предлагать мне такой образ. Бог, Которого я знал и любил ребенком, был Бог,

Каким Его мне представили мои родители, Он был воображаемым Другом, какой

бывает у многих детей, и, думаю, я верил в Него так же, как верил, скажем, в

фей или в то, что где-то существует страна под названием Китай. Все это были

вещи, которые доходили до меня через авторитет взрослых, и они должны были

пройти проверку временем.

Митр.Антоний: Так что вы не можете сказать, что этого Бога вы

встретили как бы лично? Что у вас были с Ним близкие отношения? Это был Бог,Которого встретил кто-то другой и о Котором вам рассказали?М.Ласки: Ну, несколько больше, чем так, потому что, думаю,воображаемый друг каждого ребенка— это кто-то, кого встречаешь в личномпорядке. И конечно же, я была убеждена, что Бог, Которого я люблю, был, таксказать, на моей стороне, что, когда родители говорили мне: правильно это, амне думалось: нет, правильно так, Бог был не с ними, а со мной.Митр.Антоний: А в Библии, в частности в Евангелии, вы находитенекоторого рода поэтическое свидетельство, но никакого объективногодоказательства?М.Ласки: Не нахожу там объективного доказательства бытия Божия,но нахожу объективное свидетельство тому, по каким причинам люди пришли к верев Бога, и, разумеется, нахожу там множество утверждений, имеющих непреходящуюценность, без которых не могла бы жить и близко к тому, как я стараюсь.Митр.Антоний: И вы думаете, что можно иметь убедительноепоэтическое доказательство, основанное ни на чем ином, как на галлюцинации, илина фантазии, или на самообмане?М.Ласки: Вы напрасно выражаетесь так… резко. Мне кажется, чторелигия не существовала бы в любом известном нам обществе, если бы не отвечалаглубочайшей потребности человека, которую невозможно удовлетворить иным путем.Вот, вы говорите «поэтический». В нашем мире после эпохи Возрождения поэзиясчитается чем-то гораздо менее весомым, чем религия. Но я склонна считатьрелигию выражением чего-то, что невозможно выразить иным способом, чего-то, чтозатрагивает все наше человеческое существо в наивысшем его развитии. Так что,когда я говорю, что принимаю ее в качестве поэтического мифа, это не значит,что я принижаю ее— на самом деле я с некоторой жадностью и завистьюсмотрю, чему я могу от нее научиться и каким образом можно было бы, исключив еемифическую основу, продолжать развиваться и жить жизнью, которая была быпродолжением мифа, а не разрывом с ним.Митр.Антоний: Когда я думаю о поэзии, поскольку речь идет осамовыражении человека, у меня всегда чувство, что она полна значимости,смысла, потому что выражает присущим ей способом нечто настолько реальное, чтоэтот опыт только и может быть передан или разделен средствами поэзии. Но ееубедительность, ее сила в том, что она коренится в реальности, человеческойреальности.