Я к этому еще вернусь в другом разрезе. Но теперь я хочу перейти к другому вопросу: к вопросу о том, как же избыть грех, что же делать.

Первое, о чем возвещает Иоанн Креститель, это покаяние. Что же такое покаяние? На греческом языке это слово означает поворот: поворот души, поворот жизни. Это момент, когда мы осознаем свое бедственное положение, когда мы чувствуем отвращение к нему и к себе, когда вдруг рождается в нас, хоть зачаточно, решимость перестроиться, начать заново и по-новому жить. Вы, наверное, слыхали фразу из Нового Завета: вера без дел мертва (см. Иак 2:17). Плакаться — недостаточно, больше того — бесплодно. Покаяние заключается в том, чтобы прийти в сознание, принять решение и действовать соответственно. И тут я могу вам привести отрывок из поучения святого Тихона Задонского. Он советует одному молодому священнику говорить людям, что в Царство Божие идут большей частью не от победы к победе, а от падения к падению, но доходит до Царства Божия тот, кто после каждого падения, вместо того чтобы садиться у края дороги и плакать над собой, встает и идет дальше; и сколько бы он ни падал, каждый раз поднимается и идет. Вот о чем мы должны всегда помнить: что покаяния всецелого, мгновенного не бывает. Да, конечно, некоторые души, некоторые великаны духа могут вдруг осознать свою греховность и переменить сразу весь ход своей жизни, но мы большей частью исправляем его постепенно, шаг за шагом. Давайте помнить то, что святитель Тихон Задонский говорит: не плачься над собой, встань и иди, пусть в слезах, пусть в ужасе, но иди, не останавливаясь.

Но что может так потрясти душу, чтобы человек решился все изменить в своей жизни? Я вам могу привести несколько примеров. Первое: будучи тюремным священником в Лондоне, я встретил одного заключенного, у которого, не в пример другим, было радостное лицо, чувствовалась в нем какая-то надежда. Я сначала думал, что кончается его срок, но он только начинался. Я его спросил: “Откуда у тебя такое вдохновение?” Он ответил: “Вы этого не можете понять. Я с юношества был вором, и вором талантливым; меня никто не мог словить, никто не сумел меня обличить. Но постепенно я начал понимать, что я на дурном пути. Я начал видеть последствия своих поступков, видеть, как люди, обокраденные мною, оплакивали драгоценные для них вещи, пусть безделушки, но такие вещи, которые им были дороги как воспоминания о детстве, о скончавшихся родителях. Я решил меняться. Но я заметил, что каждый раз, когда я делал попытку перемениться, люди на меня смотрели с подозрительностью: раз он меняется, значит, что-то неладно в нем... И я каждый раз возвращался к прошлому. А потом я был взят, меня поймали на деле, судили, посадили, и теперь все знают, что я был вором; и когда я вернусь в жизнь, я могу сказать: да, я был вором, но теперь я решил быть честным человеком, мне ничего скрывать ни от кого”.

Это редкий случай, это не всякому удается. Редко кто среди нас вор; но кто из нас может сказать, что у него нет в жизни таких тайн, которые он хотел бы скрыть от других людей во всех областях, не только в порядке честности, но и в плане человеческих отношений. Я сейчас не хочу в это вдаваться, к этому мы вернемся по поводу какого-либо другого высказывания Спасителя Христа. Но каждый из нас может перед собой вопрос поставить: хватает ли мне мужества себя обличить перед людьми? — даже не провозглашением своей неправды, а тем, что люди заметят, что я не такой, каким был.

Второй пример, который я хочу вам дать, сложный. Он относится к двум людям. Во время гражданской войны одна русская женщина с двумя малолетними детьми оказалась в городе, который сначала был во власти белой армии и попал под власть красных. Она была женой белого офицера и знала, что если ее обнаружат, она, вероятно, будет расстреляна. Она спряталась в хижине на краю города. Спускались сумерки, и вдруг стук в дверь. С замиранием сердца она подошла, открыла ее — перед ней стояла молодая женщина ее же возраста, лет двадцати пяти. “Вы такая-то?” — спросила она. “Да”. — “Вам надо немедленно уходить, вас выдали, за вами придут через несколько часов...” Мать посмотрела на своих детей и сказала: “Куда же я пойду, они далеко уйти не могут, а с ними меня сразу узнают...” И эта Наталья, чужая женщина, вдруг стала тем, что Евангелие называет ближним: то есть самым близким человеком в жизни и смерти. Она ей сказала: “Нет, вас искать не станут, я останусь здесь и назовусь вашим именем”. — “Но вас расстреляют!” — “Да, — сказала Наталья, — но у меня-то детей нет”. И мать ушла с детьми. Наталья осталась. Ранним утром, при рассвете она была расстреляна. Я близко знал и мать и двух детей, которые были приблизительно моих лет. Они мне говорили: “Поступок Натальи нам показал, что мы должны так прожить, чтобы оказаться достойными этой жертвы”. Смерть еще до срока, дар жизни, подарок своей жизни, который сделала им неизвестная им Наталья, их потряс до глубин, они всю жизнь прожили только с одной мыслью: как бы смерть Натальи не лишила мир того величия, той правды, той неописуемой духовной красоты, которая была в ее душе. Они были так потрясены, что для них началась новая жизнь.

И те люди, которые встречали Иоанна Крестителя, встречались не только с его силой (я уже об этом говорил), с его прозрачностью, которая его делала только гласом Божиим, или с его смирением; они встречались с бескомпромиссностью в его лице, с человеком радикальной цельности. Видя его, они могли себя сравнить с тем, что он собой представлял, и это было побуждением для них каяться, то есть с ужасом видеть свое бедственное состояние и решить: таким, такой я жить больше не могу. Я видел, я видела нечто, что уже положило конец прошлой моей жизни, теперь должно начаться новое.

Продолжим чтение Евангелия от Марка:

И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него. И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение (1:9-11). Рассказ, как вы видите, очень схематический и короткий; я его восполню отрывком из Евангелия от Матфея, где дано более полное описание того, что совершилось: Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну, креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне? Но Иисус сказал ему в ответ: оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду. Тогда Иоанн допускает Его. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды; и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение (Мф 3:13-17). Я хочу сказать нечто о крещении Иисуса Христа. Люди приходили к Иоанну креститься, исповедуя свои грехи. Они приходили к Иоанну, потрясенные его проповедью, тем, что есть правда на земле, что есть правда небесная, что есть суд на земле, суд совести; а в вечности — суд Божий; и что тот, кто не помирится со своей совестью на этой земле, безответным станет перед судом Божиим. Иоанн Предтеча говорил о покаянии именно в этом смысле: обратитесь к Богу, отвернитесь от всего того, что вас пленяет, что вас делает рабами ваших страстей, ваших страхов, вашей жадности, отвернитесь от всего того, что недостойно вас и о чем ваша совесть говорит вам: нет, это слишком мало, ты слишком большое существо, слишком глубокое, слишком значительное, для того чтобы просто предаться этим страстям, этим страхам... Но можно ли сказать нечто подобное о Христе? Мы знаем, что Христос был Сын Божий не только в каком-то переносном смысле слова, но в самом прямом смысле этого слова. Он был Бог, Который облекся в человечество, воплотился. Вся полнота Божества, как говорит апостол, обитала в Нем телесно (см. Кол 2:9); и можно ли себе представить, что человеческое существо, пронизанное Божеством, как железо бывает пронизано огнем, может одновременно быть грешным, то есть холодным, мрачным? Конечно, нет; и поэтому мы утверждаем, мы верим, мы  знаем опытно, что Господь наш Иисус Христос и как человек был безгрешен, а как Бог — был во всем совершенен. Зачем же Ему было креститься? Какой в этом смысл? Этого Евангелие не объясняет, и мы имеем право задавать себе вопросы, мы имеем право недоумевать, мы имеем право глубоко задуматься над тем, что это значит. Вот объяснение, которое мне когда-то дал пожилой священник. Я был тогда молод и ставил ему этот вопрос; и он мне говорил: знаешь, мне представляется, что когда люди приходили к Иоанну, исповедовали свои грехи, свои неправды, всю свою нечистоту и душевную и телесную, они как бы символически ее омывали в водах реки Иордана. И его воды, которые были чисты, как всякие воды, становились постепенно оскверненными водами (как, знаете, в русских сказках говорится, что есть воды мертвые, воды, которые потеряли свою жизненность, которые могут передавать только смерть). Эти воды, насыщенные человеческой нечистотой, неправдой, человеческим грехом, человеческим без-божием, постепенно становились мертвыми водами, способными только убить. И Христос в эти воды погрузился, потому что Он хотел не только стать человеком совершенным, но хотел, как совершенный человек, понести на Себе весь ужас, всю тяжесть человеческого греха. Он погрузился в эти мертвые воды, и эти воды передали Ему смерть, смертность, принадлежавшую тем людям, которые согрешили и несли в себе смертность, смерть, как оброцы греха (см. Рим 6:23), то есть возмездие за грех. Это момент, когда Христос приобщается — не греху нашему, а всем последствиям этого греха, включая самую смерть, которая, в каком-то отношении, ничего общего с Ним не имеет, потому что, как говорит святой Максим Исповедник, не может быть, чтобы человеческое существо, которое пронизано Божеством, было смертно. И действительно, церковная песнь, которую мы слышим на Страстной седмице, говорит: О Свет, как Ты потухаешь? О Жизнь вечная, как Ты умираешь?.. Да, Он — вечная жизнь, Он — свет, и Он потухает  нашей темнотой, и Он умирает  нашей смертью. Поэтому Он и говорит Иоанну Крестителю: оставь, не препятствуй Мне погрузиться в эти воды, нам надо исполнить всю правду, — то есть все, что справедливо, все, что должно быть сделано для спасения мира, должно нами быть сейчас исполнено... Но почему же тогда Он приходит на воды крещения тридцати лет, а не раньше и не позже? Тут опять-таки можно задуматься над тем, что это могло значить. Когда Бог стал человеком в утробе Матери, был совершен односторонний акт премудрости и любви Божией. Телесность, душевность, человечество рождающегося Христа были как бы взяты Богом без того, чтобы они могли воспротивиться. На это дала согласие Божия Матерь: “Вот, Я Раба Господня, пусть будет Мне по слову Твоему” (см. Лк 1:38)... Родился Ребенок, который был в полном смысле человеком, то есть самовластным, с правом выбора между добром и злом, с правом выбора между Богом и Его противником. И в течение всей жизни — детства, юношества, более взрослых лет — Он созревал в полной Своей отдаче Богу. По Своему человечеству, как человек Он принимал на Себя все то, что Бог на Него возложил через веру Божией Матери, через Ее отдачу Себя и  Его. Он пришел в этот момент, чтобы и как человек взять на Себя все, что на Себя взял Бог, Сын Божий, когда на Предвечном Совете Он принял решение сотворить человека и — когда этот человека падет — понести все последствия Своего первичного акта творения и того страшного дара свободы, который был дан человеку. В славянском тексте Ветхого Завета, в пророчестве Исайи (см. Ис. 7:16) о Христе говорится, что родится Младенец, Который, раньше чем сумеет отличать добро от зла, выберет добро, потому что и в человечестве Своем Он совершенен.