуме, носившем имя Мар-Сарай, но их оттуда выгнали по приказанию Бар-Кайли, епископа амидского, жестокого врага монофиситов, и они удалились на юг от Мардина в монастырь, носивший название Эн-Хайлаф. Потом уже при содействии императрицы Феодоры (после 6,5 лет изгнания) они были возвращены в свои монастыри[15].

27 апреля 527 года вступил на престол император Юстиниан, державшийся на первых порах пимирительной политики. В 530 году он позволил возвратиться из ссылки и изгнания монофиситским епископам и монахам[16], а некоторых из них вызвал в столицу. Девятилетнее изгнание не охладило ни фанатизма, ни ненависти к православию сирийских монахов-монофиситов, и они и по возвращении продолжали свою пропаганду среди православных и довольно успешно, по словам Иоанна Ефесского[17]. Император Юстиниан даже пробовал войти в сношения с самим Севиром, однако тот, несмотря на посланные ему Юстинианом и Феодорой любезные приглашения, продолжал скрываться. Тем не менее император не терял надежды на соглашение с монофиситами и в 533 году устроил в Константинополе «собеседование с севирианами», т.е. богословский диспут православных с учениками Севира, причем всячески старался обходиться с монофиситами миролюбиво. Здесь наряду с монофиситскими епископами Сергем Кирским, Фомой Германикийским, Филоксеном Долихийским, Петром Феодосиопольским, Иоанном из Констанции, Нонном Керкесинским присутствовали некоторые клирики и монахи. Председательствовавший в собрании императорский чиновник-патриций Стратигий начал речь с того, что «император собрал вас не в силу своей верховной власти, но с отеческим священническим сокрушением сердечным, дабы вы получили разрешение всех своих сомнений от собранных здесь для этой цели епископов»[18]. «Восточные» (т.е севириане) заявили, что они подали свое исповедание императору. Так как православные с ним уже были знакомы, то они пожелали перейти к более подробному выяснению дела путем вопросов. Прежде всего, был поставлен вопрос об Евтихии и получен ответ от «восточных», что Евтихий еретик и даже ересиарх, но, к удивлению православных, «восточные» признали Диоскора и Ефесский собор 449 года православными. На второй день «восточные» признали, что ошибку Ефесского собора и Диоскора, признавших Евтихия православным, поправил собор Халкидонский; но этому последнему должно быть поставлено в вину то, что он вместо выражения: из двух природ, как учили Кирилл и древние отцы, поставил: в двух природах и принял две природы (божескую и человеческую) и после соединения. Это столь же, по мнению «восточных», ново, сколь и неправильно. Для доказательства этого они ссылались на сочинения Кирилла Александрийского, Афанасия и Дионисия Apeoпaгитa (впервые делается ссылка на ареопагитики), которые все учили о единой природе и по соединении. Православные, напротив, утверждали, что все указанные сочинения суть подделки аполлинаристов, подобно тому как послание св. Афанасия к Епиктету есть подделка несториан. Мнимые же сочинения Дионисия Ареопагита особенно подложны, ибо на них никто из древних не ссылался. «Восточные» возражали, что если эти сочиения и подложны, то 12 анафематизмов Кирилла подлинны, а между тем они говорят только о единой природе. Собор Халкидонский будто бы этого сочинения Кирилла не принял[19] и, таким образом, извратил учение. Ипатий Ефесский объяснил, что отцы Халкидонского собора приняли все одобренные собором Ефесским документы, касающиеся веры, и посему нельзя утверждать, что они сделали исключение для данного спорного документа. Но прямо они его не касались потому, что св. Кирилл в них говорит о двух ипостасях (в смысле природ) во Христе, а они против несториан утверждали единую ипостась (в смысле лица). Чтобы избежать противоречий, собор Халкидонский должен был прямо нe одобрять данного произведения Кирилла. Далее «восточные» говорили относительно различия между выражениями «из двух природ» и «в двух природах»: только говоря «из двух природ» можно утверждатъ единую природу воплотившегося Логоса, между тем как выражением «в двух природах» указывается на двойство лиц. Православные с этим не согласились, даже утверждали, что Халкидонский собор допускал оба выражения и что Флавиан, архиепископ Константинопольский, который первый осудил Евтихия, говорил о «единой природе Бога Слова воплощенной». Для доказательства прочитали исповедание этого епископа, и Ипатий Ефесский добавил: хотя Флавиан и употребил выражение «и из двух природ», однако же Диоскор его осудил, и собор Халкидонский убедился из этого, что не исповедание двух природ удовлетворяет Евтихиан, но только «спутанное и смешанное и мечтательное или манихейское исповедание единой природы». Посему-то отцы собора для лучшего изъяснения и сказали: «единое лицо и едину ипостась в двух природах». «Восточные» пожелали сослаться на такие послания Кирилла, в которых он прямо отвергает положение о двух природах после соединения, однако Ипатий возразил, что строго православными следует признать только те послания Кирилла, которые одобрены собором, а другие собором ни одобрены, ни отвергнуты, а из одобренных посланий Кирилла может быть приведено доказательство только в пользу того, что он учит о «неслитном и нераздельном единстве двух природ». Так как противники все указывали на другие послания Кирилла, то Ипатий особенно подчеркивал, что и в этих, как и во многих других патристических свидетельствах, равно как и в Библии, доказывается двойство природ. «Восточные» после этого перешли к двум новым пунктам: через признание Халкидонского собора многим верующим было причинено немало досаждений, и затем Ива Эдесский и Феодорит неправильно были приняты Халкидонским собором в общение и восстановлены в сане. На третьем заседании присутствовал и сам император, и патриарх Епифаний. «Восточные» стали обвинять православных, будто они не желают признавать, что наш Господь, пострадавый плотию, есть Един от Святой Троицы, и что чудеса и страдания Христовы принадлежат одному и тому же Лицу. Император спросил патриарха и Ипатия, и те изложили православное учение о том, что чудеса и страдания, конечно, принадлежат единому Лицу, но по различным природам, и что Христос страждущий был Един от Святой Троицы по Божеству и един от нас по человечеству. На 4-й день император снова призвал к себе православных епископов и в присутствии сената изъяснил, что из монофиситских епископов только один Филоксен пришел путем собеседований к более правильным взглядам и возвратился в лоно Церкви. Император еще долго ожидал обращения еретиков – епископов, но ни один из них не возвратился к Церкви. Наоборот, из клириков и монахов, присутствовавших на собрании, многие приняли теперь православную вepy. Мы привели содержание диспута православных с восточными епископами и монахами-монофиситами, потому что оно может дать представление о характеpе диспутов между обеими сторонами, которых было немало. Как ни печален был исход cобеседования 533 года (особенно для императрицы Феодоры, которая его устроила), но император Юститан в дальнейшей своей деятельности, направленной к примирению восточных монофиситов с Церковью, не раз прибегал к тому же средству. Впрочем, в ближайшее время такое снисходительное отношение Юстиниана к «восточным» скоро переменилось. Целая серия указов на имя патриарха Константинопольского и населения всех больших городов была издана в том же 533 году с прямым порицанием Несториева и Евтихиева «безумия». Правда, в 535 году монофиситам при поддержке Феодоры удалось возвести на константинопольскую кафедру после умершего Епифания тайного монофисита Трапезундского епископа Анфима. Этим монофиситы были ободрены. Севир, возвращенный из ссылки милостью императрицы, прибыл теперь в столицу и был даже помещен во дворце[20]. С Анфимом он вступил в тесное общение. Через Севира этот пaтpиapx стал поддерживать сношения с монофиситским патриархом Александрии Феодосием. У Псевдо-Захарии приведена интересная переписка трех названных монофиситских деятелей[21]. В Константинополе к этому времени образовалась значительная община сирийских монахов и других монофиситских деятелей Востока. Прибывши в 535 или 536 году в столицу, Иоанн Ефесский застал там своего старого знакомого, бывшего столпника (из монастыря Файтар) Зеору[22], который жил со многими своими учениками на другом берегу Золотого Рога в большом имении в Сиках, подаренном ему царицей. Но с прибытием въ Константинополь в феврале 536 года папы Агапита начался поворот, очень неблагоприятный для монофиситов. Получив извещение о неправославии Анфима от патриарха Ефрема Антиохийского и получив формальный донос на Анфима со стороны восточных монахов, папа Агапит, с дозволения Юстиниана, запретил Анфима в священнослужении и посвятил в преемники ему пресвитера Мину. Папа, впрочем, скоро умер, а толпа епископов, клириков и архимандритов продолжала стоять на стороне Анфима, причем упомянутый Зеора прямо оскорблял императора[23].

В мае 536 года под председателъством патриарха Мины из итальянских и византийских епископов в Константинополе составился собор, на котором присутствовали и апокрисарии патриархов Антиохийского и Иерусалимского и митрополитов Kecapии, Анкиры и Коринфа, затем некоторые местные клирики и более 80 авв и монахов, главным образом, Константинополя, но были здесь и представители монастырей Сирии II, трех Палестин и Синая. Из числа интересующих нас сирийских «восточных» монахов на соборе 536 года присутствовали следующие: Павел, монах и апокрисарий обители Марона; Севириан, пресвитер и архимандрит обители Зоора в Термах, сириец[24]; Касиса (вернее, по-сирийски Кашиша), пресвитер и архимандрит обители Луки, сириец; Симеон, диакон и апокрисарий обители блаженного Иакова; Иоанн, диакон и апокрисарий обители блаженного Феодора; Стефан, пресвитер и игумен обители Евксерия; Иоанн, пресвитер и архимандрит обители Кир-Фомы, сириец; Фома, пресвитер и архимандрит обители Аарона, сириец; Феодор, диакон и апокрисарий святой церкви Ериндиленов. Наконец, среди подписей сирийских монахов стоит и такая: Cepгий, пресвитер и периодевт, как сказано в другом месте[25], обители Гиндарской[26]. Собор, прежде всего, принял к рассмотрению прошение явившихся монахов к императору. Главное содержание этого прошения – обвинение против Анфима, Севира, Петра Апамийского и Зеоры в том, что они возбуждают волнения, произносят анафемы на святых и воздвигают в столице свои несвященные алтари и баптистерии в виду настоящих законных алтарей. Под этим прошением подписались только представители монашеских общин. Любопытна подпись представителя монашества II Сирии: «Павел, милостию Божиею диакон (собор называет eго почему-то только монахом, а сам он, подписывается диаконом) и апокрисарий всечестныя обители блаженного Марона, главенствующей над всечестными монастырями второй Сирии, посланный оттуда обществом боголюбезнейших архимандритов и монахов той страны к вашему благочестию с их прошением, которое они принесли на вышереченных акфалов, делая это за всех сказанных архимандритов и монахов, прося и подписавши, подал». Далее были прочитаны памятная записка тех же монахов против Анфима и их прошение к папе Агапиту – с жалобой на монофиситских монахов, в частности, какого-то перса Исаакия, ругавшегося над изображением императора.

Примечания

1 Vashalde, p. 104.

2 Сведения об этом соборе – в хронике Марцеллина под 512 г. (Migne, s. lat. T. 51, col. 9, ср. письмо палестинских монахов к Алкисону: Ев. III, 31), хронике Феофана (ed. Boor, 153, 12), в житии Саввы Освященного, принадлежащем Кириллу Скифопольскому: Пал. Патер. I, а глав. обр., в монофиситских источниках: Ps.-Zach. VII, 10; Mich. Syr. IX, 10. Chabot, 162 b.

3 Kruger, S. 132, 26 – 134, 22. 4 Chabot, p. 163 b. – 165 b. 5 Полный перевод этих «плирофорий» издан Nau в Revue de l’ Orient chretien, t. III (1898). 6 Ср. рецензию В.В. Болотова на сочинение А. Дьяконова : «Антиохийский патриархат в VI в.» в «Журналах заседаний Совета С.-Петербургской Дух. Академии» за 1896/97 учеб. год, стр. 252. 7 Chabot, p. 162. Ср. Vie de Severe par Jean bar-Aphtonia, P.O. II, p. 238. 8 Евагрий III, 32; ed. Bidez, p. 130-131; русск. перев., стр. 168-169. 9 По сообщению жития Севира, написанного Иоанном бар-Аффонией, на принятии Севиром патриаршества настаивали вместе с епископами и народом монахи. P.O. II, 241.