Святитель Иоанн Златоуст, собрание сочинений. Том одиннадцатый. Книга первая.

БЕСЕДА 10

"Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания" (Еф. 4:4). Губительность тщеславия. 1. Когда блаженный Павел желает расположить (христиан) к чему-нибудь особенно высокому, то, будучи исполнен мудрости и духовности, он побуждает к этому предметами небесными – примером самого Господа. Так в одном месте он говорит: "И живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас" (Еф. 5:2), и еще: "Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божьим, не почитал хищением быть равным Богу" (Фил. 2:5, 6). Точно также поступает и здесь. Когда бывают указаны великие примеры, у человека рождается сильная ревность и желание (подражать им). Итак, что же он говорить, побуждая нас к единению? "Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение" (ст. 4, 5). Что же такое "одно тело"? Верные всех месть вселенной, живущие, жившие и имеющие жить. Угодившие (Богу) до пришествия Христова тоже составляют одно тело. Почему? Потому, что и они познали Христа. Откуда это видно? "Авраам, отец ваш", – сказано, – "рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался" (Иоан. 8:56); еще: "Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал обо Мне" (5:46). Действительно, не стали бы писать о том, о ком не знали, что сказать. Если же знали, то без сомнения и почитали. Потому-то и они составляют одно тело. Тело не отделяется от духа, иначе оно не было бы телом, – потому что у нас о предметах, соединяемых между собою и имеющих большую связь, обыкновенно говорится: одно тело. Так точно и сами мы в соединении составляем одно тело, при одной главе. При единстве же того и другого, тело хотя состоит и из разных членов, важных и неважных, однако ни лучший из них не вооружается против члена ничтожного, ни первый не подвергается зависти со стороны последнего. И хотя не все (члены) имеют одинаковое отправление, а каждый подчиняется определенному требованию необходимости, однако, поэтому самому, – что все совершается ими по необходимости, или по требованию различных нужд, – все они равно достойны уважения. Впрочем есть между ними одни высшие, а другие низшие, как напр., голова господствует над всем телом, в ней заключаются все чувства и самое господство души, – вследствие чего без головы никому нельзя жить, тогда как, по отсечении ног, многие надолго еще остаются в живых. Таким образом, голова лучше прочих (членов) не только по своему положению, но и по своей деятельности и значению. Но для чего я говорю об этом? И в Церкви много есть таких, которые достигли такой же высоты, как и голова, созерцают небесное, как глаза в голове, весьма удалены от земли и не имеют ничего общего с ней. Иные же занимают место ног, попирая землю, – ног, впрочем, здоровых. Ведь ногам вменяется в преступление не то, что они попирают землю, а то, что они уклоняются на путь нечестия, что "Ноги их", – как сказано, – "бегут ко злу" (Ис. 59:7). Итак, ни глаза но должны презирать ног, ни ноги завидовать глазам. В противном случае, каждый член теряет собственное достоинство, и надлежащее употребление его бывает затруднительно. И справедливо: злоумышляющий на ближнего своего тем самым, прежде всего, злоумышляет на себя самого. Так, если ноги не захотят носить головы, когда нужно бывает передвижение с одного места на другое, то своей недеятельностью и неподвижностью они вредят и себе самим. Равным образом, если бы и голова не захотела иметь никакого попечения о ногах, то этим она, прежде всего, повредила бы себе самой. Но он (т. е. голова и ноги), как и следует, не враждебны друг другу, потому что так устроены природой. Каким же образом человеку можно не восставать против человека? Никто (скажешь) не восстает против ангелов, так как и они не восстают против архангелов; животные также не могут одержать верх надо мной; а где природа одинакового достоинства, где одинаковые дарования и никто не имеет более другого, – почему же нельзя восставать одному против другого? Но это-то самое и не дает тебе права восставать против ближнего. Если все общее, и ни один против другого не имеет ничего большого, то на каком основании можно превозноситься одному пред другим? Мы наделены одинаковой природой, сходны по душ и по телу, дышим одним и тем же воздухом и употребляем одинаковую пищу: почему же будем восставать (друг против друга)? Правда, возможность через добродетельную жизнь стать выше бесплотных сил может вести к высокому мнению о себе; но это еще не было бы высокомерием. Ведь я по праву ставлю себя высоко и очень высоко в сравнении с демоном. Смотри, каким образом и Павел ставил себя выше демона. Когда много удивительного говорил о нем демон, то он заставлял его молчать, не поддаваясь обольстителю. Так, когда отроковица, имевшая дух пытлив, говорила: "Сии человеки – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения" (Деян. 16:17), – он, после строгого воспрещения, связал ему его бесстыдный язык. И еще в другом месте он же пишет следующие слова: "Бог же мира сокрушит сатану под ногами вашими вскоре" (Рим. 16:19). Не следствие ли это различия природы? 2. Разве ты не видишь, что значение имеет не различие природы, а свободная воля? Следовательно по свободной воле они (демоны) хуже всех. Но против ангела, ты говоришь, я не восстаю, потому что между мною и им большое расстояние.  Но также ты не должен восставать и против человека, как и против ангела. Как ангел отличен от тебя по природе, что, впрочем, не должно служить для него ни похвалою, ни охуждением, так и человеке отличается от другого человека не по природе, но по внутреннему настроению и делается между людьми ангелом. Поэтому, если не вооружаешься против ангелов, то тем более (ты не должен вооружаться) против людей, которые в человеческой природе делаются ангелами. При том человеке так же добродетельный, как ангел, для тебя гораздо лучше ангела. Почему? Потому, что он собственной волей исправил свою природу, и еще потому, что ангел удален от тебя местом и обитает на небе, а тот живет с тобой и возбуждает в тебе соревнование. Впрочем, и он далек от тебя – даже более, чем тот: "Наше же жительство", – говорит, – "на небесах" (Фил. 3:20). А (чтобы убедиться тебе) что он, действительно, далек от тебя, – выслушай, где обитает его глава: на троне царственном, говорить он. Но чем дальше от нас этот трон, тем далее и он от нас. Но ты говоришь: я вижу, что он пользуется честью и это производить во мне зависть. Зависть-то и была причиной бесчисленных беспорядков во всем творении и горнем и дольнем, и не только на земле, но и в самой Церкви. Как бурный и противный ветер, устремляясь к спокойной пристани, делает ее опаснее всякой скалы и всякого плавания на море, так точно и любовь к славе, овладевая (человеком), все разрушает и приводит в беспорядок. Вы часто бывали при пожаре больших домов. Видали, как дым поднимается к небу, и как огонь, мало-помалу, истребляет все, потому что никто не заботится о том, как бы прекратить несчастье, а каждый думает только о себе. Нередко сходится целый город, собирается множество народа посмотреть на бедствие; но защиты и помощи нет ни от кого. Можно при этом видеть, как собравшиеся ничего не делают; каждый из них только протягиваете руку, чтобы указать вновь туда пришедшему или на то, как пламя постоянно исторгается из окон, или как обваливаются потолки, и целые стены падают со своих оснований на землю. Бывает, впрочем, много людей смелых и небоящихся опасности, которые не страшатся ближе подходить к горящим зданиям, но не для того, чтобы содействовать прекращению бедствия, а чтобы более насладиться зрелищем, и вблизи рассмотреть все, чего издали часто не видно. Если же это бедствие постигло дом знаменитый и великолепный, то, кажется, зрелище достойно особенного сожаления и больших слез. В самом деле, печальное зрелище – видеть, как главы колонны превращаются в пепел, как многие из них разбиваются в дребезги, иные от действия огня, а другие собственными руками своих строителей (делающих это для того), чтобы не дать большей пищи огню; (печальное зрелище) – видеть статуи, служившие, под защитой кровли, украшением здания, после падения кровли, без защиты, стоящими под открытым небом, в крайне безобразном вид. Еще что? Кто исчислит богатство, заключавшееся в этих зданиях, – золотые одежды и серебряные сосуды? И куда входил только один господин с своей супругой, где была кладовая для многочисленных, одежды и ароматов, где было хранилище драгоценных камней, – всюду, как скоро начался пожар, проникают банщики, мусорщики, бродяги и все другие им подобные. И вот все, что ни находилось внутри, превратилось в воду, огонь, грязь, пыль и обожженные бревна. Но зачем я так широко раскинул пред вами эту картину? Не просто пожар дома хочу я описывать, – что мне за нужда в этом? – а хочу представить вашему взору, насколько возможно, бедствия Церкви. В самом деле, точно пожар какой, или молния, несясь с высоты, ринулась на самый кров Церкви, и между тем это никого не трогает! Когда горит отцовский дом, мы спим глубоким и непробудным сном. Кого не коснулся этот пламень? Каких изображений, стоявших в Церкви, не тронул он? И подлинно, Церковь есть не что иное, как дом, выстроенный для наших душ. Впрочем не все, что вошло в состав этого здания, одинаково по своему достоинству: из составных его камней иные блестящие и великолепны, иные же хуже и темнее, хотя все-таки гораздо лучше остальных. Можно видеть здесь много из них и таких, которые занимают место золота, – золота, украшающего кровлю: иные, как видно, служат таким же украшением, как статуи в домах; а многие стоять на подобие колон. Принято ведь и людей называть колоннами не только за их силу, но и потому, что, имя золотой головной убор, они своим красивым видом украшают (свое место). А в многочисленности народа можно видеть как бы большое и пространное протяжение стен: множество народа занимает место камней, из которых сооружаются стены. 3. Но нужно перейти к более блестящей картин. Эта Церковь сооружается не из (простых) камней, но из золота, серебра, драгоценных камней, оправленных в золото. Но, увы, какая жалость! Все это сожжено господством тщеславия, – этим всепожирающим пламенем, – и никто не пересилил его действия. Мы стоим и удивляемся пожару, но не имеем сил потушить зло. Да хотя бы и потушили его на короткое время, – пройдет два, три дня, и тлящаяся в золе искра низвращает все, чего прежде и не касалась. Так и здесь делается то же самое, что случается, обыкновенно, на пожаре. Причина этого заключается в том, что когда у нас не стало опор для самых церковных колонн, то огонь объял (эти колонны), поддерживавшие кров и сообщавшие крепость всему зданию; а через это ему открылся удобный доступ и к стенам. Если пламень истребить в здании деревянный части, то он устремляется на каменные. Но когда им разрушены и низвергнуты колонны, тогда он не имеет нужды истреблять остальное, – потому что, как скоро ниспадают столпы и подпоры верхних частей (здания), остальное само собою, без всякого препятствия, подвергается той же участи. Так точно ныне случилось и с Церковью: огонь объял всех. Ищем почестей у людей, воспламеняемся славолюбием и не слушаем слов Иова: "То я боялся бы большого общества, и презрение одноплеменников страшило бы меня" (Иов 31:34). Видишь ли, добродетельную душу? Я не устыдился, говорить, пред множеством народа рассказать невольные грехи. Если же он не устыдился, то тем более нам следовало поступать так. "Припомни Мне", – говорит (пророк), – "говори ты, чтоб оправдаться" (Ис. 43:26). Велика была сила этого зла: все она низвратила и истребила. Мы сделались рабами почести, оставив Бога. Мы не можем воспрещать этого своим подчиненным, будучи сами одержимы той же горячкой. Мы сами нуждаемся во врачестве, хотя и поставлены Богом для врачевания других. Какая же остается надежда на спасете, когда и сами врачи имеют нужду в помощи других? Это я сказал не без причины и не напрасно выражаю сетование, но для того, чтобы все мы вместе с женами и детьми, посыпавшись пеплом и облекшись во вретище, наложили на себя пост и просили Бога явить нам помощь и удалить от нас опасность. Подлинно наша помощь в Его великой и дивной деснице. От нас требуется больше, чем от ниневитян. "Еще сорок дней", – сказано, – "и Ниневия будет разрушена" (Ион. 3:4). Страшное и весьма грозное объявление! И как было не (устрашиться ниневитянам) в ожидании того, что, по прошествии трех дней, их город для них же сделается гробом, и они все погибнуть от одинакового наказания? Если когда случалось в одно время и в одном доме погибнуть двум детям, то это было бедствием невыносимым. И если Иову казалась самым невыносимым бедствием – погибель всех (его детей) вследствие того, что над ними обрушилась кровля, то каково же было бы видеть не один дом, не двух детей, но целый народ, в количестве ста двадцати тысяч, погребенным под обрушившимися кровлями? Видите, какое бедствие! Подобная же угроза недавно была направлена и против нас не голосом пророка, – мы не достойны слышать такой, голос, – но некоторым горним вещанием, огласившим нас громче всякой трубы. Опять повторяю сказанное: "Еще сорок дней и Ниневия будет разрушена". Поистине страшная угроза! Но ныне – совсем не то. Уже не три дня прошло и не погибель Ниневии угрожает нам, а много дней протекло с того времени, как на земле Церковь разрушена и повержена долу, как все одинаково рабствуют греху, а особенно те, на которых лежит ответственность управления. Чем сильнее зло, тем больше настоит нужда. Поэтому не удивляйтесь, если я убеждаю вас сделать в некотором отношении больше, чем сделали ниневитяне. Я проповедую вам не только пост, но и показываю то врачество, которое предохранило от падения этот город. Почему так? Потому, что когда Господь увидел (дела ниневитян), "они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них, и не навел" (Ион. 3:10). Сделаем это и мы с вами. Будем удаляться от корыстолюбия и славолюбия, прося Бога явить нам Свою помощь и восстановить падших наших братий. Мы не того должны страшиться (что угрожало Ниневии). Тогда имели ниспадать камни и бревна, и погибать тела; нон нет ничего такого, но зато души имеют быть преданы огню гееннскому. Призовем же (Бога), прославим Его; за прошедшее испросим у Него прощение, а на будущее будем молить Его, чтобы, освободившись от этого лютого и сильного врага (греха), нам быть достойными воссылать хвалу человеколюбивому Богу и Отцу, с Которым Сыну со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 11

"Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас. Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова" (Еф. 4:4 – 7). Почему в церкви один получает больше, а другой – меньше. – Смирение необходимо для единства тела церкви. – Епископ поставлен для научения словом. – Производить разделения в церкви – не меньшее зло, чем впадать в ереси. 1. Павел требует от нас такой любви, которая бы связывала нас между собою, делая неразлучными друг от друга, и – такого совершенного единения, как бы мы были членами  одного тела, потому что только такая любовь производит великое добро. Словами: "Одно тело" он требует, чтобы мы сострадали друг другу, не желали благ ближнего своего и участвовали в радостях один другого; все это он выразил вместе. Потом весьма кстати прибавил: "и один дух", – научая, чтобы при одном теле был у нас один дух, так как может быть одно тело, но не один дух, – когда, например, кто-нибудь будет другом еретиков. Или этими словами ("один дух") он хотел побудить к взаимному согласию, как бы так говоря: так как вы получили одного Духа и пили от одного источника, то между вами не должно быть раздоров. Или, может быть, под словом – дух – он разумеет здесь расположение, (προδυμίαν). Дале говорить (апостол): "как вы и призваны к одной надежде вашего звания". Та есть: Бог призвал всех нас к одному и тому же; никому ничего не предоставил больше против другого; всем даровал бессмертие, всем жизнь вечную, всем неувядаемую славу, всем братство, всем наследие, для всех сделался общей главой, всех совоскресил и спосадил. Итак, имея такое равночестие в духовном, для чего высокомудрствуете? Потому ли, что такой-то из вас богат, а такой-то силен? Но не смешно ли это? Скажи мне, в самом деле, если бы царь, избрав десять человек, облек их всех в порфиру, посадил на царском престол и всем им даровал одну и ту же честь, – посмел ли бы кто-нибудь из них поносить другого – потому, что был бы богаче его и знаменитее? Отнюдь нет! Но этим сравнением я еще не все высказал, так как расстояние здесь не так еще велико. Итак, ужели мы, будучи равны на небе, будем превозноситься друг пред другом земными (отличиями)? "Один Господь, одна вера, одно крещение". Вот упование (нашего) звания. "Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас" – один и тот же. Или Он для тебя наименовался большим, а для того – меньшим? Ты спасся от веры, а тот – от дел? Тебе отпущены (грехи) в крещении, а тому – нет? Прочь (с такими мыслями)! "Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас. Который над всеми", то есть, выше всего; "и через всех", то есть, обо всем промышляет, всем управляет; "и во всех нас", то есть, во всех обитает. Это же приписывается (в Писании) и Сыну: следовательно это не означает меньшинства Сына: иначе того же не было бы сказано и об Отце. "Каждому же из нас дана благодать". Для чего же, говорят, и почему дарования различны? Это именно всегда приводило, как их самих (ефесян), так и коринфян и многих других, то к гордости, то к малодушию и зависти. Потому-то (апостол) и указывает нам везде на пример тела. Потому и теперь он предложил этот (пример), что хотел говорить о различных дарованиях. Впрочем подробнее он исследует это в послании к Коринфянам, так как там особенно господствовал этот недуг. А здесь он теперь сделал на это только намек, – и смотри, что он говорить. Не сказал – по вере каждого, – чтобы не повергнуть в печаль тех, которые не получили великих (даров); но – что? "По мере дара Христова". Что, говорить, всего главнее, то общее всем, как-то: крещение, спасете через веру, (право) иметь Бога Отцом и всем иметь причастие в Том же Дух. Если же иной имеет нечто большее в (своем) даровании, то ты этим не огорчайся, потому что и трудов у него больше; помни и то, что с получившего пять талантов пять и взыскано было, а тот, кто получил два, два и принес, и отнюдь не получил за то воздаяния меньше первого. Потому и здесь от того же доказательства он заимствует утешение для слушателя: "К совершению", – говорит, – "святых, на дело служения, для созидания Тела Христова" (Еф. 4:12). Потому и сам он говорил: "горе мне", – как и всякому, кто получил дар апостольства, – "если не благовествую!" (1 Кор. 9:16). Но потому и горе ему, что он получил; а ты свободен от подобной опасности. "В меру". Что такое – "в меру"? То есть, не за наши заслуги, так как (за заслуги) никто не получил бы того, что получил; но все мы (что получили, то) получили как дар. 2. Для чего же один (получил) больше, а другой – меньше? Это, говорить он, не имеет никакого значения, но дело безразличное: каждый (из получивших) способствует к созиданию. И потому показываете, что не ради собственного достоинства один получил больше, а другой меньше, но – для других, сколько кому сам (Христос) распределил. Так и в другом месте он говорит: "Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно" (1 Кор. 12:18). И не говорить о причине (такого распределения), чтобы не смутить мысли слушателей. "Посему и сказано: восшед на высоту, пленил плен и дал дары человекам" (ст. 8). Как бы так говорил он: что ты высокомудрствуешь? Все было делом Божьим. Пророк говорить в псалме: "Принял дары для человеков" (Пс. 67:19); а он говорит: "дал дары человекам". Последнее тождественно с первым. Таково же и следующее затем: "А `восшел что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все" (ст. 9, 10). Когда слышишь это, то не разумей (под этим) перехождения. Здесь он делает то же самое, что и в послании к Филиппийцам. Как там, убеждая к смиренномудрию, он указывает на примерь Христа (Фил. 2:5 – 9), так точно и здесь, говоря: "Нисходил прежде в преисподние места земли". Иначе, излишни были бы слова его: "Быв послушным даже до смерти" (ст. 8). От понятия о восхождении приводить к мысли о нисхождении. А дальнейшими странами земли он называет смерть согласно с понятиями человеческими, как и Иаков говорил: "сведете вы седину мою с горестью во гроб" (Бт. 44:29); как еще в псалме сказано: "уподобился нисходящим в могилу" (Пс. 142:7), то есть, умершим. Для чего упоминается здесь об этой (дольней) стране? И о каком он говорит плен? О плене дьявола. Господь пленил этого тирана, разумею дьявола, и смерть, и клятву, и грех. Видишь ли добычу и корысти? "А `восшел что означает, как не то, что Он и нисходил прежде"? Это направлено против последователей Павла самосатского. "Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все". Нисшел, говорит, в самые дольние отделения земли, за которыми уже нет других. И восшел превыше всего, далее чего уже нет ничего другого. Это означает Его силу и власть, потому что и прежде все Им наполнялось. "И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова" (ст. 11, 12). Что говорит он в другом месте: "Посему и Бог превознес Его" (Фил. 2:9), то же высказывает и здесь словами: "Нисшедший, Он же есть и восшедший". Ни мало не повредило Ему нисшествие в дольнейшие страны земли и отнюдь не воспрепятствовало Ему быть превыше небес. Таким образом, чем более кто смиряется, тем более тот возвышается. Как на воде – чем кто глубже погрузится в нее, тем сильнее она поднимает его наверх, и чем с (близшего) расстояния будет пущена стрела, тем вернее попадает в цель, так бывает и в смирении. Впрочем, когда мы говорим о восхождении Бога, необходимо прежде представлять Его нисшествие; а по отношению к человеку этого не нужно. Далее (апостол) указывает нам на (божественное) промышление и премудрость и говорит: Тот, Кто сделал столь многое, и показал такую силу, и не отказался низойти ради нас даже в дольнейшие страны, не сделал бы без причины такого разделения дарований. В другом месте он говорит, что это сделал Дух, именно: "В котором Дух Святой", – говорит он, – "поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа" (Деян. 20:28). И тогда как здесь он говорит, что (сделал это) Сын, в другом месте говорит, что – Бог. И опять: "И Он поставил одних Апостолами, других пророками", а в послании к Коринфянам говорит: "Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог" (1 Кор. 3:6). И опять: "Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду" (ст. 8). Так и здесь: что в том, что ты меньше приносишь (плодов)? Столько получил ты (и даров). Первое (поставил Бог) апостолов, так как они имели все. Второе – пророков, так как некоторые не были апостолами, но были пророками, например Агав. Третье – благовестников: это – те, которые не обходили всех стран, а только проповедовали, как Прискилла и Акила. Потом – пастырей и учителей, которым был вверен весь народ. Что же? Ужели пастыри и учители меньше прочих? Конечно так: по сравнении с теми, которые обходили землю и проповедовали, те были меньше, которые сидели (дома) и имели занятие в одном месте, как Тимофей, Тит. Впрочем, из этого места нельзя вывести такого подчинения и предпочтения (одних по отношению к другим), но (это видно) из другого послания (1 Кор. 12:28). "Он", – говорит, – "поставил": не противоречь же. А может быть, благовестниками он называет и написавших евангелие. "К совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова". 3. Видишь ли достоинство (каждого)? Каждый созидает, каждый устраивает, каждый служит. "Доколе", – говорит, – "все придем в единство веры и познания Сына Божья, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (ст. 13). Возрастом он называет здесь совершенное познание. Как человек в зрелом возрасте бывает тверд и постоянен в мыслях, а дети непостоянны, так точно и между верующими. "В единство", – говорит, – "веры", то есть, пока окажемся все имеющими одну веру. Единение веры то и означает, когда мы все будем одно, когда все одинаково будем понимать этот союз. До тех пор должно тебе трудиться, если ты получил дар назидать других. Смотри, не совратись сам, завидуя другому. Бог почтил тебя и поставил на то, чтобы ты руководил к совершенству другого. Для этого был поставлен и апостол, для этого и пророк, который пророчествует и увещевает, для этого и благовестник, который проповедует, для этого не пастырь и учитель: всем поручено было одно дело. Не говори же мне о различии дарований: все они имели одно дело. Когда мы все веруем одинаково, это и есть единение (веры). Ясно, что он это называет (возрастом) совершенного мужа. Впрочем, в другом месте он называет нас детьми и в том случае, если бы мы были совершенны; но там он имеет в виду иное. Там он назвал нас детьми по отношению к будущему нашему знанию. Сказав именно, что мы "теперь знаю я отчасти", присовокупил: "гадательно" (1 Кор. 13:12), и тому подобное. А здесь он говорить не об этом, а о постоянстве. Вот и в другом месте он говорит: "Твердая же пища свойственна совершенным" (Евр. 5:14). Видишь ли, как и там назвал он совершенных? Посмотри и здесь, как он назвал их прикровенно, говоря: "Дабы мы не были более младенцами" (ст. 14). Он говорить о той небольшой мере (дарования), которую мы получили, чтобы мы сохраняли ее со всем усердием, твердо сию и постоянством. "Дабы мы не были более". Этим выражением указывает на то, что некогда они были такими, и даже самого себя подчиняет условию исправления, исправляя других. Для того, говорить, и было столько строителей, чтобы здание было непоколебимо и защищено отовсюду, чтобы камни были сложены плотно. Волноваться, увлекаться и колебаться свойственно детям. "Дабы мы не были более", – говорит, – "младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения" (ст. 14). "Увлекающимися", – говорит, – "всяким ветром". Он употребил это подобие, желая показать, в какой опасности находится всякая душа, преданная сомнению. "Всяким", – говорит, – "ветром учения, по лукавству (κοβεία) человеков, по хитрому искусству обольщения". Κυβευταί – так называются занимающиеся шахматного игрой. Это бывают люди хитрые, так как они обыкновенно выбирают для себя людей простых. И они-то все передвигают и переставляют. (Апостол) коснулся здесь мирских обычаев. "Но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого", то есть Христа, "все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви" (ст. 15, 16). Довольно неясно он изложил свои мысли – оттого, что хотел высказать все вдруг. Вот что означают слова его: как дух, выходя из головного мозга, не просто сообщает, посредством нервов, чувствительность всем членам, но – сообразно с каждым из них – тому, который способен принять больше, и сообщает больше, а который меньше, тому меньше (потому что дух есть корень жизни), так и Христос. Так как наши души так же зависимы от Него, как члены (от духа), то Его промышление и раздаяние даров, сообразно с мерой того или другого члена, производят возращение каждого. Но что такое – "посредством всяких взаимно скрепляющих связей"? То есть, посредством ощущения (αίσδηοιως). Этот дух, распределяющийся по членам от головы, прикасаясь к каждому из них, таким образом производить на них свое действие. Можно и так сказать: тело, воспринимая это воздействие (духа) соразмерно своим членам, возрастает таким образом. Или иначе: члены, получая соразмерное себе воздействие (духа), так возрастают. Или и еще: дух, изливаясь обильно сверху, прикасаясь ко всем членам и распределяясь по ним, сколько каждый из них может принять в себя, так возращает. Но почему он прибавил слово – "в любви"? Потому, что этот дух иначе не может сообщиться. В самом деле, если бы случилось рук отделиться от тела, дух, (истекающий) из головного мозга, ища продолжения и не находя его там, не срывается с тела и не переходить на отнятую руку, но если не найдет ее там, то и не сообщается ей. То же бывает и здесь, если мы не связаны между собою любовью. 4. Все это сказано им для того, чтобы внушить смирение. Что, говорить, в том, что такой-то получил больше? Он получил Того же самого Духа, ниспосылаемого от той же самой главы, одинаково действующего, одинаково прикасающегося, "составляемое и совокупляемое" (со всем телом), т. е. имеющего о нем великое попечение. Не как-нибудь, но очень искусно должно быть расположено тело, так что, если в нем что-нибудь не на своем месте, то оно уже расположено не так. Таким образом, должно не только быть соединенным с телом, но и занимать там свое место, – иначе, если ты нарушишь это, то не будешь соединен с ним и не получишь Духа. Не видишь ли ты, что бывает при перемещении костей, происходящем от какого-нибудь несчастного случая, когда (одна кость) оставить свое место и заиметь другое, – как это вредить всему телу и часто бывает причиной смерти? А бывает и так, что (кость) оказывается негодной, чтобы еще удерживать ее (в теле): в таких случаях многие вырезывают ее и оставляют ее место пустым, потому что излишество во всем есть зло. И элементы (тела), когда они, потерявши свою пропорциональность, делаются изобильными до излишества, вредят целому. Вот что значить: "составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей", то есть, чтобы все (в теле) занимало свое место и не вторгалось в другое, ему несвойственное. Размысли об этом, сколько возможно. Ты соединяешь члены, а Он свыше всем распоряжается. И как в теле есть известные воспринимающие органы, так и у духа, который всецело есть небесный корень (жизни). Именно сердце (есть корень) духа, печень – крови, селезенка – желчи, и другие органы – других элементов; но все они зависимы от головного мозга. Согласно с этим и Бог поступил, удостаивая человека особенной почести: не желая покинуть его, сам Он сделался для него (конечной) виною всего, учредив в то же время сотрудников для Себя и одним из них поручив то, другим – иное. Так, апостол есть самый удобный сосуд тела (т. е. Церкви Христовой), принимающий от него все. Как бы посредством жил и артерий, он посредством слова способствует к сообщению всем жизни вечной. Пророк предсказывает будущее: и он (апостол) делает то же самое. Тот соединяет кости, а этот сообщает им жизнь – "к совершению святых, на дело служения". Любовь воссоздает, соединяет, сближает и сопрягает нас между собою. Итак, если хотим получить Духа от Главы, будем в союзе друг с другом. Есть два рода отделения от Церкви: один, когда мы охладеваем в любви, а другой, когда осмеливаемся совершить что-нибудь недостойное по отношению к этому телу (Церкви). В том и другом случае мы отделяемся от целого. Если же еще нам поручено созидать и других, и мы не созидаем, но сами первые производим разделения, то чего не придется потерпеть за это? Ничто не может столько производить разделений в Церкви, как любоначалие; ничто так не оскорбляет Бога, как разделения в Церкви. Хотя бы мы совершили тысячу добрых дел, подвергнемся осуждению не меньше тех, которые терзали тело Его, если будем расторгать целость Церкви. Первое совершено было для пользы всего мира, хотя и не с тем намерением; а последнее не доставляет никому никакой пользы, напротив составляет великий вред. Сказанное мною относится не к начальствующим только, но и к подчиненным. Один святой муж сказал нечто такое, что могло бы показаться дерзким, если бы не им было сказано. Что же именно? Он сказал, что такого греха не может загладить даже кровь мученическая. В самом деле, скажи мне, для чего ты принимаешь мучения? Не для славы ли Христовой? Итак, будучи готов положить свою душу за Христа, как решаешься ты разорять Церковь, за которую положил душу Христос? Послушай, что говорить о себе Павел: "Недостоен называться Апостолом, потому что гнал церковь Божью" (1 Кор. 15:9). Вред (от разделений) не меньше того, какой причиняют враги, а гораздо больше. Там доставляется (Церкви) еще больший блеск, между тем как тут она сама себя роняет в главах врагов, когда против нее воюют ее собственные дети. А это потому, что у них (врагов) считается за сильное доказательство обмана, когда т, которые родились в Церкви, в ней воспитаны, хорошо узнали ее тайны, – вдруг, изменившись, восстают против нее, как враги. 5. Сказанное мною направлено против тех, которые без разбора пристают к людям, отделяющимся от Церкви. Если эти последние содержать противные (нам) догматы, то потому самому не должно с ними иметь общения; если же они мыслят одинаково с нами, то еще больше (должно избегать их). Почему так? Потому что это недуг любоначалия. Не знаете разве, что случилось с Кореем, Дафаном и Авироном? Но одни ли они потерпели? Не вместе ли с ними (погибли) и их сообщники? „Что говоришь ты? У них та же самая вера, и они также православны". Если так, отчего же они не с нами? "Один Господь, одна вера, одно крещение". Если у них хорошо, то у нас худо; а если у нас хорошо, то у них худо. "Младенцами", – говорит, – "колеблющимися и увлекающимися всяким ветром". Скажи мне: ужели вы считаете достаточным то, что их называют православными, тогда как у них оскудела и погибла благодать рукоположения? Что же пользы во всем прочем, если у них не соблюдена эта последняя? Надобно одинаково стоять как за веру, так и за нее (благодать священства). А если всякому позволительно, по древней пословице, наполнять свои руки, быть священником, то пусть приступят все, и напрасно устроен этот жертвенник, напрасно (установлен) церковный чин, напрасно лик иереев: ниспровергнем и уничтожим это. Этого, говорят, не должно быть. Но не вы ли делаете это, а потом говорите: так не должно быть? Что еще говоришь ты: не должно быть, когда так на самом деле? Я говорю это и свидетельствую, имея в виду не свою выгоду, но ваше спасете. Если кто смотрит па это дело безразлично, такой пусть бы (внимательнее) взглянул. Если же ему нет об этом заботы, то нам она есть. "Я насадил", – говорит (апостол), – "Аполлос поливал, но возрастил Бог". Как перенесем мы насмешки язычников? Если они укоряют нас за ереси, то чего не скажут по поводу их (расколов)? Если, говорят, одни у них догматы, одни таинства, то ради чего у них один предстоятель (церкви) нападает на другую церковь? Смотрите, говорят, у христиан все исполнено тщеславия. У них и любоначалие, у них и обман. Отнимите у них народ, пресеките болезнь, то есть, развращение народа, – и они останутся ничем. Хотите ли, я скажу вам, что говорят они о нашем городе, как они укоряют нас в легкомыслии? У них, говорят, всякому, кто только пожелает, можно найти людей без твердых правил, и никогда у них в таких людях не было недостатка. Какое посмеяние! Какой стыд! Но вот и еще – достойное посмеяния и служащее к нашему стыду. Если у нас кто-нибудь будет обличен в самых постыдных делах и на него захотят наложить какую-нибудь епитимью, то все весьма беспокоятся и боятся, как бы, – говорят, – он не отделился от нас и не пристал к другим. Пусть отделяется хоть тысячу раз, и пусть пристает к ним; я говорю не о согрешивших только, но хотя бы кто и вовсе был безгрешен, – если хочет отложиться, пусть отложится. Хотя я печалюсь и страдаю, огорчаюсь и мучусь внутренне, лишаясь в таком как бы собственного члена, но огорчаюсь не так, чтобы опасение всего этого могло принудить меня сделать что-нибудь недолжное. Мы не повелеваем, возлюбленные, вашей вере, не деспотически приказываем вам это. Мы поставлены для поучения вас словом, а не для начальствования и самовластия над вами; наше дело советовать вам и увещевать. Советник говорить, что ему должно, но не принуждает слушателя, предоставляя ему полную свободу – принять или не принять советь. Он будет виновен только в том, если не скажет того, что ему поручено. Потому-то и мы говорим все это, обо всем этом напоминаем, чтобы вам уже нельзя было сказать в тот (последний) день: никто нам этого не говорил, никто не объяснил, мы этого не знали и вовсе не считали грехом. Итак, я говорю и свидетельствую, что производить разделения в Церкви не меньшее зло, как и впадать в ереси. Скажи мне: если бы подданный какого-нибудь царя, не переходя к другому царю и не передаваясь во власть другого, взял в свои руки порфиру своего царя и, спустивши ее всю от застежки, разорвал на несколько частей, – меньше ли бы он был наказан, чем и тот, кто передался бы другому (царю)? Но что, если бы после этого он схватил за горло своего царя, заколол его и разрубил на части его тело, – какому бы наказанию следовало подвергнуть его, чтобы отплатить по достоинству? Если же тот, кто так поступить с царем, таким же рабом (по отношению к Богу), как и он сам, совершить преступление, превосходящее всякое наказание, – то какой геенны заслуживает тот, кто закалает самого Христа и рассекает на части? Ужели – этой, какой грозят нам? Мне кажется, что какой-нибудь другой, еще более ужасной. Расскажите же вы (женщины), какие находитесь здесь, – ведь этот порок большей частью замечается в женщинах, – расскажите этот пример отсутствующим и возбудите в них страх. Если же кто думает огорчить нас и мстить нам таким образом, то такой пусть знает, что он напрасно делает это. Если тебе хочется мстить нам, то я покажу тебе способ, как ты можешь мстить без вреда для себя, или лучше, не без вреда, а с меньшим, по крайней мере, вредом: ударь меня по лицу, оплюй публично, нанеси мне раны. 6. Ты содрогаешься, слыша это? Когда я говорю: ударь меня, то ты содрогаешься, – и между тем ты терзаешь своего Владыку без содрогания? Разрываешь Владычни члены и не трепещешь? Церковь – это отчий дом: "Одно тело и один дух". Но если ты хочешь мстить мне, то против меня и восставай. Зачем же, вместо меня, мстишь Христу? Или лучше: зачем ты наносишь удары по гвоздям? И вообще мстить ни в каком случай неодобрительно; но, вместо виновного, нанести обиду другому – гораздо хуже. Ты потерпел от нас обиду? Для чего же, в таком случай, огорчаешь того, кто тебе не сделал никакого зла? Это крайне безрассудно. Вот что я скажу на этот счет, и не шутя, не просто, но как думаю и как чувствую. Именно, я желал бы, чтобы всякий из тех, кто вместе с вами питает к нам неприязнь и ради этого вредит себе самому, удаляясь от нас к другим, нанес нам удар в самое лицо и, обнажив нас, стал бичевать без жалости, справедливо ли бы или несправедливо мы были обвинены, и лучше на нас выместил свой гнев, чем решался на то, на что решается теперь. Если бы это случилось, то не было бы в том никакой важности, потому что пострадал бы в этом случае ничтожный человек, нестоящий никакой цены. С другой стороны, потерпев от вас обиду и бесчестие, я помолился бы за вас Богу и Он простил бы вам ваши грехи, – не потому, что я имею такое дерзновение, по потому что, когда человек, которому сделана обида, молится за обидевшего, то получает великое дерзновение. "Если" кто "согрешит против человека", сказано, – "помолятся о нем" (1 Цар. 2:25). Если же бы я сам не мог (этого сделать), то поискал бы других святых мужей и упросил бы их, и они сделали бы это. А теперь кого и просить нам, когда мы оскорбили Бога? Посмотри, какая у них (производящих расколы) несообразность. Из тех, которые так поступают по отношению к Церкви, одни вовсе никогда не приходят сюда, или же однажды в год и то без порядка и как случится; другие приходят чаще, но также беспорядочно для пустых разговоров и ничтожной болтовни. Иные представляются усердными, это – те, которые производить такие бедствия (в Церкви). Итак, если и вы ради этого обнаруживаете такое усердие, то лучше бы вам быть в числе нерадивых; а еще гораздо лучше, если бы те не были нерадивы, а вы не были такими. Я говорю не о вас, находящихся здесь, но о тех отступниках. Такое дело есть как бы прелюбодеяние. Если же тебе не хочется слышать этого об них, то (не слушай и того, что они говорят) об нас, – так как здесь что-нибудь одно из двух должно быть противозаконно. Если вы нас подозреваете в этом, то мы готовы уступить свою власть, кому вы хотите, – только пусть будет Церковь едина. Если же мы поставлены законно, то убедите низложить тех, которые противозаконно заняли кафедру. Говорю это, не приказывая вам, но предохраняя и предостерегая вас. Так как каждый из вас имеет возраст и дает отчет в своих поступках, то я прошу вас о том, чтобы вы, все слагая на нас, не считали невинными самих себя и таким образом в обольщении не повредили напрасно самим себе. Мы дадим ответь за ваши души, но только тогда, когда что-нибудь будет опущено с нашей стороны, когда мы не будем упрашивать вас, не будем увещевать, не будем свидетельствовать против вас. После этого, позвольте и мне сказать: "Чист я от крови всех" (Деян. 20:26), и: "избавит" Бог душу мою (2 Тим. 4:18). Скажите, чего вы хотите, укажите справедливую причину, по которой вы отступаете, и я буду оправдываться. Но вы не говорите. Поэтому я прошу вас и самим твердо основаться здесь, и отложившихся привести, чтобы нам воспослать единодушную благодарность Богу, Которому слава во веки. Аминь.

БЕСЕДА 12

"Посему я говорю и заклинаю Господом, чтобы вы более не поступали, как поступают прочие народы, по суетности ума своего, будучи помрачены в разуме" (Εф. 4:17). Деньги – суетны, когда их расточают на удовольствия. – Против огнепоклонников. – Против веры в судьбу и в переселение душ. 1. Учитель должен назидать и исправлять души учеников не только советом и вразумлением, но и страхом и напоминанием о Боге. Ведь когда слова человека, как такого же раба, не в состояние подействовать на душу, тогда уже необходимо напомнить и о самом Господе. Так делает и Павел. Сказавши о смиренномудрии и единении, равно как и о том, что не должно восставать одному против другого, послушай, что (потом) он говорит: "Посему я говорю и заклинаю Господом, чтобы вы более не поступали, как поступают прочие народы". Не сказал: "чтобы вы более не поступали" вы ходите, – так как это могло бы уязвить их, – но указал на других, хотя выразил то же самое. Также поступает он и в послании к Фессалоникийцам, когда говорит: "а не в страсти похотения, как и" прочие "язычники" (1 Фес. 4:5). Вы оставили, говорить он, их (языческие) верования; по это всецело зависло от Бога; а я требую того, что зависит от вас, – именно: жизни и хождения по Богу. Это ваш долг; а я призываю Господа в свидетели своих слов, – что я не умолчал, но сказал, как вам должно вести себя. "По суетности", – говорит, – "ума своего". Что такое суета ума? Занятие суетными предметами. А что суетно, как не все настоящее, о чем говорит Екклесиаст: "Суета сует, – все суета!" (Еккл. 1:2)? Но скажет кто-нибудь: если (то или другое) суетно и ведет к суете, то для чего же оно существует? Если при том это – дело Божье, то как же оно может быть суетно? И много возражений касательно этого предмета. Но послушай, возлюбленный! Не дела Божий назвал (Екклесиаст) суетными, – нет; не небо суетно, не земля суетна, – нет; не солнце, не луна, не звезды, не тело наше. Все это – "очень хорошо". Что же суетно? Послушаем, что говорить сам Екклесиаст: "Посадил себе виноградники, сделал себе водоемы, приобрел себе крупного и мелкого скота, собрал себе серебра и золота, завел у себя певцов и певиц. И сказал я в сердце моем, что и это – суета" (Еккл. 2:6 – 11); опять: "Суета сует, – все суета!". Послушай, что говорить и пророк: "Собирает (человек) "и не знает, кому достанется то" (Пс. 38:7). Поэтому суета сует – великолепные здания, обилие и избыток золота, толпы слуг, шумно бегущих по площади, гордость и тщеславие, высокомерие и надменность. Все это – суета, потому что произошло не от Бога, но произведено людьми. Почему, однако ж, это суетно? Потому, что не имеет никакой доброй цели. Суетны деньги, когда их расточают на удовольствия; но не суетны он, когда их употребляют на вспомоществования бедным. Когда ты тратишь их на удовольствия, – посмотрим, какое отсюда происходить следствие. Тучность тела, отрыжки, ветры, обилие кала, головная боль, телесное расслабление, жар и изнеможете. Как тот, кто стал бы наливать воду в просверленный сосуд, трудился бы напрасно, так и человек, предающийся удовольствиям, наливает воду в просверленный сосуд. Еще суетными называют несбыточные честолюбивые замыслы: они действительно суетны, ненадежны, тщетны; вообще суетным называют то, что ни к чему не пригодно. Посмотрим же, не таковы ли (дела) человеческие? "Станем есть и пить, ибо завтра умрем!" (1 Кор. 15:32). Какое же отсюда последствие, скажи мне? Тление. Мы облекаемся в дорогие одежды и наряды: а что пользы от этого? Никакой. Так умствовали и некоторые из эллинов, но вотще. Они вели строгую жизнь, но по-пустому, не имея в виду никакой полезной цели, поступая так из тщеславия, для снискания почета от толпы. Но что такое честь, которую нам оказывает толпа? Ничто. Если и сами, воздающие нам честь, погибают, то тем более – эта честь. Кто воздает честь другому, должен наперед прибрести ее сам. Если же он не прибрел ее для себя, то как же доставить ее другому? А между тем мы домогаемся чести от бесславных и презренных людей, бесчестных и позорных: что же это за честь? 2. Видишь ли, что все суета сует? Поэтому и сказал (апостол о язычниках): "По суетности ума своего". Но не такова ли у них и вера? В самом деле, не кланяются ли они деревьям и камням? (Бог) создал солнце, чтобы оно служило нам вместо светильника. Кто же поклоняется своему светильнику? Солнце дает от себя свет; когда же оно не может светить, тогда светить светильник. Итак, почему же ты не поклоняешься светильнику? Да, скажет иной, я поклоняюсь огню. Нельзя удержаться от смеха, слыша о таком бесчестии; и ты не стыдишься? Опять же: для чего ты гасишь то, чему поклоняешься? Для чего губишь, для чего умерщвляешь своего бога? Почему ты не даешь ему наполнить собою всего твоего дома? Если огонь – бог, то поднеси к нему свое тело, а не подкладывай бога подобно горшка или котла. Внеси его в твою кладовую, внеси туда, где твои шелковые одежды. Но ты не только не вносишь его, напротив, если он куда-нибудь случайно проникнет, ты гонишь его отовсюду, созываешь всех, плачешь, стенаешь, как будто зашел к тебе какой-нибудь зверь; и когда таким образом твой бог посетить тебя, ты называешь это величайшим несчастьем. Я имею Бога, и делаю все для того, чтобы воспринять Его на свою грудь, и считаю блаженством для себя не только то, когда Он посетить мой дом, но и то, когда я привлеку Его в свое сердце. Вовлеки же и ты огонь в свое сердце. Смешно это и суетно! Огонь хорош для употребления, а не для поклонения, для служения и рабского повиновения мне, а не для господства надо мною. Он создан для меня, а не я для него. Если ты поклоняешься огню, для чего же сам почиваешь на ложе, а своего повара заставляешь предстоять пред твоим богом? Сам займись поварством, сделайся пекарем или, если угодно, кузнецом, – для тебя ничего не должно быть почетнее этих занятий; так как за ними наблюдает сам твой бог. Почему ты почитаешь бесчестным то занятие, где так много твоего бога? Для чего поручаешь его рабам и не оставляешь за собою этой чести? Огонь – хорошая вещь, так как сотворен благим Творцом, но он – не бог. Он называется делом Божьим, но не богом. Разве ты не видишь, как он неукротим, как он, охвативши дом, не останавливается нигде? Если ему попадает непрерывный ряд каких-нибудь предметов, он уничтожает все, пока руки плотников или других людей не уймут его неистовства; он не знает ни друзей, ни врагов, но одинаково поступает со всеми. Итак, такой-то твой бог, – и ты не стыдишься? Подлинно, хорошо сказал (апостол): "По суетности ума своего". Но, говорят, наш бог – солнце. А скажи мне, почему это и из-за чего? Что оно много дает от себя свету? Но разве ты не видишь, как его побеждаюсь облака, как оно подчинено закону естественной необходимости, подвержено затмениям, закрывается луной и облаками? Хотя облако бессильнее его, однако ж часто берет перевесь; и это также дело премудрости Божьей. Бог должен быть вседоволен, солнце же имеет нужду во многом; а это несвойственно Богу. Так (солнце) нуждается в воздухе для того, чтобы светить, и при том в тонком воздухе, потому что слишком густой воздух не пропускает лучей сквозь себя. Нуждается и в воде или в чем-нибудь другом, что ограничивало бы его действие, чтобы ему не произвести пожара. Если бы не было источников, ни озер, ни рек, ни морей, которые посредством испарений, выходящих из них, производят некоторую влажность, то солнце могло бы все попалить. Итак видишь ли, что это за бог? Какое безумие! Какой смех! Так как, говорят, оно может вредить, то оно – бог. Напротив, потому-то оно и не бог, что для того, чтобы произвести вред, не нуждается ни в чьем содействии, а чтобы быть полезным, имеет нужду во многом другом. Богу несвойственно производить вред, – отнюдь, – Ему свойственно благотворить. Если же о солнц надобно сказать противное, то как же оно будет богом? Не видишь ли, что ядовитые лекарства производясь вред, и (для этого) им не нужно больше ничего; но для того, чтобы доставить пользу, им нужно многое (другое)? Для тебя солнце создано и прекрасным и вместе бессильным: прекрасным, чтобы (по нему) ты познал Владыку, бессильным, чтобы ты не называл его своим владыкой. Но оно, говорят, питает растения и семена. Что же: ужели поэтому и навоз – бог? Ведь и он также питает растения. Для чего же уж не присоединить к этому серпа и рук земледельца? Укажи мне, где бы солнце одно произрастило (растения), но нуждаясь для этого ни в земле, ни в воде, ни в трудах земледельца; пусть оно само посеет семена и, согрев их лучом своим, произведет нам колосья. Если же. это зависать не от него одного, а и от дождя, то почему же вода – не бог? Но пока не об этом речь. Почему земля – не бог? Почему навоз и заступ – не боги? Уже ли ж, скажи мне, всему этому должно поклоняться? Какое безумие! А между тем колос скорее вырастет без солнца, чем без земли и воды, равно как и деревья и все другое. Без земли не может быть ни одного (растения). Если же кто-нибудь, всыпав земли в глиняный сосуд, – как это делают дети и женщины, – и прибавив туда нужное количество навоза, становит этот сосуд под кровлей, то вырастают растения, хотя и слабые. Таким образом, существенное значение имеют земля и навоз, и их надобно почитать больше, чем солнце. Для того чтобы солнце не производило вреда, нужно небо, нужен воздух, нужно столько вод, которые бы обуздывали его дикую силу и не позволяли лучу его, точно какому неукротимому коню, проникать всюду. Но, скажи мне еще, где бывает солнце ночью? Куда скрывается этот твой бог? Богу не свойственно подлежать стеснению и ограниченно; это именно свойственно только телам. Но, говорят, в нем есть какая-то сила и оно движется. Что же, скажи мне, эта сила – бог? Отчего же она является недостаточной и не сдерживает огня? Я опять повторяю прежнее. Что это за сила? Есть ли это сила светящая, или она светит посредством солнца, сама не принимая в этом никакого участия? В таком случае солнце превосходнее ее. Впрочем довольно нам вращаться в этом лабиринте. 3. А вода, говорят, ужели и она не бог? Вот и еще спор, подлинно достойный смеха! Как же не бог, говорят, вода, когда мы имеем в ней нужду в столь многих случаях? То же самое говорят и о земле. Вот уж именно говорящие это – "по суетности ума своего, помрачены в разуме". Впрочем, здесь (апостол) так выразился об их жизни. Язычники предаются блуду и прелюбодеянию. И понятно: изобретая себе таких богов, они согласно с этим поступают и во всем. Если только они могут скрыть (свои поступки) от взоров людей, то нет уже ничего, что могло бы удерживать их (от худых Дел). Может ли, в самом деле, иметь для них какую-нибудь силу учение о воскресении, когда они считают его басней? А о мучениях в аду? Для них и это – басни; и заметь здесь внушение сатанинское. Когда им рассказывают о распутстве их богов, они не называют этого баснями, но верят. А когда им говорят о наказаниях, то они возражают: все это поэты выдумывают для того, чтобы повсюду расстроить счастливый порядок жизни. Но философы, говорят они, изобрели нечто, вполне заслуживающее внимания и лучшее этих (басней). Какие же это философы? Ужели те, которые выдумали судьбу и утверждают, что все существует без Провидения, нет зиждительного Промысла, все сложилось из атомов? Но, говорят, другие признали Бога действительным бытием (οώμα). Какие же это, скажи мне? Те, которые производят души человеческие от душ собак и уверяют людей, что в известное время тот или другой из них был собакой, львом, рыбой? Доколь не перестанете пустословить, "помрачены в разуме"? И подлинно они как в рассуждении догматов, так и касательно жизни, все говорят и делают так, как бы находились в темноте; человек, окруженный мраком, не видит ничего пред собой, он веревку принимает за ползущего змея, или, зашедши в тесное место, думает, что его схватил человек или демон. И сколько тут страха и беспокойства! Подобных же вещей боятся (и язычники). "Там убоятся они страха", – сказано, – "где нет страха" (Пс. 13:5), а чего бы следовало страшиться, того они не страшатся. Подобно тому, как дети, находясь на руках у своих кормилиц, неразумно протягивают руки к огню, и смело порываются к зажженному светильнику, а между тем боятся человека в одежде из козьей шерсти, так и эти эллины – настоящие младенцы, как и сказал об них некто: „эллины – всегда дети". Того, что не составляет греха, они боятся, как-то: телесной неопрятности, похорон, катафалков, тяжелых дней и тому подобного. А того, что составляет настоящий грех, как-то: сладострастной любви к отрокам, прелюбодеяния блуда, – они и не думают считать за грех. Ты можешь видеть как (язычник) обмывается после мертвеца, но от мертвых дел он не омывается никогда. Он много прилагает старания о приобретении денег, и в то же время думает, что одно пения петуха может разрешить всякое (недоумение). Так они "". Душа их преисполнена множества примет. Например, такой-то, – говорят, – первый встретился со мной, когда я выходил из дому: непременно случится тысяча неприятностей для меня. Сегодня ненавистный слуга, подавая мне обувь, поднес наперед левую: быть большим бедам и напастям. Сам я, выходя из дому, ступил за порог левой ногой: и это предвещает несчастья. Это – домашние неудачи. Когда же я вышел из дому, у меня правый глаз мигнул: быть слезам. Равным образом и женщины, – когда тростниковые прутья, ударившись о ткальное древко, издадут звук, или сами он оцарапают себя гребнем, – принимают это за худое предзнаменование; опять, когда он заденут основой о гребень И очень сильно, потом верхние прутья, ударившись о древко, от напряженного удара издадут звук, то и это считают за предвестие несчастья, и тысячи других у них достойных смеха (суеверий). Закричит ли осел, или петух, чихнет ли кто, и вообще, что бы ни случилось, все их тревожить, так что они, – как я сказал, – точно скованы тысячами уз, точно находятся во мраке, во всем подозревают (худое) и гораздо больше порабощены, чем тысячи невольников. Но не будем мы такими, напротив, осмеявши все такие (суеверия), – как живущие в свете, как небесные граждане, не имеющие ничего общего с землей, – будем считать для себя страшным один только грех и оскорбление Бога. Если все это пустяки, то и посмеемся над этим, равно как и над первым виновником этого – дьяволом. Возблагодарим Бога и будем стараться, чтобы нам самим никогда не впасть в такое рабство, а если кто из наших друзей будет пленен, разорвем его узы, освободим его от этого несносного и постыдного заключения, сделаем его способным для восхождения к небу, выпрямим его опустившиеся крылья и научим его любомудрию касательно жизни и веры. Возблагодарим Бога за все и будем умолять Его, чтобы нам не оказаться недостойными врученного нам дара; с тем вместе позаботимся и о том, что от нас зависит, именно, чтобы нам поучать других не только словами, но и делами. От этого мы сможем получить бесчисленные блага, которых и да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 13

"Посему я говорю и заклинаю Господом, чтобы вы более не поступали, как поступают прочие народы, по суетности ума своего, будучи помрачены в разуме, отчуждены от жизни Божьей, по причине их невежества и ожесточения сердца их. Они, дойдя до бесчувствия, предались распутству так, что делают всякую нечистоту с ненасытимостью" (Еф. 4:17 – 19). Что следует разуметь под нечистотой. – Кто может считаться праведным. – О монахах и Девственницах, посвящающих себя Христу. – Добродетели и пороки женщин. 1. Это сказано не ефесянам только, но теперь говорится также вам, и не нами, но Павлом, или лучше, ни нами, ни Павлом, но благодатью Духа. Итак нам должно внимать словам этим, как словам Духа. Что же сказано? Послушай: "Посему я говорю и заклинаю Господом, чтобы вы более не поступали, как поступают прочие народы, по суетности ума своего, будучи помрачены в разуме, отчуждены от жизни Божьей, по причине их невежества и ожесточения сердца их". Итак, если (такое их состоите было следствием) невежества и окаменевая, то за что же обвинять их? Несведущего должно научить тому, чего он не знает, но несправедливо подвергать его упреку и взысканию. Но смотри, как (апостол) тотчас же лишает их такого извинения: "Они", – говорит, – "дойдя до бесчувствия, предались распутству так, что делают всякую нечистоту с ненасытимостью. Но вы не так познали Христа" (ст. 20). Здесь он показывает, что причиной их окаменения была их жизнь; жизнь же их была такой по их собственной беспечности и небрежению. "Они", – говорит, – "дойдя до бесчувствия, предались распутству". Итак, когда ты услышишь, что "предал их Бог превратному уму" (Рим. 1:28), то припомни и настоящее изречете, что они сами "предались распутству". Как же предал их Бог, когда они сами предали себя? Если же предал их Бог, то как они сами себя предали? тебе кажется, что здесь есть противоречие? Но слово – "предал" значить здесь – "попустил". Видишь ли, что где нечистая жизнь, там такого же рода придумываются и догматы. "Ибо всякий, делающий злое", – сказано, – "ненавидит свет и не идет к свету" (Иоан. 3:20). В самом деле, каким бы образом человек нечистый, валяющийся среди тел всяких женщин, гораздо больше, чем сколько свиньи валяются в грязи, жадный до денег и нисколько не любящий целомудрия, мог решиться на такую (добродетельную) жизнь? У них, говорить (апостол), такой образ действий обратился как бы в правило. От этого-то (и происходить) их окаменение, от этого – помрачение ума. И при сиянии света для нас может быть темно, если наши глаза больны; больными же они бывают от прилива дурных соков и излишнего накопления мокрот. Так и здесь: когда многочисленное стечение житейских деле помрачает ясность нашего ума, мы находимся в темноте. И подобно тому, как, погрузившись глубоко в воду, мы не можем видеть солнца оттого, что над нами изобильная вода составляет как бы какую стену, – так и в мысленных очах происходить окаменение сердца, когда никакой страх не тревожить души. "Нет", – говорит, "страха Божья пред глазами его" (Пс. 35:2). И еще: "Сказал безумец в сердце своем: `нет Бога`" (Пс. 13:1). Окаменение происходить не от иного чего, как от бесчувственности; при атом заграждаются поры. Так, когда сгустившиеся мокроты сосредоточатся в одном месте, тот член мертвеет и делается бесчувственным; хотя бы ты стал его жечь или резать, что бы ни делал с ним, он (ничего) не чувствует. Так и они (язычники) после того, как раз навсегда впали в беспечность, что им ни говори, грози им хотя бы огнем или мечем, – на них ничто не подействует, ничто не убедить их. У них раз навсегда омертвил член (сердце). И пока ты не уничтожишь в нем этого бесчувствия, пока твое прикосновение к нему не будет так же ощутительно, как к здоровым членам, до тех пор все твои усилия будут тщетны. "С ненасытимостью", – говорит: этим словом (апостол) преимущественно устраняет от них возможность оправдания. Ведь им можно было бы, если бы они захотели, не предаваться корыстолюбию, не быть беспечными, не служить чреву и не вести изнеженной жизни; можно было бы пользоваться умеренно и деньгами, и удовольствиями, и отдохновением. Но так как они не соблюдали в этом умеренности, то и испортили все. "Делают", – говорит, – "всякую нечистоту". Видишь ли, как (апостол) лишает их извинения, сказавши о делании нечистоты? Не по случайному, говорит, увлечению они грешили, но совершали все эти преступные действия, сами заботясь об них. "Делают всякую нечистоту". Нечистота всякая – это любодеяние, блуд, сладострастная любовь к отрокам, зависть, всякая страсть и невоздержание. "Но вы не так познали Христа; потому что вы слышали о Нем и в Нем научились, – так как истина во Иисусе" (ст. 20 – 21). Выражение: "потому что вы слышали о Нем" – не означает, будто он говорит с сомнением, напротив показывает полную его уверенность: подобным образом он и в другом месте выражается: "Ибо праведно пред Богом – оскорбляющим вас воздать скорбью" (2 Фес. 1:6). То есть, вы не для таких деле познали Христа. "Потому что вы слышали о Нем и в Нем научились, – так как истина во Иисусе, – отложить прежний образ жизни ветхого человека" (ст. 22). Познание Христа в том и состоит, чтобы вести праведную жизнь. Кто ведет дурную жизнь, тот не знает Бога и Бог его не знает. Послушай, как об этом (апостол) говорит в другом месте: "Они говорят, что знают Бога, а делами отрекаются" (Тит. 1:16). "Так как истина во Иисусе, – отложить прежний образ жизни ветхого человека", – то есть, вы не на таких условиях заключили договор (чтоб оставаться при прежней жизни). То, что мы имеем, не есть суета, но истина; как наши догматы, так и наша жизнь – истинны. Суета – грех и заблуждения, а праведная жизнь – истина. Она и цель имеет высокую, беспорядочная же жизнь приводить к ничтожному концу. "Истлевающего", – говорит, – "в обольстительных похотях" обольщения его. Как пожелания его истлевают, так и сам он. 2. Каким же образом истлевают его пожелания? Смерть все разрушает. Так пророк говорить: "В тот день исчезают [все] помышления его" (Пс. 145:5). Впрочем, не одна только смерть, много есть и других причин (этого изменения). Так красота изменяется, увядает и пропадает от болезни и с наступлением старости. От тех же (причин) погибает и сила телесная. Чувственные удовольствия в старости уже не так привлекательны. На это мы имеем указание и в примере Верзеллия, – без сомнения, вы знаете эту историю (2 Цар. 19:32 – 35). А с другой стороны, похоть растлевает и губить самое существо человека. Как шерсть от чего рождается, от того же и погибает, так точно и ветхий человек. Пагубно для него славолюбие, многих погубили удовольствия, обманула похоть. Впрочем, все это не составляет удовольствия в собственном смысле, но есть горечь, обман, подлог и тень. Наружная сторона этих предметов приманчива, но сами по себе они – не что иное, как тяжелое бремя, влекущее за собою великую нищету, пустоту и бедность. И если ты снимешь с них эту личину, откроешь их настоящее лицо, то увидишь обман. В том ведь и состоит обман, когда что-нибудь показывается нам не тем, что оно есть, но представляется тем, чего в нем нет. Отсюда проистекают и ложные суждения (о том или другом предмет). (Апостол) изображает нам четырех человек и, если хотите, я вам представлю это изображение. В настоящем послании (он изображает) двух, когда говорит: отложившись "ветхого человека", обновитесь "духом ума вашего и" облекитесь "в нового человека" (ст. 23, 24); а в послании к Римлянам – других двух, когда говорит: "Но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих" (Рим. 7:23). Эти последние имеют сродство с теми первыми, именно с внутренним – новый человек, а с внешним – ветхий; но трое из них растлились. Или лучше, и теперь их трое: новый, ветхий и этот существенный (ουσιώδης) или естественный. "Обновиться", – говорит, – "духом ума вашего" (ст. 23). Чтобы кто не подумал, будто он измышляет иного человека, когда говорить о ветхом и новом человеке, смотри, что он говорит: "обновиться". Обновление происходить тогда, когда обветшавшее молодеет, принимает другой вид, так что предмет остается один и тот же, но происходить перемена в его случайных свойствах. Как тело остается тем же, хотя происходить перемена в случайных его свойствах, так и здесь. Как же должно произойти это обновление? "Духом", – говорит, – "ума вашего". Поэтому, кто станет совершать что-либо ветхое, тот не сделает ничего: дух не потерпит ветхих деяний. "Духом", – говорит, "ума вашего", то есть, духом, который в вашем ум. "И облечься в нового человека". Видишь ли, что предмет один, а одежды две: одна, которая совлекается, и другая, в которую облекаются? "В нового", – говорит, – "человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины" (ст. 24). Почему он представляет человека под именем добродетели, и почему под именем порока? Потому что нельзя определить (свойство) человека, не указав на его деятельность. Таким образом (действия человека) не меньше, чем естественные его свойства, показывают, добр он, или не добр. Как легко раздеть человека, так же легко по добродетели или пороку видеть (свойства его). Человек новый (т. е. молодой) силен. Будем же и мы сильны в делании добрых дел. Он не имеет морщин: не будем иметь их и мы. Он не подвержен и нелегко поддается болезням: не будем и мы. "Созданного". Смотри, как он называет здесь осуществление (οΰσίωσιν) добродетели созданием, то есть приведением из небытия в бытие. Что же? А тот (порок) не есть создание по Богу? Никак, но по дьяволу, который есть виновник греха. Почему? Потому что (новый) человек создан не из воды, не из земли, но в правде и преподобии истины. Что значит это? То, говорить, что (Бог) тотчас же – во время крещения, которое существенно необходимо для нашего возрождения, сделал его Своим сыном. Хорошо сказал (апостол): "В праведности и святости истины". Была некогда правда, было и преподобие у иудеев, но – не истины; то была праведность прообразовательная. Так, телесная чистота была образом чистоты, а не истинной чистотой; был образ праведности, а не истинная праведность. "В праведности", – говорит, – "и святости истины". Может быть, это сказано и касательно ложной праведности, потому что многие у неверующих считают себя праведными, но они обманываются. Праведностью называется добродетель всеобъемлющая. Послушай, что говорить Христос: "Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное" (Μф. 5: 20); и в другом месте праведным назван тот, кто греха нетворит (1 Иоан. 3:9). Так и в судах мы называем правым того, кто терпит обиды, а сам не обижает. О, если бы и нам на страшном суд показаться правыми и получить некоторое снисхождение! Ведь пред Богом невозможно (оказаться совершенно праведным), какие бы мы ни представили оправдания: пред Ним всякая праведность несостоятельна, как и пророк говорил: "и победишь, когда будешь судить" (Пс. 50:6). Но если мы не будем нарушать взаимных прав, то будем правы; если сможем доказать, что нам была сделана несправедливость, и в таком случае мы будем правы. Что это значит, что (апостол) говорить им: "облекитесь", когда они уже облеклись? Здесь он говорить о жизни и делах. Тогда они облеклись в крещении, а теперь (апостол повелеваете им облещись) в своей жизни и делах, чтобы уже не жить им больше по влечению обольстительных похотей, но по заповедям Божьим: Но что такое "преподобие"? Что чисто и согласно с требованием долга. Потому-то мы и употребляем это выражение (οσιον) о тех, которые освободились от суда, – то есть, (говорим): я уже больше ничего им не должен, я уже ничему не повинен. Так у нас в обычай говорить: я отделался (άφωσιωσάμην), и тому подобное, то есть, я больше уже ничего не должен. 3. Итак, наш долг – не совлекать с себя этой одежды оправдания, которую пророк называет одеждой спасения (Ис. 59:10), чтобы нам сделаться подобными Богу, Который облекся в правду. Облечемся же в эту одежду. А облечься значить не что иное, как то, чтобы уже не совлекаться. Послушай, что говорить пророк: "Да облечется проклятием, как ризою, и да войдет оно" в него (Пс. 108:18). И еще: "Оденься в свет, как в ризу" (Пс. 103:21). И у нас в обычае говорить о людях: такой-то надел на себя (личину) такого-то. Таким образом (апостол) хочет, чтобы мы не один день, не два, не три, но всегда пребыли в добродетели и никогда не снимали с себя этой одежды. Не так непристойно человеку быть нагим по телу, как быть обнаженным от добродетели. При телесной наготе его непристойное положение видят такие же (как он) рабы, а там – это видит Владыка и ангелы. Скажи мне, если бы ты увидел кого-нибудь идущего нагим по площади, не оскорбило ли бы это тебя? Что же сказать о тебе, когда ты ходишь без этой одежды? Не видал ли ты тех нищих, которых мы обыкновенно называем флейтщиками, как они расхаживают и возбуждают в нас жалость к себе? Однако ж и они не заслуживают никакого извинения. Мы не прощаем им того, что они проигрывают в кости свои одежды. Как же простить пас Бог, если мы погубим эту одежду? Когда дьявол видит кого-нибудь обнаженным от добродетели, тотчас марает и чернит его лице, наносить ему раны, делает и еще большие насилия. Обнажим себя от денег, чтобы не обнажиться от преподнести. Облачение, состоящее в деньгах, повреждает эту одежду (оправдания): это – облачение из терний, и эти терния таковы, что чем больше мы покрываемся ими, тем более совлекаемся (истинной одежды). Чувственные наклонности также лишают нас этой одежды: он огонь, а такой огонь сжигает эту одежду. Богатство также есть моль: как моль поедает все и не щадить даже шелковых одежд, так и богатство. Итак, оставим все это, чтобы нам быть праведными, чтобы облечься в нового человека. Не оставим у себя ничего ветхого, ничего преходящего, ничего тленного. Добродетель не тяжела, не неудобоисполнима. Не видишь ли тех, которые проводить жизнь в горах? Они оставляют и свои дома, и жен, и детей, и все свои служебные занят, и, удалившись из мира, облекаются во вретище, посыпаются пеплом, возлагают на шею вериги, заключают себя в тесной келье и, на этом не останавливаясь, изнуряют себя постом и постоянным голодом. Если бы теперь я вам предложил все это, не отказались ли бы все вы? Не назвали ль бы такого дела трудным? Но я не говорю, что вы непременно обязаны это делать. Я только желаю этого, но не узаконяю. Далее что скажу еще? Пользуйся и банями, имей попечение и о теле, ходи и на площадь, имей у себя дом, имей и слуг, употребляй и яства и напитки, – изгони только отовсюду корыстолюбие, потому что оно составляете грех, когда выходить из надлежащих границ законного приобретения. Итак, корыстолюбие – не что иное, как грех. И смотри: когда наш дух возмутится больше надлежащего, тогда, выйдя из себя, мы начинаем злословить, тогда во всем поступаем несправедливо. (То же бывает) и с любовью к телу, к деньгам, к славе и ко всему другому. И не говори мне, что т (отшельники) имели особенные силы (к такой строгой жизни): многие гораздо тебя слабее и богаче и изнеженнее вступили в эту суровую и скорбную жизнь. И что говорю я о мужах? Девы, еще не достигшие двадцатилетнего возраста, проводившие все время в своих побоях, воспитанные в неге, почивавшие на мягком ложе, пропитанные благовониями и дорогими мазями, нежные по природе и еще более сделавшиеся изнеженными от этих усердных об них попечений, не знавшие в продолжение целого дня другого занятия, как только – украшать свою наружность, носить на себе золотые уборы и предаваться неге, не делавшие ничего даже сами для себя, но имевшие у себя множество приставленных к ним прислужниц, носившие на себе одежды еще более нежные, чем самое их тело, употреблявшие тонкие и мягкие покрывала, постоянно наслаждавшиеся запахом роз и подобных благовоний, – эти (девы), будучи внезапно объяты огнем Христовым, оставили всю эту роскошь и пышность и, забывши о своей изнеженности, о своем возрасте, расстались со всеми этими удовольствиями и, подобно храбрым борцам, вступили на поприще подвигов. И быть может, покажется невероятным, что я скажу, – однако же, это истинно.Трапеза у них бывает только вечером, и на этой трапезе нет ни овощей, ни хлеба, а только мука, бобы, горох, елей и смоквы. Постоянно они заняты прядением шерсти и имеют еще занятия, гораздо труднейшие, чем какие (имеют) дома у них служанки. Именно: они взяли на себя труд лечить тела больных, носить их постель, умывать им ноги. Многие из них занимаются и приготовлением пищи. Такую имеет силу огонь Христов! Так благое изволение превышает самую природу! Однако ж ничего такого я не требую от вас, потому что вы сами хотите, чтобы женщины опередили вас (на поприще благочестивой жизни). 4. По крайней мере, делайте то, что нетрудно: удержите свою руку (от недозволенного) и глаза от бесстыдных (взглядов). Что в этом трудного, скажи мне, что тяжелого? Будьте справедливы, никому не делайте обиды – никто, ни бедный, ни богатый, ни продавец, ни наемник. Ведь и между бедными могут происходить взаимные обиды. Разве не видите, какие они производят между собой раздоры и все разрушают? Вступай в брак, имей детей; сам Павел давал наставления таковым (ведущим брачную жизнь) и писал к ним. Велик тот подвиг, высока та скала, так что высота ее близка к небу, и ты не в состоянии подняться до нее? Имей же, хотя меньшее и достигни нижайшего. Ты не можешь раздать своих денег? Не похищай же, хотя чужих и не обижай. Ты не можешь поститься? Не предавайся же, по крайней мере, излишеству. Ты не можешь лежать на тростниковом ложе? Не устраивай же, но крайней мере, себе постели, отделанной серебром, но употребляй постель простую и ложе, сделанное не на показ, а для отдохновения, равно не устраивай постели и из слоновой кости: ограничивай себя. Для чего наполняешь корабль своим несчетным имуществом? Если будешь вести скромную жизнь, то не будешь бояться ничего, ни зависти, ни воров, ни козней. Ты ведь богат не столько деньгами, сколько заботами; изобилуешь не столько стяжаниями, сколько беспокойствами и опасностями. "А желающие обогащаться", – сказано, – "впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти" (1 Тим. 6:9). Вот что терпят те, которые желают обладать многим. Я не говорю (тебе): прислуживай больному; прикажи, по крайней мере, это своему слуге. Видишь ли, как это не тяжело? Иначе как могли бы так далеко превзойти нас в этом слабые девы? Устыдимся, прошу вас, того, что в мирских делах мы нигде им не уступаем, ни в войне, ни в боях; а в духовных подвигах он успевают больше нас, первые похищают награду и воспаряют на большую высоту, подобно орлам; мы же, подобно галкам, постоянно находимся внизу около дыму и чадных паров. Подлинно это свойственно галкам и жадным до лакомств псам – постоянно думать о поварах и приготовлении кушаний. Послушай о древних женах: то были великие жены, великие и достойные удивления, каковы: Сарра, Ревекка, Рахиль, Деввора, Анна и те, которые жили при Христе. Но он никогда не превосходили своих мужей, а занимали второе место за ними. А теперь напротив: жены превосходят и затмевают нас. Какой смех! Какой стыд! Мы занимаем место главы, и ужели над нами должно одержать верх тело? Мы поставлены начальствовать над женами не для того только, чтобы пользоваться правами начальствования, но чтобы первенствовать и в добродетели. Начальствующий должен главным образом показывать свое преимущество в том, чтобы превосходить добродетелью. А если его самого превосходят, то он уже не начальник. Видите ли, какова сила пришествия Христова? Как оно уничтожило клятву? Теперь между женщинами больше девственниц, больше у них целомудрия, больше вдовствующих между ними. Ныне женщина не скоро произнесет какое-нибудь непристойное слово. Для чего же, скажи мне, срамословишь ты? Женщины любят наряды, и это их слабость. Но вы, мужья, и в этом их превосходите, надмеваясь как их нарядом, так и своим. Мне кажется, что не столько жена тщеславится своими золотыми украшениями, сколько муж нарядом своей жены; не столько гордится он своим золотым поясом, сколько тем, что жена носит золотые уборы. Таким образом вы виновны в этом, так как вы воспламеняете эту искру, вы разжигаете этот пламень. С другой стороны, такая страсть не столько грешна в женщине, сколько в мужчине. Ты поставлен распоряжаться ею; ты везде хочешь иметь пред нею первенство. Покажи же и здесь своими действиями, что ты выше страсти к роскоши. Женщине более извинительно заниматься нарядами, чем мужчине. Итак, когда ты сам не избегаешь (этой страсти), то, как же будет избегать ее она? Правда, у женщин есть некоторое тщеславие; но тоже и у мужчин. Те склонны к гневливости; и эти также. А в чем женщины имеют преимущество, то уже не общее у них с мужчинами: я разумею скромность, теплоту (души), стыдливость, любовь к Христу. Почему же, говорят, (апостол) возбранил им учительскую кафедру? И это знак того, что существует большое расстояние между ними и мужами и что (жены) были тогда велики. Следовало ли бы, скажи мне, приступать женам к этому делу в то время, как учили Павел и Петр, и те святые (мужи)? А ныне мы дошли до такого зла, что оказывается естественным вопрос, почему жены не занимаются учительством? Таким образом, мы снизошли на степень их слабой природы. Я сказал это не потому, чтобы желал возвысить их, но чтобы возбудить стыд в нас, и нас научить, нас побудить к тому, чтобы мы снова приняли принадлежащее нам начальство, не в смысле преобладания, но в смысле попечения и руководства, в смысле преуспеяния в добродетели. Таким образом, и тело будет иметь приличное благоустройство, когда будет иметь лучшего правителя над собой. Пусть же будет дано всем, как женам, так и мужам, пожить согласно с волей Божьей, чтобы всем нам сподобиться в тот страшный день милосердая Владыки и получить обетованные блага во Христе Иисусе Господе нашем.БЕСЕДА 14"Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу. Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места дьяволу" (Εф. 4:25 – 27). Дурные последствия вражды и способ ее обуздания. – Как нужно подыматься языком. – Вред от злоречия. 1. Представив общее учение о ветхом человеке, (апостол) потом изображает его подробно, потому что учение о каком-либо предмете, изложенное в подробностях, бывает удобопонятнее. Что же говорить он? "Посему, отвергнув ложь". Какую ложь? Не разумеет ли он идолов? нет. Хотя и идолы – ложь, но здесь речь не о них, так как (ефесяне) не имели никакого общения с идолами. Он говорить им о лжи по отношению друг к другу, т. е. о лукавстве и обманах: "Говорите истину каждый ближнему своему", – и представляет сильное побуждение к этому: "Потому что мы члены друг другу"; поэтому никто пусть не обманывает своего ближнего. Об этом и Псалмопевец повсюду говорить: "уста льстивы, говорят от сердца притворного" (Пс. 11:3). Ничто, решительно ничто столько не производить вражды, как ложь и обман! Заметь же, как везде (апостол) пристыжает их, указывая на (взаимную верность членов) тела. Глаз, говорить он, не обманывает ноги, ни нога – глаза. Если бы, например, случился глубокий ров, а поверх его положены были да земле прутья и закрыты землей, так что глазам обманчиво представлялась бы здесь твердая земля, не воспользуется ли (глаз)А почему? Потому что в таком случай оно погубить и себя. Напротив, как ему (обонянию) представится, так оно и говорить. А язык разве обманывает желудок? Не выбрасывает ли он того, что находить противным, и не глотает ли приятного? Вот каков взаимный обмен услуг (между членами тела). Замечай же, как верно, и при том, так сказать, чистосердечно производится это взаимное предостережение. Так и мы не будем лгать, если мы члены одного тела. Это будет знакомь нашего дружества, а противное этому – вражды. Но как же быть, говорят, когда такой-то строить против меня ковы? Познавай истину: если он строить тебе ковы, то он уже не член (тела). А (апостол) сказал: не обманывайте член члена. "Гневаясь, не согрешайте". Заметь мудрость: он говорит о том, как нам не согрешать, потом не оставляет и не послушавших этого наставления: так он дорожить своим духовным порождением! Как врач, давши наставления больному касательно того, как ему должно вести себя, не оставляет его своим попечением и тогда, когда больной не исполнить его наставлений, но, убедивши его пользоваться данным наставлением, снова врачует его, – так точно поступает и Павел. Врач, заботящийся только о собственной славе, оскорбляется, когда (больные) пренебрегают его наставлениями; но кто всегда заботится о здоровье больного, тот имеет в виду одно только то, как бы поднять его с постели. Таков именно и Павел. Он сказал: не лгите. Если же случится, что ложь подвигнет кого-нибудь на гнев, то он и против этого предлагает врачество. Что же говорить он? "Гневаясь, не согрешайте". Хорошо не гневаться; но если кто впадет в эту страсть, то, по крайней мере, не на долгое время: "Солнце", – говорит, – "да не зайдет во гневе вашем". Ты не можешь удержаться от гнева? Гневайся час, два, три; но да не зайдет солнце, оставив нас врагами. Оно по благости (Господа) взошло, – да не зайдет же, Сиявши на недостойных. Если Владыка послал его по многой своей благости и сам оставил тебе согрешения, а ты не оставляешь их своему ближнему, то подумай, какое это большое зло. При том от него может происходить и другое зло. Блаженный Павел опасается, чтобы ночь, захвативши в уединении человека, потерпевшего обиду и еще пламенеющего (гневом), не разожгла огня еще более. Днем, пока еще многое раздражает тебя, тебе позволительно дать в себе место гневу; но когда наступает вечер, примирись и погаси возникшее зло. Если ночь застанет тебя (во гневе), то следующего дня уже не довольно будет для погашения зла, которое может возрасти в тебе в продолжение ночи. Если даже большую часть его ты и уничтожишь, то не в состоянии будешь уничтожить всего, и в следующую ночь дашь возможность более усилиться оставшемуся огню. Как солнце, если дневной теплоты его не довольно бывает для осушения и очищения воздуха, наполнившегося облаками и испарениями в продолжение ночи, дает этим повод быть гроз, когда ночь, захвативши остаток этих паров, прибавляет к ним еще новые испарения, – так точно бывает и в гнев. "Ныне давайте места дьяволу". Итак, враждовать друг против друга значить давать место дьяволу. Тогда как должно нам соединиться вместе и восстать против него, мы, оставивши вражду против него, позволяем себе обратиться друг на друга. Подлинно, ничто так не способствует дьяволу находить место среди нас, как вражда. 2. Тысячи зол рождаются отсюда. Как камни до тех пор, пока они сплочены и не имеют пустоты, трудно раскалываются, а как скоро окажется в них скважина, хотя бы такая малая, как острие иглы, или сделается трещина, в которую можно лишь продеть один волос, распадаются и разрушаются, – так и при (нападениях) дьявола. Пока мы будем тесно соединены и сближены между собой, до тех пор он не сможет ввести (в среду нас) ни одного из своих (злых наветов). Но когда хотя немного он разделит нас, тогда вторгается подобно бурному потоку. Везде ему нужно только начало, – это для него самое трудное; когда же начало сделано, тогда он уже сам собой все подвигает вперед. Так, лишь только он открыл (твой) слух для клевет, и лжецы уже приобретают (твое) доверие, потому что (враждующие) руководствуются своей ненавистью, (все) осуждающей, а не истиной, право судящей. Как при дружбе даже справедливым нехорошим слухам не хочется верить, так при вражде напротив и ложные слухи принимаются за истину. Другой тогда бывает у нас ум, другое судилище, выслушивающее не со спокойствием, но с большим пристрастием и предубеждением. Как положенный на весы свинец все перетягивает, так и тягчайшая свинца тяжесть вражды. Потому, прошу вас, будем всячески стараться о том, чтобы нам до захождения солнца погашать свою вражду. Когда ты не обуздаешь своей вражды в первый и в следующей день, то часто продолжишь ее и на целый год, и, наконец, она сама собою усилится до того, что уже не будет нуждаться ни в чьем (возбуждении). Она заставляет и олова, которые говорятся в одном смысл, принимать в другом, заставляет заподозривать движения и все, что ни есть, перетолковывать в худую сторону, и тем ожесточает и раздражает (человека), делая его хуже бесноватых, так что он не хочет ни называть, ни слышать имени того, против кого враждует, но произносить (против него) всякие бранные слова. Как же мы смягчим свой гнев? Как погасим этот пламень? Если помыслим о своих собственных грехах и о том, насколько мы виновны пред Богом; если помыслим, что мы мстим не врагу, но самим себе; если помыслим, что (враждой) мы доставляем радость дьяволу, этому врагу, истинному врагу нашему, ради которого мы наносим обиду своему собрату. Ты желаешь злопамятствовать, враждовать? Будь врагом, но против дьявола, а не против своего собрата. Для того и дал нам Бог в оружие гнев, чтобы мы не собственные тела поражали мечем, но чтобы вонзали все его острие в грудь дьявола. А это произойдет тогда, когда мы будем щадить друг друга, когда будем миролюбиво расположены друг к другу. Пусть я лишусь денег, пусть я погублю свою славу и честь: мой член всего для меня дороже. Так будем говорить друг другу; не будем оскорблять своей природы для приобретения денег, для снискания славы. "Кто крал", – говорит, – "вперед не кради" (ст. 28). Видишь, какие члены у ветхого человека? Ложь, памятозлобие, воровство. Почему он не сказал: крадый да будет наказан, да подвергнется пытке и истязанию, но – да не крадет? "А лучше трудись, делая своими руками полезное, чтобы было из чего уделять нуждающемуся" (ст. 28). Где те, которые называют себя чистыми, которые, будучи исполнены всякой нечистоты, дерзают называть себя так? Ведь для того, чтобы снять с себя обвинение, нужно не отстать только от греха, но и сделать что-либо доброе. Смотри, как должно заглаживать грехи: они крали, – это значить совершить грех; не крали, – это не значить загладить грех; по как (могли бы это сделать)? Если бы они трудились и помогали другим, то этим они загладили бы грех. Апостол хочет, чтобы мы не просто делали, но чтобы трудились, чтобы отдавали другим. И тот, кто крадет, также делает, но делает зло. "Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших" (ст. 29). Какое это слово – "гнилое"? То, которое в другом месте он называет словом праздным, злословием, срамословием, суесловием, буесловием. Видишь ли, как он посекает самые корни гнева – ложь, воровство, необдуманные речи? Слова: "вперед не кради" он сказал не столько для того, чтобы оказать снисхождение тем (кравшим), сколько для того, чтобы потерпевшим от этого внушить кротость и убедить их удовольствоваться тем, что они уже больше не подвергнутся этому. Кстати учить он и относительно слов, потому что не только за дела, но и за слова мы дадим ответ. "А только", – говорит, – "доброе для назидания в вере, дабы оно доставляло благодать слушающим" (ст. 29). То есть, говори только то, что назидает ближнего, и ничего излишнего. 3. Бог дал тебе уста и язык для того, чтобы ты благодарил Его и назидал ближнего. Если же ты разрушаешь здание, то лучше молчать и ничего не говорить. И руки художника, назначенные для построения стен, но вместо того навыкшие разрушать их, справедливо было бы отсечь. Так и Псалмопевец говорить: "истребит Господь все уста льстивые" (Пс. 11:4). Язык – причина всех золь, или лучше, не язык, а те, которые худо им пользуются. Отсюда – обиды, злословия, хулы, страсть к удовольствиям, убийства, любодеяние, воровство, все рождается отсюда. Каким же образом, говорят, отсюда – убийства? От оскорбительного слова ты придешь в гнев, разгневанный начнешь драться, от драки недалеко до убийства. Каким образом – любодеяние? Тебе скажут, что такая-то особенно расположена к тебе, она отзывается о тебе с отличной стороны; эти слова поколеблют твою твердость, а затем в тебе возникнут и нечистые пожелания. Потому-то и сказал Павел: "только доброе". Так как слов великое множество, то он справедливо выразился неопределенно, повелевая касательно их употребления, и давая правило, как вести речь. Какое же правило? "дабы оно доставляло благодать", – сказал он. Иначе сказать: (говори так), чтобы слушающий тебя был благодарен тебе. Например, твой брат соблудил: не поноси его обидными словами, не насмехайся над ним. Ты не доставишь этим ни мало пользы слушающему, но решительно повредишь ему, если будешь язвить его (своими словами). Если яге ты будешь увещевать его, как он должен поступать, то этим заслужишь от него великую благодарность. Если ты научишь его иметь доброречивые уста, научишь не злословить, то этим ты многому его обучишь и заслужишь его благодарность. Если будешь говорить с ним о раскаянии, о стыдливости, о милостыне, все это будет смягчать его душу. За все это он выскажет тебе свою благодарность. Если же ты возбудишь сметь, произнесешь непристойное слово, а тем более, если похвалишь порок, то ты все расстроишь и погубишь. Так можно понимать слова (апостола). Или же слова эти значат: чтобы их (слушающих) сделать облагодатствованными. Ведь подобно тому, как миро подает благодать помазующимся им, так и доброе слово. Потому и сказал некто: "имя твое – как разлитое миро" (Песн. Песн. 1:2). Оно (доброе слово) наполняешь (слушающих) своим благовонием. Видишь ли: о чем внушает он везде, о том говорить и теперь, когда повелевает каждому назидать ближнего по мере своих сил? Итак, увещевая других поступать таким образом, тем более (располагай к этому) себя самого. "И не оскорбляйте", – говорит, – "Святого Духа". Это – слова, приводящие в страх и ужас, которые (апостол) повторяет и в послании к Фессалоникийцам. И там он выразил нечто подобное, сказав: "Итак, непокорный непокорен не человеку, но Богу" (1 Фес. 4:4, 8). Так и здесь: если ты скажешь оскорбительное слово, если огорчишь брата, то огорчишь не его, а оскорбишь Духа Святого. При этом (апостол) указываете еще и на благодеяние (полученное от Святого Духа), чтобы тем сильнее было обвинение: "И не оскорбляйте", – говорит, – "Святого Духа Божьего, Которым вы запечатлены в день искупления" (ст. 30). Он (Святой Дух) сделал нас пажитью царевою, освободил нас от всех прежних (зол), не оставил нас в числе тех, которые подлежать гневу Божьему, и – ты оскорбляешь Его? Смотри, какой там (внушается) страх: "Итак, непокорный", – говорит, – "непокорен не человеку, но Богу", а здесь – он пристыжает словами: "И не оскорбляйте Святого Духа Божьего, Которым вы запечатлены". Пусть эти слова, как печать, лежать на твоих устах; не уничтожай этих знаков. Уста, запечатленные Духом, ничего такого (непристойного) не изрекают. Не говори: не важно, если я произнесу дурное слово, если оскорблю того или другого. Потому-то это и великое зло, что ты почитаешь его ничтожным. Зло, которое почитают ничтожным, легко оставляют в пренебрежении, а оставленное в пренебрежении оно усиливается, усилившись же, становится неизлечимым. У тебя уста запечатлены Духом? Вспомни, какое слово произнес ты сейчас, по своем рождении, вспомни о достоинств твоих уст. Ты называешь Бога своим Отцом и в то же время поносишь своего брата? Помысли о том, почему ты называешь Бога своим Отцом. (Потому ли, что Он Отец) по природе? Но поэтому ты не мог бы (называть Его так). За добродетель? нет, и не за то. Почему же? По одному человеколюбию (Божьему), по Его благосердию, по Его великой милости. Итак, когда ты называешь Бога Отцом, то имей в мысли не только то, что, оскорбляя (своего брата), ты поступаешь недостойно этого благородства, но и то, что ты имеешь это благородство по благости (Божьей). Не срами же своего благородства, – которое сам ты получил по милости, – жестоким обращением со своими братьями. Называешь Бога своим Отцом, и оскорбляешь (своего ближнего)? Это не свойственно сыну Божьему! Дело сына Божьего – прощать врагам, молиться за своих распинателей, проливать кровь за ненавидящих его. Вот что достойно сына Божьего: своих врагов, неблагодарных, воров, бесстыдных, коварных – сделать своими братьями и наследниками, а не то, чтобы своих братьев оскорблять, точно каких невольников. 4. Подумай, кагал слова произносили уста твои, какой они удостаиваются трапезы; подумай, к чему они прикасаются, что вкушают, какую принимают пищу. Ты полагаешь, что, злословя своего брата, ты не делаешь важного преступления? Как же, в таком случае, ты называешь его братом? А если он тебе – не брать, то как же ты говоришь: "Отче наш"? Ведь слово – наш указывает на множественность лиц. Подумай, с кем ты стоишь во время тайнодействий: с херувимами, с серафимами. Серафимы не злословят, но их уста имеют одно только занятие – славословить и прославлять Бога. Как же ты будешь вместе с ними говорить: "Свят, свят, свят", – после того как произносил своими устами злословия? Скажи мне: если бы царский сосуд, всегда наполнявшийся царскими кушаньями и назначенный на такое употребление, кто-нибудь из слуг употребил для нечистот, посмел ли бы он после этого опять ставить вместе с другими, употребляющимися при царском столе, сосудами, и этот, наполненный нечистотами? Отнюдь нет. Таково же и злословие, таково и оскорбленье (ближнего)! "Отче наш". И то ли одно ты произносишь? Вникни и в следующие слова: "сущий на небесах". Сейчас ты сказал: "Отче наш, сущий на небесах", – и эти слова возбудили тебя, окрылили твою мысль, внушили, что ты имеешь Отца на небесах. Не делай же ничего, не говори ничего земного. Они вознесли тебя в горний чин, присоединили тебя к небесному лику. Зачем же ты низвергаешься долу? Предстоишь пред престолом Царским, и произносишь злословия! Ужели ты не боишься, что Царь почтет твой поступок за оскорбление себе? Когда раб, пред нашими глазами, наносить удары другому рабу и поносить его, то, хотя бы он делал это и по праву, мы тотчас взыскиваем, принимая такой поступок за обиду себе; а ты, поставленный вместе с херувимами пред престолом Царя, поносишь своего брата? Видишь ли, эти святые сосуды? Они имеют одно назначение: кто же осмелится употребить их на другое? А ты святее их и гораздо святее: зачем же ты оскверняешь себя и мараешь грязью? Стоишь на небесах, и предаешься злословии? Живешь с ангелами, и злословишь? Удостоился лобзания Владычного, и произносишь злословия? Бог украсил твои уста столькими ангельскими песнопениями, удостоил их брашна не ангельского, но свыше ангельского – Своего лобзания и Своих объятий, и ты предаешься злословии? Оставь это, прошу тебя. Такое поведете производить великие бедствия и не свойственно душе христианской. Ужели мы не убедили тебя своими словами, не пристыдили? В таком случае необходимо устрашить тебя. Послушай же, что говорить Христос: "Всякий кто скажет брату своему: `безумный, подлежит геенне огненной" (Μф. 5:22). Итак, если он угрожает геенной тому, кто скажет самое легкое (из обидных слов), то чего заслуживает тот, кто произносить более дерзкие укоризны? Научим свои уста доброречию. Отсюда происходить великая польза, а от злоречия – великий вред. Здесь не нужно тратить денег, – приставим только (кустам) дверь и запор, будем угрызать самих себя, как только с нашего языка сорвется оскорбительное слово, будем умолять Бога, будем упрашивать оскорбленного нами, чтобы нам не страдать безвинно, – ведь мы огорчили себя, а не его, – обратимся к лекарству, к молитв и к примирение с обиженным. Если мы должны наблюдать такую осторожность в словах, то тем более – в делах будем к себе строги. Будут ли это твои друзья, будет ли другой кто, кого ты злословил и поносил, извинись пред ними и испроси у них себе наказания. Будем знать, по крайней мере, что злословие есть грех. Если будем это знать, то скорее отстанем от него. Бог же мира да сохранить ваш ум и язык и да оградить твердой стеной – Своим страхом, во Христе Иисус и Господь нашем, с Которым слава Отцу и Святому Духу.БЕСЕДА 15"Всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякой злобой да будут удалены от вас" (Еф. 4:31). Следует воздерживаться от крика, брани в побоев. 1. Как рои пчел никогда не садятся в нечистый сосуд, и потому люди, опытные в этом, приготовляют для них место, окуривая его курениями, мастиками и всякого рода благовониями, обрызгивают ароматными винами и всякими другими составами корзины, в которые они должны садиться, отроившись из ульев, и делают все это для того, чтобы неприятный запах, противный пчелам, не заставил их лететь прочь, – так все это применимо и к Святому Духу. Наша душа есть как бы какой сосуд или корзина, в которой могут помещаться рои духовных дарований; но, если она наполнена желчью, горечью и гневом, то эти рои отлетают от нее прочь. Поэтому-то этот блаженный и мудрый домохозяин тщательно очищает наши сосуды, не употребляя для этого ни ножа, ни другого какого железного орудия. Он призывает нас в этот духовный улей и, устраивая его, очищает его молитвами, трудами и всякими другими средствами. Посмотри, как он очищает паше сердце: отгоните, говорить, ложь, отгоните гнев; и при атом показывает, как можно истребить зло с корнем: да не будем, говорить, гневливы духом.