в нас верит Бог и какие-то люди вокруг нас вместе с Богом в нас верят, мы можем

надеяться. Мы можем начать жить их верой в нас, и мы можем надеяться,

что в конечном итоге вера Божия и вера людей, которые нас любят, оправдается.

Как, в какой мере— мы этого сказать не можем. Потому что мы понимаем, что

дело не в том, чтобы нам простились наши грехи, дело в том, чтобы мы стали другими

людьми, новой тварью, о которой говорит Новый Завет. И потому что в нас верит

Бог, потому что какие-то люди, наученные Богом, кому Бог дал зрячие глаза, в

нас верят, мы можем надеяться и верить в себя.Надежда— это не легковерие, надежда не заключается в том, что противвсякой очевидности мы думаем, что «образуется», «сойдет». Надежда— другогокачества. Я говорил о том, как можно, как необходимо нам вглядываться в себясамих в свете Евангелия, читая Евангелие без предвзятости, но с совершеннойчестностью, вернее, с той долей добросовестности и честности, которая намдоступна. Я говорил уже несколько раз об этом, и все-таки повторю. Вы помнитерассказ, притчу Христову о сеятеле, который сеял свои семена (Мк4:2—20).И одни семена упали на дорогу, другие упали в придорожные сорные травы, третьиупали на каменную почву, последние упали на добрую почву. Никто из нас неявляется неизменно той или другой почвой. То мы, как камень,непроницаемы, ни один плуг не прорежет этого камня, этой окаменелости. Иногдамы в себе ничего не видим, кроме сорной травы, и другие могут не видеть. Иногдамы, как дорога, которая отчасти может принять семя, но без глубины, онозатоптано будет. А иногда мы бываем такой богатой почвой: слово живое падаетнам в душу— и вдруг загорается что-то в нас, мы делаемся живыми, изизваяния мы делаемся плотью и кровью. И поэтому нам надо не только в те минуты,когда мы чувствуем в себе самих чуткость, восприимчивость, но в любые минутыжизни вглядываться в евангельское зеркало, вчитываться в Евангелие,вслушиваться в слова Христа, вглядываться в Его действия, слушать слова других,следить за их реакциями и за тем, как поступает Христос. Порой мы ничего небудем чувствовать, порой мы загоримся на мгновение, а потом этот огоньпотухнет. А порой то, что мы видели или слышали, западет в нашу душу так, чтоникакими силами этого будет не вырвать.Подумайте о том, что было, когда Христос проповедовал на Святой земле. ТолпыЕго окружали. Один человек подходил и ставил вопрос— вопрос, который внем созрел, который был для него насущный, который требовал ответа, вопрос, безответа на который он жить не мог. И Христос обращался к этому единственномучеловеку и отвечал на его вопрос, потому что это был вопрос жизни или смерти. Втолпе были такие люди, которые как бы в потемках узнавали этот вопрос, потомучто он в них уже где-то зарождался, но еще не созрел, был словно зародыш вутробе. Они прислушивались и узнавали как бы издали звучность вопроса, узнаваливажность ответа и хранили и вопрос, и ответ в своей памяти сердечной, ожидаямомента, когда вдруг и вопрос, и ответ расцветут и вопрос уже будет иметьокончательное значение. А бывали такие (вероятно, большинство), которые