А им, конечно, отец Петр нужен для разговоров с русскими как умеющий говорить по-русски. Преосвященный согласился отпустить его, если вся Хакодатская церковь на это будет согласна. Согласие хакодатцев скоро было представлено, а потому Преосвященный послал отцу Петру наставление о том, что он должен посетить разбросанных на Сахалине православных японцев, преподать им христианское утешение, крестить, если нужно, напутствовать и все прочее.

Отец Петр, действительно, видел там многих христиан.

Хакодатцам дали самые богатые рыбные промыслы: они написали губернатору, что пришли ловить рыбу, чтобы третью часть доходов отдавать в Токио в миссию, на распространение христианства в Японии, что они на это получили благословение и от епископа. Губернатор дал им такие даже места, которые никому не отдаются кроме русских, живущих по речке, так что они могут запереть проход рыбы вверх своими сетями. Но им показалось этого мало. Двое из них, подговоривши в компанию и отца Петра, приобрели тайно от других хакодатцев некоторые рыбные промыслы только лично на себя. Конечно, когда это пронюхали остальные японцы, то заявили недовольство. И когда отец Петр уже возвратился в Хакодате, вдруг от хакодатцев приходит просьба, чтобы его от них убрать, так как он нечестный и прочее. Преосвященный и попросил для умиротворения съездить туда отца Павла Савабе. Но сей не только не умиротворил, а еще более рассорил, и совсем неожиданно – по своему горячему характеру. Он только одного добился, чтобы хакодатцы потерпели отца Петра до собора, то есть до конца июня, а потом дело изменится; да теперь-де вот едут два миссионера из России, из которых одного епископ и пошлет в Хакодате вместо отца Петра. Но Преосвященный говорит, что не слишком ли много, чтобы для Хакодате только нарочно выписывать из России священника, так как миссионеры из России приезжают для всей Японии, и что вообще у него для миссионеров есть другие дела и планы относительно всего дела миссии.

Вот теперь, так или иначе, нужно убирать отца Петра, а сей прислал даже прошение совсем его на покой; его все остальные прихожане любят, а невзлюбили только хакодатцы, и именно вот за этот его поступок. Но кого же туда, так как вообще кандидатов на священство у нас мало, ибо непременно требуется предварительное прохождение всех степеней священства и 30 лет отроду? В Осака священником отцом Сергием Судзуки тоже недовольны: он какой-то нерасторопный, неэнергичный, так что теперь там христиане от церкви отвыкают и просят дать им другого священника. Преосвященный и хочет прямо об этом сказать отцу Сергию, и чтобы он просился в Хакодате, но так, чтобы те не знали о недовольстве на него в Осака; хакодатцы его, вероятно, пожелают, а он, может быть, там и приживется, так как и сам хакодатец, и, может быть, делом займется, а уж на рыбные-то промыслы не пойдет, так как он вообще-то какой-то ребенок, невинный. А в Хакодате такое недовольство, что перестают ходить в церковь и на исповедь. А относительно Осака Преосвященный предполагает так, что к лету я буду по-японски уже говорить и тогда могу оставаться в Осака, а на подмогу в необходимом случае можно послать священника временно. Дай Бог, конечно, мне поскорее научиться по-японски разговаривать, только нет уверенности в этом, хоть я уже вот месяц и даже более занимаюсь по целым дням, не сходя со стула. Главная беда в том, что учитель мой диакон Стефан Кугимия неопытен в сем новом для него деле; он вообразил, что мне нужно проповеди говорить, и вот начал сообщать самые мудреные слова книжные, тем более что он сам все время сидит на японских газетах; и получилось, что я заучил до 900 японских слов, а разговаривать и слушать разговоры не могу, ибо слова не разговорные. Теперь я купил начальные японские книжки для детей и по ним читаю, чтобы естественным порядком усвоить постепенно самые обыкновенные слова и настоящий японский строй речи; а кроме того вечером (утром с Кугимией от 8 до 12 часов), от 4–6 часов, я занимаюсь с Петром Исикаме, учившимся в Московской Духовной академии; с ним я читаю рассказ на разговорном языке, и вообще с обоими стараюсь побольше говорить. Для разговоров ко мне приходят иногда катехизаторы и ученики, да и сам я теперь думаю похаживать к священникам, ибо так-то постепенно и научусь говорить.

Преосвященный рассказывал еще один весьма печальный случай в подтверждение того, что опасно пока полагаться на японца.

Американское миссионерское общество основало в Киото университет Досися, конечно с господствующим христианским направлением и вообще с целями христианского просвещения. Но вот недавно профессора совсем забыли эти цели и дух и стали проповедовать или неверие, или буддизм; а однажды кто-то из начальства повел учеников в тера (буддийский храм) или в мия (синтоистический) и там сначала сам, а потом и ученики проделали все религиозные обряды буддийские. Американцы, конечно, узнали все это, ректора сменили и поставили другого, но студенты открыли бунт и разнесли ректорские квартиры до основания. Американцы назначили ревизию и прямо поставили вопрос, что университет устроен с христианскими целями и поэтому не может быть в нем проповеди буддийской и тому подобное. А японцы на это отвечали: если не хотите, так уходите, мы в вас не нуждаемся.

А университет построен совершенно на американские средства, и земля куплена американцами, но по закону иностранцы не могут приобретать земли, поэтому такие купли совершаются на имя коголибо из японцев. Но они вот какую пакость могут устроить. Американцы, конечно, подняли дело, и хоть с великим трудом, но, кажется, добились, что им выдадут какие-то деньги. А оставить свой уни верситет все-таки должны были совсем. И у нас ведь все земли в Токио приобретены на имя священника Павла Сато; он человек добрый и честный, так что на него, кажется, можно положиться. Да и вообще, мне думается, у нас подобных историй не может быть: у нас нет ничего завлекающего в православие, как это имеется у англикан; нередко японцев в протестантстве может прельщать или то, что англиканство есть вера просвещенной, культурной и промышленной нации, или многочисленность благотворительных и учебных заведений, на которые здесь иностранцы не жалеют денег. А к нам идут действительно верующие в православие и ни на что кроме этого не могущие рассчитывать, ибо у нас средств почти никаких нет сравнительно с иностранцами. Поэтому, слава Богу, у нас еще не бывало, чтобы была где-либо церковь и ее не стало, так как она забыла христианство и обратилась к буддизму; у нас этого нет, хотя и деятелей мало: на 25 тысяч всего 24 священника и около 150 катехизаторов.

Православие держится бытом и зачинается не на увлечении, а на серьезном знакомстве с истиной. Поэтому мы не боимся, когда рядом с нашим миссионером поселяется миссионер католик или англиканин, ибо тогда еще лучшее сравнение для серьезно принимающих христианство, а ведь легкомыслия в этом деле не должно быть. Конечно, у нас мало таких знатных особ, как у англикан, например, но это и лучше: постоянная история истинного христианства ведь такова и была, но оно-то и превозмогало всякую видимую силу или господство человеческой воли. На неделю о блудном сыне, февраль 1/13, я служил в первый раз по-японски всенощное бдение, конечно написавши все русскими буквами, но слова-то все почти хорошо уже знакомы. Говорят, порядочно на первый раз. Несколько потрусил, но все-таки возгласы, произносимые лицом к народу, я говорил на память. Господи, благослови! А литургию я служу с самого начала, произнося на соборном богослужении только три возгласа. С февраля 1/13 на 2/14 день как раз в 12 часов ночи, когда я только что заснул самым первым сном, так как лег уже около 11 с половиной часов, вдруг моментально просыпаюсь, так как слышу ужасный стук и грохот: двери трясутся, умывальник как будто хочет выскочить и все такое. Сначала, конечно, я подумал, что кто-нибудь стучится ко мне в комнату, но скоро увидал, что не стучат, а предметы как бы сами стучат. Моментально я сообразил, что это землетрясение. Для меня оно, как новичка, конечно, показалось очень страшным, и я невольно моментально всего себя увидал как на блюдечке за всю свою жизнь и потом лежал сравнительно душевно спокойно, хотя сердце и трепетало, как бы готовое вылететь из груди. Через минуту, пожалуй и больше, все стихло, и я поспешил посмотреть в окно – не случилось ли какой беды, но, кажется, все было тихо, только сторож со стукалкой проходил под окном, как бы успокаивая своим присутствием. Преосвященный, да и другие здешние говорят, что это было сравнительно сильное землетрясение, хотя, слава Богу, никакой беды не случилось, кажется, во всем городе. И, действительно, грохотало все очень сильно. Да, действительно, только по милости Божией мы существуем на этом сплошном вулкане, каковые все японские острова. Сегодня бывшие здесь матросы с русского парохода «Воронеж» Добровольного флота говорили, что между Нагасаки и Йокохамой они видели в море небольшой, но высокий остров, который горел; это, очевидно, действующий вулкан; недавно на юго-западе между Осака и Киото было в трех местах землетрясение, но не сильнее. Но сегодняшнее землетрясение удивительно: теперь у нас лежит снег и весьма холодно, весьма похоже на русскую зиму, и, однако, внизу, очевидно, все разгорячилось. 5/17 февраля вечером часов в 7 или более к Преосвященному приходила одна наша христианка София с Йокохамским жителем, каким-то важным чиновником генерального штаба Империи. Но епископ, занятый в настоящее время массой дела, направил их к от цу Сергию. Этот японец очень образованный, прекрасно говорит по-английски, по-немецки и, вероятно, по-французски, знает отчасти и русский и греческий языки. Он приходил вопрошать о вере; говорил, что в душе у него есть мысль о необходимости быть верующим христианином и что все лучшие люди Японии уже христиане, да вот сердце-то не соглашается, веры нет во все это невидимое. Отец А. С. говорил ему о том, чтобы он обратил внимание на смысл жизни с верой в Бога и без веры в Него. А я после советовал отцу Сергию сказать ему, что христианство доказано самою жизнью, у нас есть целый сонм святых, которые верою победили все враждебное ей и достигли вечного царствия, еще здесь живя в нем; что у нас истинные христиане живут действительно духом Христовым. Японец долго просидел у отца А. С. и обещал часто приходить на беседу об этих вопросах. Дай Бог, чтобы семя попало на добрую почву. Кстати, муж этой Софии – доктор и теперь пионерствует в Австралии, не теряя попусту время, но стараясь сколько можно узнать сокровища подчиненного нам мира и воспользоваться ими. И таких предпринимателей у японцев очень много. Потому у них культура и выше гораздо нашей, что у них никто не дремлет над делом, если нужно делать дело. Японец, состоя где-либо в услужении или на работе, непременно выговаривает себе какое-либо время только для себя; и вот в это время он чему-либо непременно учится: или ходит в школу, или ремеслу какому-либо учится и тому подобное. Поэтому у них общественное сознание развитее, у них интереса к общему, к тому, что делается кругом или по соседству, больше, чем у нас в России, где большею частью мало кому есть дело до народной или общечеловеческой и вообще общей всех жизни: если я свое дело на безбедный или даже богатый кусок хлеба сделал, то и ладно – можно быть покойным, не пускаться в какие-либо предприятия, – так у нас большею частью думают. Поэтому-то Сибирь для нас стала своею почти одновременно с Америкой для англичан, а между тем мы ее сейчас только заметили, хотя еще пока мало о ней думали, и даже переселенческий вопрос туда есть пока чистейшая наша беда. Эта София очень усердная христианка: она теперь учится английскому языку, чтобы ехать к мужу. Англичанин, не зная, что она христианка, стал убеждать ее перейти в христианство и долго говорил ей об этом. Но однажды он заметил ее молящеюся в нашем храме и, узнавши, весьма косо стал на нее смотреть, а о христианстве уже перестал и говорить. Это она сама потом со смехом передавала. 8/20 февраля. Христиане нашей церкви представлялись нам после обедни и звали к себе; с завтра мы в сопровождении старшин13 пойдем посмотреть, как живут наши христиане, а если нужно, то и посоветовать что-либо. После обеда мы ездили к тому самому Даниилу, который воспитывает сирот детей. Их у него 24, из них 12 ходят в школу. Один есть еще такой, что слабо умеет ходить; его Даниил вытащил из песка после той пагубной морской волны. Есть еще одна больная женщина; у нее руки начинают немного действовать, а ноги еще нет, – это тоже после волны. Ребята благовоспитанные, почтительные, у нас все тотчас же благословение принимали и говорили свои имена. Даниила и старушку, за ними ухаживающих, называют отцом и матерью. Утром, перед обедом и вечером бывает общая молитва, на которой Даниил им говорит простую какую-нибудь краткую беседу о христианском благоповедении и тому подобное, говорит также иногда и во время детского обеда. Во время молитвы дети поют разные песнопения. Ради нас Даниил устроил молитву; дети хорошо пропели «Отче наш» и даже наизусть все, а потом в виде прибавления «Благослови, душе моя, Господа». После молитвы отец Сергий спросил детей: молитесь ли за отца-то своего? Дети сказали утвердительно. А Даниил им: «Тут не я, а Бог, нам все подающий, помогает; вот и теперь наши гости помогли (а мы действительно дали им несколько иен)»; и он много и просто говорил им об этом, а потом призвал к молитве о епископе и о нас, чтобы все наши благие желания Бог совершил. Немного только по-протестантски ведет он себя на молитве; ляжет на пол в виде поклона, да так и остается долго-долго; это некоторая искусственная сентиментальность; в разговоре у него заметно немного хвастовства; избави его Бог от увлечения собою. Хорошо бы его держать в ближайшем руководстве и под постоянным наблюдением. Есть один мальчик лет 13, самый старший, а выглядит самым маленьким: весьма убогий, больной и глупенький, не говорит; это какой-то кусок гнилого мяса. Жалко на него смотреть.