Я имею, гово­рит, власть над своим днем; я не проклинаю творения, проклинаю свой собственный день. Погибни день, в который я родился, да омрачит его тьма и тень смертная. Так говорит и Иеремия: горе мне, мать моя, что ты родила меня человеком, который спорит и ссорится со всею землею! никому не давал я в рост, и мне никто не давал в рост, а все проклинают меня (Иерем.15:10; ср.20:14)? Проклят день, в который я родился (20:14). Все эти печальные речи говорят святые для того, чтобы ты отсюда научился, что они прожили жизнь не в свое удовольствие, но, потерпевши безчисленные бедствия, прошли путем борьбы. Вот и Иеремия оплакивал себя, говоря: горе мне, мать моя, что ты родила меня. Как человек он страдал, но как боголюбец терпел. Подобным образом Моисей, великий и божественный законодатель Божий, получивший свя­щенные скрижали, первый истолкователь порядка жизни, и сам говорит Богу под тяжестью многих несчастий: Господи, Ты рекл еси, яко обрел еси благодать предо Мною и вем тя паче всех. Аще убо обретох благодать пред Тобою, возьми душу мою от мене, не могу бо носити тяготы народа сего. Еще немного, и побьют меня камнями (Исх.17:4). Разве я носил во чреве весь народ сей, и разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка. Я один не могу нести всего народа сего (Числ.11:12,14). Однако и испытывая как человек такую печаль, он не произнес хулы как безбожник, но только под давлением своих страданий выказал то, что испытывает его природа. Подобно этому и каждый из пророков высказывает жалобы. Так Аввакум говорит: для чего даешь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия людей? Видели пророки неправду и не сносили этого; поэтому и Аввакум взывал: грабительство и насилие предо мною, и восстает вражда и поднимается раздор. От этого закон потерял силу, и суда правильного нет: так как нечестивый одолевает праведного, то и суд происходит превратный (Авв.1:3,4). Начальник требует (Мих.7:3), и судья судит за взятки, и закон разо­ряется. 3. Так страдали все праведники, страдали — и жалова­лись на тяжесть (своего существования) в мире. Но эти при­меры не должны смущать твоей ревности, — не говори: разве я лучше Иеремии пророка, проклинавшего мир? Слова целебные пусть не обращаются для тебя в раны. Это написано для того, чтобы научить тебя, какую борьбу они вели, сколькими опас­ностями наполнена была жизнь, которую они проходили. А если ты хочешь научиться, каков ты должен быть, обратись к тому, что было после благодати. Страдали пророки, страдали и апостолы, но одни страдая скорбели, а другие страдая хвали­лись. Вот выступает Павел, страдая, но не плача, побивае­мый, но не проливающий слезы, искушаемый, но хвалящийся. И что говорит? Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает (Римл.5:3,5). В дру­гом случае апостолы, подвергшись побоям, они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять безчестие (Деян.5:41). Значит, того, что было до благодати, нельзя принимать за руководство после благодати. Нам сказано об этом именно для того, чтобы вы научились из их трудов упованию. Так и Иов проклинает день и страдает душой, и, однако, не подвергает душу искушению нечестия, но переносит раны телесные, а не наносит ран душе богохульством. Но, — для сокращения беседы, напомним вам сущность дела вкратце. Во время борьбы (какую воздвиг диавол) против Иова, никому, кроме Бога, не была известна цель этой борьбы. Иову была неизвестна причина борьбы, не знал он и о том, что эти подвиги имеют целью его упражнение. Друзья не знали намерений Божиих, диавол не знал будущего. Ведь, конечно, если бы он знал, что потерпит поражение, он не стал бы и нападать. И для Иова последствия борьбы оставались неизвестными. Что Бог предал его по попущению, об этом Иов узнал только тогда, когда ему было открыто Богом. Диавол же не знал, к какому концу приведет это состязание. Когда бы он знал, то не стал бы и пытаться, чтобы не на­влечь на себя еще большого стыда; но что он потерпел от мучеников, то потерпел и от Иова. Он убивал мучеников, чтобы подавить Церковь, не зная, что от крови мучеников Церковь еще более процветет. Итак, все были в неведении, кроме Бога. Друзья, не ведая ни намерений Божиих, ни чистоты Иова, решились скорее — как бы по суду неведения — осудить Иова, как страдающего заслуженно, чем признать Бога судящим несправедливо. Вооружись вниманием. Они решились осудить человека, как страдающего заслуженно за свой грех, чем сказать о Боге, что Он судит несправедливо. И на по­ловину они достигали цели, объявляя Бога непричастным неправде, на половину же ошибались, осуждая невинного. Но раз они не знали, их неведение оправдывается, и они заслу­живают одобрения за то, что даже в неведении рассуждая, тем не менее не произнесли приговора против божественного правосудия. Против праведности Иова они возражают, правду же Божию восхваляют. Далее Иов подвергается обличению со стороны своих друзей, и они говорят против него: вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы (Иов.4:7)? Когда ты видел праведников, погибающих до конца? Если бы ты не согрешил и не сделал чего-либо достойного греха, праведный Судия не осудил бы тебя несправедливо. Велики твои грехи. Если же (допустить, что) сам ты не согрешил, то как (объяс­нить) это, если не (допустить, что) согрешили дети твои. Но, конечно, ты нередко обижал вдов, притеснял сирот. Если же это случалось, то Бог справедливо произнес против тебя такой приговор. Иов сознавал в самом себе, что он ничего подобного не сделал, но сознавал в то же время, что и Бог не судить несправедливо. И вот, когда уви­дел Иов, что люди его осуждают, а совесть не осуждает и Бог не признает его виновным, так как не имел возмож­ности убедить людей, то обращается к Судие и возводит очи души своей горе не с хулою, но с жалобою, и говорит Ему: если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость (7:20)? Ты обратил меня в живое противоречие Твоей правде; но Ты знаешь мое сердце. Затем Иов произносит нечто за­мечательное, — не по злобе, но по незлобию, — и говорит (сокращаю многое в немногое, потому что обилен материал для его оправ­дания): кто даст судию между мною и Тобою, чтобы он узнал, каковы мои грехи, за которые Ты так осудил меня? Ужасны эти слова, но они вытекают из незлобия. Ведь уже раньше Бог сказал, что нет подобного ему по незлобию (2:3); незло­бивому же никто не вменит этих слов в вину. Всегда ведь, братие, все мы, люди, не говоря уже о Боге, судим не по де­лам, но по намерению делающих. Оскорбляет ли сын отца, — это дело нестерпимое и для терпящего, и для слушающего: такой человек называется и отцеубийцей, и матереубийцей, и безумным, и беззаконным, за то, что возвысил свой голос против отца, за то, что дерзнул обесчестить свой собственный корень. Но за это ответствен и осуждается лишь тот, кто в совершенном разуме; дитя же незлобивое, даже если бьет отца или мать или и оскорбит, дороже всякой утехи. Нередко матери даже вызывают детей на обиду, не обиде, но незлобию и чистоте нрава их радуясь. Так и Бог, зная, что не по злобе, но по незлобию говорит так Иов (сам же свидетель­ствует о нем: еще же придержится незлобия (в русском переводе этих слов нет) (Иов.2:3), прини­мает его вызов на суд. Страшно сказать: раб призывает Владыку на суд, человек — Бога, создание — Создателя, брение — Творца; но, однако, как я уже сказал, слова эти внушены не злобою, а незлобием. А кроме того, братие, это незлобие не было соединено с глупостью, но напротив проистекало из высокой мудрости. Хочешь удостовериться в этом со всею ясностью? Иов не просил ничего такого, чего сам не исполнил. Он знал, что он — раб Божий, знал, что Бог — его Владыка. Но, как и сам часто, производя суд над своими рабами, он давал им право говорить, и если когда раб оправдывался пред ним, он не заграждал уст его как раба, но прини­мал его оправдание, так (того именно, что он) сделал сам, он и просил (теперь), полагаясь на слова: какою мерою мерите, такою и вам будут мерить (Мф.7:2). Вот почему он и говорит: кто рассудит? Но когда ты давал рабу право оправдываться? Послушай, когда он говорит, исчисляя свои добродетели, что проистекало также не из честолюбия, но из незлобия: если я пренебрегал правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною, то что стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему? Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе (Иов.31:13-15)? Помня об этом, он общей природе давал и общее право оправдания. 4. А мы, братие, не таковы. Ты удивляешься праведнику? Осуждай самого себя. Как часто, если кто-нибудь обвиняется, не говорю рабом, но немного ниже стоящим, если даже обви­няется справедливо, то заграждает уста (противнику), как безстыдно и дерзко осмелившемуся обращаться с ним как с равным. Однако, говорит он, ты осмеливаешься становиться со мною на равную ногу? Ты требуешь справедливости? Допусти справедливое равенство в праве говорить. Обвиняет гордец, и не принимает никакого оправдания, не трогается даже мол­чанием. Если обвиняемый молчит, он осужден: не смеет, говорит, и рта раскрыть; если он говорит, дерзнул, гово­рит, возвысить голос против своего господина. Другой, надутый высокомерием, если его просят о честном или бла­городном человеке и приглашают к третейскому суду, чтобы покончить дело миром и зло покрыть любовью, тотчас надме­ваясь гордостью говорит: я унижусь до этого? Какая гордость! Где же ты стоишь, чтобы это было для тебя унижением? Я унижусь до этого? Как будто это говорит тот, кто ходит по небу и облакам. По той же самой земле ты ходишь, от нее же питаешься, в нее обращаешься, в ней погребаешься. И куда ты снизойдешь? Не стыдишься страданий Господних? Не сты­дишься говорить к равночестному с тобою: я унижусь до этого? Не стыдишься говорить такие слова, зная, что Иисус ради тебя снизошел? На такие мысли и на такое превозношение прилично всегда возглашать вместе с Исаией: что гордится земля и пепел (Сирах.10:9)? Однако возвратимся к пред­мету. Кто даст судию между мною и Тобою? В ответ на это является праведный Судия, является ему в буре и облаке. Является Иову в облаках Тот, кто хочет излить дождь благословения. Является ему из облаков Тот, кто хочет увлаж­нить семя, утучненное навозом, и воздвигает Иова и призы­вает его, полагает конец его страданиям; одним манове­нием воздвигает падшего и говорит ему: восстань, препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне (Иов. 38:3). Так как ты призывал Меня на суд и сказал: "кто даст судию между мною и Тобою?" — то восстань, благород­ный борец, не павший под ударами несчастий, восстань! Так, всегда тот, кто, подвергшись наказанию, мужественно переносит несчастие и наказание, слышит затем от Бога: восстань, — как, например, говорит Он Иерусалиму: воспряни, восстань, Иерусалим, ты, который из руки Господа выпил чашу ярости Его (Ис.11:17). Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне. Не сказал: Я буду судить тебя, а ты отвечай Мне. Ты требовал, говорит, не суда над собою, но того, чтобы рассудиться со Мною. Ты искал судью, между Мною и тобою: будь же сам судьей. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя (Иов.40:3)? Ты думаешь, говорит, что ради чего-нибудь другого я на­слал на тебя это несчастие, а не для того, чтобы обнаружить пред всеми твою праведность? И заметь, с какою точностью сказаны эти слова. Не сказал: думаешь ли ты, что я поступил так с тобою с иною целью, чем чтобы ты сделался пра­ведным? Ведь не несчастие сделало его праведным, оно только обнаружило его праведность. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя, говорит, конечно, и до борьбы ты был известен, но для мира ты стал известен чрез свои несчастья, твои подвиги разнесли имя твое по всему миру. Для этого именно Я и подверг тебя испытанию, не с тем, чтобы погубить тебя, но чтобы увенчать, не с тем, чтобы посрамить, но чтобы прославить. А что ты по незлобию вышел из границ своей природы, то Я снисхожу к твоей искренности. Ведь если по незлобию кто даже и согрешит, Бог исправляет послед­ствия незлобия. Так как однако ты призвал Бога на суд, то скажи мне, на каком основании ты присвоил себе право при­зывать Меня на суд? Где был ты, когда Я полагал основания земли (Иов. 38:4)? Был ли ты сверстником Творцу, чтобы призывать Его на суд? Он — прежде веков, а ты — много веков спустя. Когда я создавал землю, ты не был; когда — море, ты не был; и во всем остальном ты не принимал участия. Все творение совершилось, а тебя нигде не было. Итак, Того, кто древнее веков, Виновника творения, ты призвал на суд? Когда Я полагал меры земле, когда утверждал столпы ее, когда рожда­лось море, когда Я изводил его из чрева матери его, где был ты? Когда Я облагал землю облаками и окружал ее тучами, где был ты? Отвечает ему (Бог), как сказавшему неправильно, конечно, по незлобию, но вместе с тем и по неведению. И что делает? Не обличает его пред всеми, но как друга исправляет его наедине. Итак, когда Господь сказал это и тому подобное (теперь некогда изъяснять подробно все речи), Иов, сам осудив себя (потому что праведник при первом же обличении исправляет свою ошибку), говорит: выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле (Иов.42:4-6). И: однажды я говорил, — теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду (39:35). Смотри, как исправляет он свою ошибку, почувствовав истинность обличения. Однажды я говорил, и то не по злобе, а по незлобию, теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду. В самом деле, кто я, ищущий суда с Господом? Чего не знал Иов по своему незлобию, тому он научается после обличения. Что же далее Бог? Не позволяет ему уклониться от суда, но гово­рит: препояшь, как муж, чресла твои (40:2). Стань, гово­рит, как муж. Не думай, что для того именно поразил Я тебя (изображением) моего могущества, чтобы избежать правды, а не для того, чтобы исправить твое неведение. Я не уклоняюсь от суда: суди меня по справедливости и требуй ответа о слу­чившемся. Ты был осужден, чтобы быть увенчанным, ты был осужден, чтобы сделаться предметом удивления для всей поднебесной. До страданий ты был известен только в одном уголке, а после страданий о тебе будет знать весь свет. На­воз, в котором ты сидел, сделается славнее всякого цар­ского венца. Венценосцы будут желать увидеть тебя, твои труды и подвиги. Твою навозную кучу Я сделал раем, Я воз­делал ее для благочестия, насадил на ней небесные деревья. Ты получил небесные награды, получи же и земное, получи все вдвойне. Отсюда научись, всякий из христиан, своему упо­ванию, познай преимущества своего обетования. Иову обещает Господь вдвойне, и дает вдвойне; а Спаситель своим учени­кам говорит: всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (Мф.19:29). Но обрати особенное внимание на то, что своего друга (Господь) исправляет наедине, друзей же Иова обличает открыто. И говорит им Бог: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов (Иов.42:7)? Но, о, Правосудный! Речь наша была о Тебе, Твою правду мы проповедовали, человека мы осудили, а Твое правосудие объявили безошибочным. Здесь во всей силе обнаруживается правосудие Божие: если и тех, кто говорит за Него против праведника, Он не принимает, то примет ли говорящих против праведника вопреки правде? Итак, он обличает друзей Иова и говорит: и ныне, раб Мой Иов помолится за вас, ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов (Иов. 41:8). Таким образом вместе и обличает, и спасает. Спа­сает, потому что ничего дурного против Бога они не говорили. Так обличает Бог праведника, восстановляя его чистосердеч­ность, и почитает с одной стороны друзей ради него, а с другой самого праведника за его подвиг и воздает ему вдвойне и из тьмы изводит на свет правду его тогда и доныне. Сде­лаем еще одно замечание, чтобы покончить с наградой правед­ника. Он получил овец вдвойне, быков, верблюдов, ослов вдвойне, а детей, потеряв десять, не получил двадцати. Здесь возникает вопрос, почему скота он получил вдвое больше, а детей только столько же? Так как скот и имущество, по­терянные им, погибли для него окончательно, а человек умирая, сохраняется для жизни и восстает в воскресении, то (Бог) и не дает ему детей вдвое, чтобы не лишить его на­дежды относительно отшедших, но чтобы показать ему, что и они, хотя и похищены смертью, живы. И все они остаются у него, и вновь не дает ему Бог более десяти, чтобы Иов на­шел (других десять), перейдя не от жизни к смерти, но из дома в дом. В самом деле, когда он окончил свою жизнь, десять проводили его до гроба, и опять десять в день воскре­сения примут его от гроба в царство небесное и вместе с ним неразлучно насладятся тех неизреченных и небесных благ, которых и мы все да удостоимся благодатию и челове­колюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки. Аминь.

Слово о пророке Илие

Слово о пророке Илие. Златоуст, т.6, ч.2.

Слово о пророке Илие

В древности народ иудейский украшался служением про­роческим, был полем, над которым трудились пророки. А теперь и этой похвалы он лишен церковью. И самые тела пророков находятся у нас. Конечно, для безплодного народа и не нужны были пророки-земледельцы; нелепо было удерживать у себя пророков тем, которые распяли Предсказанного ими, распяли (в благодарность) за мертвых, которых Он у них воскресил, за слепых, которым возвратил зрение, за голод­ных, которых Он у них насытил, за принуждение, которое из-за них Владыка всех употребил относительно пророка Илии, заставляя пророка взять назад свое отречение от них. Предшествовавший наставник приводит меня к Илии. Бла­женный Илия, видя, что народ иудейский не достоин человеко­любия Божия и что, хотя Бог постоянно терпит его богоборство, но и самое долготерпение Его они всегда обращают во зло, восстает против благости Божией к ним: он высказывается против них. Затем, зная, что Богу угодна ревность правед­ных, желая наказать иудеев и в то же время опасаясь, что божественная благость тотчас смягчится немногими слезами, он налагает на них наказание и связывает свое наказание клятвой, чтобы Бог из уважения к клятве не мог отменить произнесенного против них осуждения. Бог, говорит он, благ к ним и смягчается немногими их слезами, а это укрепляет их в их идолослужении. Жив Господь Бог Израилев, говорил он, в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову (3Цар.17:1). Затем, Бог как бы возражал ему: что же, Илия, если они умилости­вят Меня покаянием, если Я увижу их проливающими слезы и кающимися в своих согрешениях, разве Я не пошлю тот­час дождя? Нет, жив Господь Бог Израилев, разве только по моему слову (ст. 1). Жив Господь. Они, говорит, привязаны к идолам, а я клянусь Твоим божеством. Покажи, какую силу имеет клятва Тобою, чтобы чрез это они убедились в безсилии своих идолов. Нет, жив Господь Бог Израилев, в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову. Ты не отменишь, говорит, нака­зания, как только покажется Тебе (угодным) (потому что Тебе угодно быть человеколюбивым), но только тогда, когда я буду просить о них, когда я присужу, когда они обнаружат доста­точное сердечное покаяние. Бог принял в уважение проро­ческое запрещение, исполнил клятву, данную Его именем. И вот Владыка всех стеснялся, с одной стороны уважая про­рока, а с другой милосердуя о народе, наказываемом голодом. Что же делает Он тогда? Вместе с народом наказывает и пророка, чтобы и сам, подвергнувшись тому же наказанию, он скорее сознал бы несовместность своего заклятия с человеколюбием, наказывает вместе с народом и пророка, но облегчает для пророка это наказание, в самом способе испол­нения человеколюбия проявляя и Свою мудрость. В самом деле, Он питает пророка при помощи птиц, ненавидящих детей; ведь ворон — родитель, не любящий детей, и не выкар­мливает тех, кого рождает. На это именно намекая, пророк дважды говорил: (дает Господь пищу) и птенцам ворона, призывающим Его (Пс.146:9). Так как птенцы ворона, да и все вообще птенцы, не в состоянии собирать себе пищу, но о тех заботятся родители, а воронята лишены родительского попечения, и, тем не менее, род воронов сохраняется и без родительского воспитания, то Давид, показывая человеколюбие Божие, приписывает пропитание их Богу. Разевая свои рты на воздух и не получая пищи от родителей, птенцы вороны имеют некоторых малых животных, исполняющих относи­тельно их божественный промысл, и таким образом, получая их из воздуха, питаются и растут. Потому-то и говорит про­рок: и птенцам ворона, призывающим Его.

Нелепо, о, Илия, когда вороны служат посред­никами Моего к тебе человеколюбия, тебе не сделаться хода­таем за иудеев относительно наложенного от Меня на них наказания. Постыдись перемены, происшедшей в воро­нах, и будь милостив к иудеям; хотя Я и уважаю про­изнесенное тобою заклятие, но и о них сожалею. Но когда Бог увидел, что Илия не смягчается этим, тогда Он пре­кращает доставление ему пищи чрез воронов, принуждая его к перемене, чтобы вынужденный голодом он, хотя ради себя отменил произнесенное им заклятие. А он, и оставшись без услуг воронов, терпел: я буду голодать, говорит он, только чтобы нечестивых видеть наказываемыми; пусть погиб­нет мое тело, наказываемое вместе с ними. Итак, когда прекратилась подача ему пищи чрез воронов, и прошло много времени, опять Илия переселяется в другое место и уходит под давлением голода и делается просителем язычницы, и притом вдовы и бедной. И Бог, желая, чтобы он сделался более человеколюбивым, после того как тогда иудеям запре­щено было общение с язычниками, возвещает пророку, что он должен был предпринять в будущем: встань, говорит, отсюда, и пойди в Сарепту Сидонскую, и оставайся там; Я повелел там женщине вдове кормить тебя (3Цар.17:9), чтобы, услышав: "язычнице", он погнушался такого пропитания и стал просить Бога о даровании дождя. Однако, и эти слова не смягчили его и он спешит туда, где его ожидало гостеприимство язычницы. И еще более замечательно то, что Бог внушает вдове сразу встретить его, голодного, суровыми словами, всеми мерами располагая его к милосердию. Что же говорит ему язычница? Жив Господь Бог твой (ст. 12). Откуда взялись у язычницы эти слова: жив Господь Бог твой! (Очевидно), Бог предварительно показал ей пророка в видении; не это ли и означает сказан­ное Богом пророку: Я повелел там женщине вдове кормить тебя? Показал Бог жене предварительно образ пророка, его внешний вид, рост, просьбу, с какою он обратится. Поэтому, когда явился пророк, вспомнила вдовица показанное в виде­нии, увидела его таким, каким он показался ей в видении. Убедившись отсюда, что это было божественное откровение, она тотчас при появлении пророка на его просьбу отвечала: жив Господь Бог твой! у меня ничего нет печеного, а только есть горсть муки в кадке и немного масла в кувшине; и вот, я наберу полена два дров, и пойду, и приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это и умрем (ст. 12). Слова скорее отказа, чем подаяния. У меня ничего нет печеного, а только есть горсть муки, и пойду, и приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это и умрем. Ничего другого, говорит, нам не остается, когда съедим эту горсть, кроме смерти. Эти слова должны были произвести впечатление на Илию. Она больше меня страдает от голода, подумал он; я голодаю хотя один, а она вместе с детьми бедствует. Да не буду я виновником смерти для той, которая окажет мне гостеприимство. И что же? Как я уже сказал, он умягчается этими словами, в его сердце возникает забота о человеколюбии. Мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю (3Цар.17:14). Теперь уже не далеко отодвигает дарование дождя. Прежде чем он обуздан голодом, он не допускал Божьего человеколюбия до дарования дождя, но говорил: в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову (3Цар.17:1). Те­перь же допускает, и даже указывает начало разрешения, правда только указывает, а не присоединяет просьбы. Что же тогда Источник человеколюбия? Он опять представляет ему третий опыт человеколюбия: он приказывает душе сына вдовы разлучиться от тела. Уважая пророка, Он не лишил силы его благословения и не сделал чванец (елея) оскудеваемым, чтобы принудить его к человеколюбию. Было бы, конечно, уни­жением для пророка, если бы слова его благословения оказались недействительными, и в тоже время вере вдовы язычницы по­вредило бы, если бы его благословение было ей мало полезно. Поэтому-то Бог его благословения не отвергает, но третий раз заставляет пророка испытать божественное человеколюбие: Он посылает смерть сыну вдовы, приводя пророка к необходимости обратиться к Нему с мольбой. Вдова, когда умер сын ее, со слезами ходила вокруг пророка. О, лучше бы, говорила она, я прежде погибла от голода и прежде твоего благослове­ния умерла, чем теперь быть свидетельницею смерти сына! Устыдился пророк случившегося: это ли, говорит он, на­града вдове за оказанное мне гостеприимство? До моего приема она была счастлива своим сыном, после же моего приема у нее плач о любимом сыне. Устыдившись случившегося и об­думавши это дело сам с собою, Илия почувствовал, что в этом событии — перст Владыки всех, почувствовал божествен­ную мудрость. И что говорит? Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее? (ст. 20). Что хочет сказать он этим? Ты, говорит, указал мне эту вдову, Ты, говорит, сказал: Я повелел там женщине вдове кормить тебя (ст. 9), свиде­тельствуя тем ее благочестивое настроение. Из тех мест Ты переселил меня к ней и ее почтил твоим свидетель­ством, а теперь ее же наказываешь смертью сына? Господи Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее. Это не естественный случай смерти, говорит пророк, это дело твоей мудрости с целью внушить мне не­обходимость человеколюбия, чтобы, когда я скажу Тебе: Господи, помилуй умерщвленного сына вдовы, мог и Ты ответить мне на это: помилуй детей моих, Израиля. Ты внушаешь мне чело­веколюбие, я чувствую Твое искусство, Владыко, чтобы, когда я буду просить Тебя: спаси умершего сына вдовы, мог и Ты от­ветить мне: Израиля, умерщвляемого голодом, пощади. Ты просишь Меня о милости, прими же и Мою просьбу о милости: разреши заклятие голода, и Я разрешу определение смерти. И вот, когда увидел Бог, что Илия после многих испытаний сделался человеколюбивее, тогда уже обращается к нему с более ясным требованием человеколюбия, так как тогда он не мог уже отмену наказания счесть для себя за унижение. Пойди, говорит (Господь) (3Цар.18:1). В этих словах просьба Бога к своему рабу: сам Бог за самого Себя просит Своего раба о человеколюбии. Пойди, говорит. Так как, говорит, ты сделался человеколюбивее, то прими и Мои слова о человеко­любии; так как ты убедился, что Я одержим человеколюбием, то выслушай яснее Мои слова. Я болею об отмене наказания, Я стремлюсь к дарованию снисхождения, Я стыжусь слез на­казываемых. Все грешники, о, пророк, держатся рукописаний Моего человеколюбия: не заставь Меня оказаться лжецом пред ними. Послушай слова Писания, которые ты и сам знаешь: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был (Иезек.33:11). Преклонил Илия уши, открыл душу свою тому, что говорил ему Господь. Пойди, говорит, и покажись Ахаву. Не помимо тебя Я примиряюсь с ними: ты сам возвести на­казываемым милость. Я тайно прошу тебя о них, а ты явись явным ходатаем примирения. Пойди и покажись Ахаву, и Я дам дождь на землю (3Цар.18:1). Ты возвести примирение, ты заяви хода­тайство о даровании дождя, а Я подтвержу твою проповедь. Итак, и с охотой, и с неохотой бежал Илия и благовестил о дожде, но, опять увидев их нечестие, он подыскивает ка­кой-нибудь предлог к наказанию их. Что же тогда Бог? Видя его не проникающимся человеколюбием к наказуемым, Он удаляет Илию от сожительства с грешниками. Я, говорит, о, Илия, знаю твою ревность, признаю твои требования, но Я ми­лую и грешников, как скоро они наказываются сверх меры. Ты строгий судья благочестия, а род людской постоянно гре­шит. Остается, значит, разлучить вас друг с другом. Иди хотя на небо, раз не можешь выносить грешников, а Я переселюсь на землю. Если ты и на дальнейшее время оста­нешься с грешниками, то весь род человеческий истребится, постоянно подвергаясь от тебя наказаниям. Что же? Иди хотя на небеса, о, Илия! Не может огонь обитать вместе с трост­ником. Я дам тебе в сожители безгрешных, Я поселю тебя с ликами ангелов. Переселяйся на небеса, а Я поселюсь с грешниками, Я могу носить на плечах Своих заблудшую овцу и всех грешников, призывая: придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, Я не наказывать вас буду, но Я успокою вас (Мф.11:28). Ему слава во веки веков. Аминь.

Об Иосифе и целомудрии

Об Иосифе и целомудрии. Златоуст, т.6, ч.2.Об Иосифе и целомудрииКормчие среди бурного моря, когда ни материк, ни горы, ни холмы, ни мысы какие-либо не помогают им определить положение, обращают свои взоры к некоторым звездам и, по ним направляя свое судно, продолжают благополучное пла­вание. А ученики Церкви, обуреваемые морем этой жизни, не к звездам каким-либо обращают свои взоры, но, к отцам своим устремляя духовные очи и им последуя с любовью ду­шевною, достигают той же самой (что и они) пристани небес­ного царства. Потому-то конечно и Господь наш в священ­ных книгах раскрыл жизнь их, чтобы не только, слушая о них, мы похваляли, но чтобы и поревновали подражать их жизни. Зная, что естество людей по природе своей стремится к добру и всегда из честолюбия стремится к лучшему, как бы в качестве некоторых украшений предложил подвиги отцов, чтобы каждый из вас уготовлял себя на какой пожелает по­двиг. Итак, лучшим уроком терпения является жизнь блаженного Иова, незлобия — жизнь Моисея, крепости — Давида, поста и молитвы — Даниила, целомудрия — Иосифа и блаженной Сусанны. Прилична и пригодна для юношей жизнь Иосифа, а для юниц, особенно для проводящих брачную жизнь, добродетельный по­двиг блаженной Сусанны: ведь у тех и других борьба рав­носильная. Один из целомудрия поборол страх пред гос­пожой, другая из любви к целомудрию презрела смертоносные угрозы старцев. Но прежде нам должно описать жизнь блаженного Иосифа, так как он древнее, а потом и жизнь бла­женной Сусанны. Итак, блаженный Иосиф, происходивший от благородных родителей, будучи еще молодым, с едва пробив­шимся пушком на щеках, с прекрасной наружностью, похожей на розу, расцветающую на золотистом подбородке, с зрачками глаз, напоминающими весенние фиалки, с белыми как молоко зубами, пунцовыми губами, с густыми бровями, простирающи­мися под челом, цвета лилий. По зависти братьев он продается, как им казалось, в рабство, а как Богом было предрешено — на царство; его вели в Египет отроком, почти слабым ребенком, купившие его еще не видели богат­ства его добродетелей и не подозревали, что добродетель воздержания доставит ему господство над всем Египтом и что вся страна будет спасена им от голодной смерти. И вот приводится он в Египет и продается вторично и тем не менее ни разу не порабощается. Конечно, свободный по духу, хотя бы тысячу раз был продан, никогда не делается рабом; на­против того, кто имеет нрав раба, хотя бы тысячу раз осво­бождался, никогда не получит свободы, потому что кого соб­ственный характер не освобождает, того безчисленные хартии и чернильные расписки освободить не могут. Итак, ведется в Египет, продается в египетский дом, делается любимцем сво­его господина, приобретает расположение госпожи. Но любовь господина была добрая, а госпожой овладела нечистая страсть. Тот любил его за его честность, а она воспылала к нему как к орудию наслаждения; и по мере того как тянулось время и его красота расцветала, с тем вместе возрастала ее постыд­ная страсть и огонь любви пожирал ее сердце тем сильнее. Стараясь обольстить юношу, она пускала в ход все обычные средства для обольщения юных взоров, расцвечивая лицо свое как какой-нибудь луг, натирая щеки румянами, а лоб белилами, и подводя глаза чернью, украшая шею свою и руки золотом, и свои роскошные одежды, пропитывая различными бла­говониями; одним словом, приготовлена была пагубная ловушка для всех чувств, как она думала, чтобы обольстить юношу, (чаруя) его взоры видимыми украшениями, слух ласками, а обоняние, раздражая благовониями. Но посмотри же, каково мужество этого благородного борца! И я думаю, что Бог попустил юноше подвергнуться искушению, чтобы вместе и скрывающуюся в юноше добродетель обнаружить, и церкви дать в его жизни ве­личайший урок, так как нет никакого блага от отцов, ко­торое не утвердил бы Бог как способ, носящий урок для жизни. Итак, смотри у меня на мужество этого благородного, сколь многое против него сражалось: собственная юность была против него, похоть бушевала внутри, а жена снаружи напа­дала, обольщая обещаниями и увлекая лестью; подсылаемые жен­щины подстрекали его и лесть щекотала и слух и чувство его, — но ничто из всего этого не могло одолеть его. Ни ее ласкам он не поддавался, ни ее обещаниями не увлекался, ни угрозам не уступал, и не предавал богатства добродетелей, но все члены тела своего обуздывал целомудренным помыслом. И после того как всеми этими средствами, находившимися в ее рас­поряжении, она не могла обольстить юношу, лично сама в ка­кой-нибудь комнате тайно и силою она хотела увлечь его на безпорядочное ложе. Нужно было видеть это величайшее зре­лище, не земное, но небесное. Иосиф боролся против угрожав­шего искушения, поприще было раскрыто, борьба совершалась, труба звучала, распорядитель борьбы свыше смотрел на состя­зание и лики ангелов внимательно следили за ней; снизу бесы предлагали награды египтянке, а сверху ангелы увенчивали Иосифа венками; именно египтянке  содействовали  бесы, а ангелы принимали сторону Иосифа. Велика была борьба, — кто кого победит; ангелы очень заботились об Иосифе, чтобы благовония женские как-нибудь не вскружили голову юноше, или мягкие одежды, или взоры, или внешний вид, или походка, или слух или ласка, или обольщения не ослабили юношу; велика была забота для ангелов, велики были надежды у бесов. Иосиф бо­ролся из-за венца, египтянка сражалась из-за стыда; один — о жизни, другая — о смерти. И что говорилось египтянкой? С одной стороны — обольщения, с другой — угрозы; угрозами она хо­тела устрашить юношу, а обольщениями очаровать. Угрожая, она говорила: "я — твоя госпожа, ты куплен на мои деньги; с этою целью я тебя и купила; если ты будешь противоречить, тебя ожидают узы и темница, и затем неизбежная смерть; если же послушаешься меня, почести, награды и власть над всем мо­им домом — все будет в твоих руках. Ты боишься обличе­ния? Ничего не узнают ни муж, ни домашние, положись на меня, согласись со мною — и ты будешь господином всего". Услышав это, Иосиф сказал египтянке: "о, женщина! Я никогда не был рабом: ведь я сын благородных родителей: Авраам и Исаак, беседовавшие с Богом, мои деды, а Иаков, боровшийся с ан­гелом, мой отец, почему и я смело борюсь с тобой. Я про­дан тебе по зависти братьев, но имя раба ничем не может повредить благородству моей души. Ведь нередко завистливая туча, набежав, помрачает не надолго светлые лучи солнца, но не производит совершенной тьмы, потому что тотчас разго­няется силою солнечных лучей; точно также и имя раба не по­тушит сияния моего благородства, потому что спустя немного оно будет рассеяно блеском моего нрава и во всем Египте про­сияет красота моего благородства. Я куплен тобою — согласен, не отрицаюсь: я и исполняю подобающую мне службу. Я не обма­нывал тебя, не вредил тебе, не поступал против чести, — чужд коварства, хитрости, безпорочен: ни в чем ты меня обвинить не можешь. И теперь ты принуждаешь меня совершить безумное дело и тайно нашептываешь мне, как змея, думая обольстить меня и смертоносными угрозами склонить к желае­мому тобою делу невоздержания? Не обманывайся, госпожа, не смотри на мою юность; может и молодой мех заключать в себе старое вино и новая оправа содержать в себе старинный жем­чуг. Ты считаешь меня молодым зеленым побегом, но по­смотри на древность моего корня. На вид по природе я очень молод, но сердце мое застарело в исполнении закона. Не обма­нывайся, жена, ты не победишь мой добродетели, ты не побе­дишь Иосифа, сына Иакова, того Иакова, который еще во чреве матери послужил запинанием для своего брата и потом был в состояния бороться с ангелом: не обманывайся, я борюсь так же, как и отец мой. Напрасно ты думаешь соблазнить меня обещаниями. Что ты можешь, скажи мне, обещать мне столь же великое, как целомудрие? Какое царство может пре­взойти его, какое сокровище может с ним сравняться? Ты не знаешь, что целомудрие есть небесное приобретение, удел анге­лов, дар Божий? Оставь при себе твои обещания: твои почести только обесчестят меня; почет, который ты обещаешь, есть на­чало стыда; твое золото — порождение земли и добыча тления. А мое золото — порождение Бога, вечное растение.Какими глазами будешь ты смотреть на своего мужа, изменить которому теперь готова? Какие объятия раскроешь тому, которого убить хотела? Какими речами будешь ублажать того, чье ложе, насколько от тебя зависело, ты осквернила? Вспомни, что ты ему обещала: как ты обещалась хранить вер­ность ему и целомудрие, как клялась любить его больше самой себя. Подражай, жена, горлице; она, соединившись с одним супругом, с другим уже не сочетается; и если случится, что самец ее сделается добычей ястреба или попадет в когти орла, она не отдается другому самцу, но остается ждать всегда любимого и умирает от тоски по нем. И страх Божий, и за­кон евреев, и чистота жизни древних — все научает тебя, жена, подражать ей". Сказав это и увидев, что она все-таки с безстыдством держится за его одежду и объята пламенем страсти (потому что страсть еще более разгорается, когда не мо­жет овладеть предметом желания), как мужественный борец, сбросивши одежды свои и ее вместе с одеждами почти повер­гнув на землю, обнаженный бежал от грязного преступления. Целомудрие восторжествовало над страстью: египтянке остались листья невоздержания, а сын Иакова унес плод правды. Тор­жество на небе сопровождало победу Иосифа: радовались ангелы, плакали бесы, увенчивался Иосиф, предавалась позору егип­тянка. Но ее раздражила эта победа, и она обращается к изве­ту, клевещет своему мужу на Иосифа, приписывая ему намере­ние опозорить ее. "Зачем, говорит, ввел ты сюда молодого еврея потешаться над нами?" Негодует муж и бросает его под стражу. Необходим, конечно, был светильник для си­девших во мраке, питатель для голодных, утешение для обу­реваемых, врач для изнемогающих. В эту же темницу ввер­гаются и два евнуха фараоновы; они видят сны и не могут уразуметь их; обращаются к Иосифу; он разъясняет их зна­чение. Евнухи извлекаются из темницы: на них оправдывается все, что предсказал Иосиф. Видит сон сам фараон; истол­кователя нет; евнух вспоминает об Иосифе; выводят его из темницы. И заметь, какая тайна: из-за сна он был продан, из-за сна и освобожден. Что же дальше? Он изъясняете фараонов сон, царь оценивает остроту его ума и освобождает его для управления царством, вверяет ему власть над всем Египтом. Вступив во власть, Иосиф во время голода благоде­тельствует всем — и туземцам, и иноземцам, и врагам, и друзьям, и пришельцам. Приходит в Египет его отец; вместе с отцом кланяется ему и его мать. Хотя она и умерла во время пути, но, тем не менее, в лице мужа поклонилась и она: ведь муж и жена одна плоть. Приходят и братья его — одиннадцать, кланяются ему, — так и исполнилось видение, какое видел Иосиф: солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне (Быт.37:9). Почему один­надцать? Потому что Иуда удавился; ведь проданный Иосиф был прообразом Христа, проданного Иудой. Видишь, как он был оправдан целомудрием, как за целомудрие царствует на не­бесах? Все это сказано нами, чтобы и вы подражали его жиз­ни, воздавали Богу ту же самую славу. Нужно нам сказать и о блаженной Сусанне, тем более, что мы уже обещались; но так как лучше отпустить слушателей тогда, когда они готовы послушать, чем тогда, когда от пресыщения у них явится отвращение, то оставим беседу об этом до другого дня, если будет угодно Богу, теперь же поспешим к таинственной чаше, во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.О СусаннеО Сусанне. Златоуст, т.6, ч.2.О Сусанне