В «Japan Mail» пишут, что на годичном митинге церкви в Кумиаи было высказано, что поступок управлявших университетом в Досися весьма безнравствен, и удивительно-де, что такие люди пользуются вниманием и доверием правительства и общества. Очевидный вызов к народной и правительственной чести. Конечно, очень печален и совсем ни для кого не желателен случай с Досися; но можно сказать протестантам: снявши голову, по волосам не плачут. В той же газете много писали, что и постоянно в Досися было скверное и принципиальное раздвоение и преклонение колен пред Христом и пред Буддой; да и вообще ведь протестантство построено исключительно на европейских деньгах, а за это всегда можно иметь сколько угодно христиан, но уж лучше не иметь никаких. Это говорит английская же газета, и совершенно справедливо. К этому еще нужно сказать самое главное, что христианство только принижают и обезличивают протестанты: они все дело сводят лишь к нравственному учению, а догматическую сторону всю объявляют не важной. Японцы, сравнивая учение христианское с буддийским, находят, что первое выше второго, но и только: несравнимого, единственного, Божественного достоинства в нем не видно. А в результате – безразличие вероисповеданий и далее – потеря веры и не редко бывало, что даже замечательные проповедники протестантские становились в равное отношение и к христианству и к буддизму, а потом даже и совсем оставляли веру. В Великий Пяток приходил к Преосвященному один бонза, только чтобы повидаться с ним; и в беседе говорил и о богах и о Боге, усвоив от протестантов общую мысль о безразличии верований и только о сравнительном их превосходстве одного перед другим.

Этот бонза льстиво наговорил епископу разных комплиментов, а как епископ заговорит о деле, так тот сейчас же в сторону.

На Великий Пяток на страстях первое Евангелие читал отец С. по японским знакам, и весьма прекрасно, даже, пожалуй, яснее, чем сами японские священники. Богослужение в последние дни поста совершалось очень хорошо; собирался и народ, хотя не очень много, так как, вероятно, многие и не знают об особенностях в богослуже нии этих дней; притом прежде, когда еще не было собора, служили в маленькой домовой при миссии церкви, где, конечно, могли помещаться одни почти только ученики и ученицы, так что христиане поневоле должны были уходить и потом отвыкнуть, а другие за ними – не привыкнут ходить в церковь; к тому же ведь наши христиане большей частью ремесленники, для которых дорог всякий день, почему они, кроме воскресенья, совсем с трудом могут приходить в церковь.

Однако на вынос плащаницы понабралось народу; собралось порядочно и любопытствующих соседних язычников. Погода была прекрасная, певчие пели прекрасно. Опасались мы, что Пасха будет очень неудачна, так как почти весь день в субботу лил дождь; но к вечеру все стихло, и дорога для процессии просохла. Преосвященный, по обыкновению, сам облачил в новое облачение все престолы, а нас только пригласил посмотреть их; эти облачения шили в женской школе; облачения из белого шелка, расшитые золотом; весьма прекрасны. В старой домовой церкви христиане устроили особые полки и расставляли свои пасхи и прочее подобное. Все это было приготовлено в разных и причудливых формах: например, большой корабль, наполненный крестикам, – все из кондитерских приготовлений; или: в окне повешен во все окно пряник, на нем написано по-японски «Христос воскресе», разрисованы разные украшения… Во всех комнатах миссии христиане располагаются на праздник (я переселился в комнату отца Сергия). В 8 часов мы исповедовались у Преосвященного. Перед этим я прочитал по-японски одну главу из книги Деяний Святых Апостолов; впрочем, в церкви пока еще мало было народу. А в миссии семинаристы говорили по очереди проповеди, испросивши заранее благословение у владыки. А потом Кавамото (инспектор семинарии) устроил туманные картины и рассказывал о Палестине (там он был два года назад, возвращаясь из России после академии). Народ с удовольствием слушает, хотя слушатели переменяются, так как и внимание, должно быть, ослабевает, да и ребята у некоторых засыпают и капризничают. Некоторые, впрочем, и спят с непривычки. А в церкви тоже помаленьку собрался народ и семинаристы читают Деяния Святых Апостолов.

Нам несколько раз надоедал бывший вчера у Преосвященного бонза; он просил даже позволения проповедовать ему под Пасху, что, конечно, разрешено не было. Все напрашивался на разговоры, хотя мы и говорили, что положительно времени нет, ибо приготовляемся. Он потом был и за богослужением и все время читал какую-то книжку – должно быть, свой молитвослов. Язычников набралось весьма много, хотя час был и не совсем удобный. Собор был великолепно освещен; на нас было белое шелковое облачение; народ тесной толпой наполнял собор, держа в руках возжженные свечи; певчие торжественно и прекрасно запели «Воскресение Твое Христе Спасе». Недоставало только одного – звона не было, так как в такое время можно всех перепугать. На первых порах существования собора нередко протестовали против нашего колокольного громкого звона. Таким образом, крестный ход мы совершали только при пении, как бы опасаясь своей громкой радостью преждевременно испугать еще спящий языческих мир. Но и этому Бог положит конец, как Он прочно и начал из ничего Свое дело православия в Японии. Как не радоваться сердцу всякого православного при виде этой почти двухтысячной толпы, радостно празднующей и возвещающей миру свою радость воскресения Христова? А уж о радости владыки нечего и говорить… Богослужение шло торжественно и чинно, при трех парах священников и двух диаконах; певчие все пели прекрасно; особенно важно пропели оба хора вместе «Ангел вопияше»; многие и из христиан с восторгом им подпевали. Особенная сила слышалась во всей этой радостной песни, вещаемой множеством верующих. В конце утрени мы похристосовались взаимно в алтаре, а потом вышли к народу; но подходили только преподаватели: у японцев нет обыкновения целоваться, даже и слова такого нет; при поцелуях они иногда даже слюну испускают, ибо совсем не понимают этого действия для выражения радости и любви.

В половине 4-го часа богослужение кончилось. Мы с владыкой пошли освящать пасхи, а отец Сергий угощать гостей. Христиане устроили себе общее угощение в разных комнатах и скромно, но весело встречали праздник; среди них были и представители от провинциальных церквей, по очереди являющиеся на этот праздник сюда; были и гости язычники. А владыка все это время бегал среди христиан, совсем и не думая, чтобы разговеться и отдохнуть, хоть немножко. А потом все христиане приходили к нему христосоваться, и он всякому давал по яйцу; всех яиц раздал полторы тысячи; можно судить – сколько было всего народу в церкви. А потом постепенно стали приходить к нему ученики и ученицы, и он всякому давал по 10 сен, то есть по 10 копеек; потом приходили учительницы, которым он давал по 50 сен, но это по ошибке, ибо, говорит, прежде давал по 1 иене, или по рублю14. Потом подходили все работающие на миссию, кончая прислугой. Утром мы были в посольстве – похристосоваться с русскими, затем они к нам приезжали, потом вечерня, а потом опять приходили разные поздравители. И так весь день прошел для Преосвященного, так что он только часик, может быть, успел отдохнуть; но и устал действительно, в чем он даже и сам сознался, хотя прежде никогда не жаловался, чтобы он уставал когда-либо. На другой день после обедни у нас пели пасхальные песни наши школьники певчие, и мы им дали 15 иен; а потом пели певчие церкви в Коозимаци, которым мы дали 4 иены. А затем для всех христиан этой церкви было угощение. Вот и Пасха в японской церкви. Вот это уж очевидное проявление некоторого прочного церковного быта: теперь все серьезно сходятся на всеобщую христианскую радость среди окружающего мрака языческого. Наше дело – расширять в количестве и углублять в качестве дело, основание для которого положено прочное, без всяких примесей человеческого украшения. В таких празднествах ведь выражается самая сущность церковной жизни, а поэтому и участие в них – участие в церковной жизни, проявление церковного духа. Так, не шутка то, что создал здесь Бог руками Преосвященного нашего Николая. Голоса невегласов, что японцы не способны к принятию христианства искренно и серьезно, должны умолкнуть: это голоса большей частью таких, которые и сами-то едва ли серьезно думают о том, что они христиане; они большею частью считают себя выше (будто бы) предрассудка – быть в церкви в великие по крайней мере праздники, хотя находят обязательным непременно отдать праздничный визит с праздничной улыбкой на лице. А серьезный христианин никогда, вероятно, еще не говорил подобных вещей, да и не скажет. Вот и Пасха – апреля 5/17 1898 года.

В американском журнале «Mission Review» напечатан разговор одного американца с японскими пасторами о состоянии христианской миссии в Японии. Теперь началась некоторая реакция в этом отношении, пробудилось патриотическое чувство и забота о сохранении своих бытовых устоев жизни в противовес всем иностранным веяниям. Но это к лучшему, так как прежде принимали христианство как моду на все европейское, – следовательно, принимали его как часть европейской культуры, чтобы не отстать от света. А теперь, может быть, будет количество меньшее, но будут принимать христианство действительно желающие спасения во Христе. Вообще, это не охлаждение в смысле индифферентизма, а спокойное, разумное принятие христианства. На вопрос: кто выше по вдохновению – пророк Исаия или Шекспир, – пастор только и сказал: различие не количественное, а по самому свойству; но совсем не определенно и с большим затруднением. Ну и батюшка.

Апреля 8/20. Владыка, отец Сергий и я в 9 часов утра поехали в Тонусава; это наше миссийское дачное место, в котором теперь по летам живут бесприютные ученики семинарии или ученицы женской школы. Погода была совсем летняя. Дорога после Йокохамы по железной дороге и потом от станции Коодзу по конке весьма живописная, горная, много напоминавшая мне Кавказ. Проезжали несколькими деревнями; крестьяне живут довольно опрятно, хотя и просто: на улицах то и дело совсем почти голые ребята, да и взрослые не совсем прикрыты. В каждой деревне, кажется, есть школа, и весьма многолюдная – по-видимому, до 300 детей. Непременно – гимнастика и игры. Местами крестьяне вскапывают киркой землю, залитую водой, почему все пространство представляет вид болота; это для посадки риса. Вспомнился мне наш русский мужичок, который нередко и лошадью-то лениво, кое-как вспахивает сухую землю. А здесь с величайшим усердием напускают на полосу воды, да еще под дождем и обрабатывают землю. В попутном селении Одовара у нас есть хорошая деревянная церковь, и христиан не мало. Через пять часов после Токио мы были в Тонусава. Это в горах и на горе; все построено бывшим здесь миссионером И. В-м. Здесь есть церковь, дом и еще несколько мелких построек для службы, все деревянное. Теперь все это весьма обветшало, так как непрактично построено для сырого места: все фигуристое, вычурное и тому подобное. Теперь владыка думает церковь переделать в простой молитвенный дом. Перед обедом мы принимали ванну горячей горной целебной воды. Потом поднимались высоко на гору до ворот, по священной дороге, ведущей в древний буддийский храм. С горы прекрасный вид на горы и нижние деревни, только вид тесный между горами. Вечером часа четыре подряд мы гуляли в саду. Епископ рассказывал из истории нашей Церкви Японской. На катехизаторов наших он смотрит не как на лентяев, а просто как на не особенно талантливых; они весьма бывают рады, когда Бог поможет кого-либо привести ко крещению. Смотрит он и на ослабевших в вере как на рейтанов, то есть оставивших веру; они все могут все-таки возвратиться к Церкви, – и рассказал следующее. Во время путешествия по церквам, он несколько раз заходил в дом одного рейтана, но тот все бегал, и жена постоянно го ворила, что только вышел (а жена не совсем ослабела). В конце концов он застал его и говорил; сначала тот принял весьма сурово, едва не выгнал, но владыка все-таки присел на улице при входе и говорил, что и он ведь сын Божий, что для его спасения Христос пострадал и, следовательно, как же он снова оставил то, что давно принял как самое дорогое сокровище. Все это, конечно, для всякого христианина известно, не пустые слова, поэтому постепенно и лицо этого рейтана умягчилось, и он сказал: «Да ведь, я не забыл веры, вот и икона у меня есть, а в церковь теперь не хожу, так как стыдно – что скажут»; и потом даже принял в дом и угощал, весьма сердечно выслушивая поучение, а потом все время, пока владыка был в той церкви, и он был в храме. Таким образом, нужно тщательно относиться ко всякому человеку и никого не вычеркивать из числа спасающихся, а всякого наставлять и возбуждать. Апреля 9/21 мы поехали на станцию Коодзу, откуда и разъехались – владыка в Токио, а мы в Осака. Сразу же погода изменилась, начался холод и дождь. Ночью, хотя в вагоне было и не очень тесно, но от холода мы совсем не могли спокойно уснуть, так как у нас ничего не было, кроме самых летних подрясников да камлотовых верхних ряс: вперед наука при отправлении в путешествие далекое. В Осака нас встретил отец Сергий Судзуки со своим псаломщиком и повез нас в церковный дом. Прежде всего мы осмотрели дом; он весьма большой (в нем прежде была обширная гостиница, да еще к нему пристроили), но совсем испорчен невнимательностью хозяев: крышу попортило и время, и бывшая когда-то ужасная буря, и никому не пришло на мысль тотчас же как следует ее поправить; а теперь весь дом протекает, почему местами испорчены потолки, полы и стены. Тамошние христиане и особенно отец Сергий Судзуки толкуют о том, что у них церковь плохая, непредставительная, почему-де соседи – язычники посмотрят на нее, да и головой покачают, по церкви заключая и о христианстве. А между тем сами они на это дело всего только 400 иен обещают, хотя народ все богатый. Мы, посмотревши, нашли, что нет необходимости строить теперь же все новое здесь, так как и христиан всего около 200 налицо, да и настоящая постройка нуждается только в хорошем ремонте. А что язычники будто бы не принимают православия, так как у нас церковные постройки не представительные, то это, конечно, не основательно, и толку от таких христиан мало выйдет, если они будут христианами только потому, что внешность их поразит. Места для широких построек здесь очень много. Место прекрасное, в населенной, но не торговой части города; на горе, на берегу реки, прекрасный вид на город. Самый город – центр японской промышленности и торговли, всюду видны фабрики и заводы; народ все зажиточный и чистый. Пообедавши в европейском ресторане, мы немного отдохнули, так как в поезде не пришлось спать, а потом с 4-х часов пошли по домам христиан. До 7ми часов обошли 9 домов; наутро апреля 11/23 мы с 8-ми до 5-ти часов обошли еще домов 16, да в воскресенье апреля 12/24 обошли 9 домов; некоторых не застали дома, некоторые живут очень далеко или одиночно среди фанатичного языческого семейства, почему мы к ним не ходили. Всех домов до 50. Конечно, всякие есть христиане среди них. Но в общем Осакская церковь напоминает Токийскую церковь отца Симеона: в доме все устроено по-христиански, даже непременно аналой, покрытый парчой; на нем подсвечник или перед божницей лампадка; на аналое же довольно истертые молитвослов и другие подобные книжки. Во всяком доме я совершал краткую молитву с одной заздравной ектеньей, для чего предварительно переписывал имена всех в семействе, чтобы, кстати, иметь для себя общий список всех христиан. Христиане принимали нас радушно; по-видимому, сердечно молились с нами, внимательно выслушивали наши разные наставления. Есть очень ревностные христиане, постоянно посещающие церковь и ежегодно причащающиеся; но есть и очень изленившиеся и поот выкшие от церкви, и таких больше, так что даже на Пасху было в церкви всего только 100 человек. Очевидно, в общем церковь порядочно спит, – может быть, потому, что предыдущий священник отец Иоанн Оно был человек совсем больной, страдавший ужасным геморроем с разными осложнениями, так что, может быть, не всегда и служил литургию; а теперешний отец Сергий хотя человек очень хороший, высоконравственный и старающийся, но очень смирный и стеснительный; почему он, может быть, и не совсем подходит для таких бывалых людей, как наши христиане Осакские – богатые купцы и ремесленники. Он, может быть, для них является несколько скучным. А катехизаторы – один с больной головой, а другой довольно спокойный и не особенно подвижный. Впрочем, катехизаторы не лентяи, а только не совсем умелые люди: один имел многих слушателей, да только очень долго их наставлял, да и не особенно интересно, так что некоторые, не успевши прослушать всего курса, успели переселиться уже в другие места для дела, а некоторые ушли от катехизации, так как, очевидно, не сумел их заинтересовать катехизатор. Под Фомино воскресенье я совершал бдение, сам говорил и ектеньи по русским запискам, причем немало ломал слова и перевирал, так как это в первый раз; а литургию мы совершали втроем: отец А. С-ий, я и отец Сергий Судзуки, диакона здесь нет; мы были без крестов, так как их и не взяли. Христиан собралось человек 30–35, кроме детей; на клиросе поют любители из христианок и несколько мужчин, всех человек 10, иногда разъезжаются все врозь очень сильно: поют и в один, и в два, и в четыре голоса; еще не привыкли. Но вообще здешние христиане приучены петь и в церкви, и в домашней молитве: во время нашего путешествия по их домам они непременно помогали нам в пении, хоть и сильно врали, чего, конечно, они и не замечают, так как вообще слух у японцев не особенно хороший. После литургии отец А. С-ий, когда христиане приложились ко кресту, сказал поучение; сначала одобрил, что некоторые из христиан побросали вся кую работу и пришли в церковь; но потом из малочисленности этого собрания заключил о сравнительной холодности и сонливости здешних христиан, почему и посоветовал всем постараться воспрянуть духом и ревностно приняться за общее церковное дело, что подобно жизни нашего организма, в котором при бездействии одного члена – вред для всего тела и бесплодная работа другого члена; поэтому и христиане своим усердием в общем церковном деле должны помогать священнику и катехизаторам.