тогда мы теряем трезвость. В церковной жизни это бывает так часто и так

разрушительно, когда люди в церковь приходят ради пения, ради тех эмоций,

которые вызываются стройностью или таинственностью богослужения, когда уже не

Бог в центре всего, а переживание, которое является плодом Его присутствия.

И одна, опять-таки основная, черта православного благочестия, православной

духовности— это трезвость, которая переносит все ценности, смысл всего от

себя на Бога. Это выражается порой почти страшно. Когда я совершаю похороны, я

всегда долго-долго выжидаю, прежде чем сказать первые слова богослужения,молясь о тех, которые их услышат, о тех, которые потеряли родного или близкогочеловека, потому что есть слова, которые можно нести на своих плечах тольковсей верой, и больше чем своей верой: силой Божией,— или, вернее, такиеслова, которые могут нас нести, но которые мы понести не можем. Как перед лицомгроба можно начать молиться словами Благословен Бог наш? Сколько нужноверы, доверия, почитания Бога, принятия Его путей, смирения— или хотя быволи ко всему этому,— чтобы благословить Бога в момент, когда все самоедорогое у нас отнимается… Вот это момент предельной, может быть, трезвостиправославного богослужения. Благослови Господа— потому что центр в Нем,не в тебе, даже не в том любимом человеке, которой лежит теперь мертвый передтобой. Этот человек нас собрал не своей смертью, а своей жизнью, и привел предлицо Божие созерцать пути Божии, тайны Божии, поклониться в ужасе иблагоговении перед Богом, Который остается и в эти страшные моменты Богомлюбви.Но мы стоим перед этой проблемой, перед задачей трезвости, и каждый раз,когда становимся на молитву. Первые слова обычной вечерней или утренней молитвы:Во имя Отца и Сына и Святого Духа. В чье имя становимся мы на молитву?Во имя Божие, ради Бога— не ради себя. Даже не потому, что я в отчаяннойнужде, а потому, что Бог есть Тот, перед Которым я поклоняюсь, Тот, Которыйявляется центром, смыслом и целью жизни. И эти первые слова должны определитьвесь ход нашей молитвы. Я уже упоминал слова епископа Феофана о том, что намнадо становиться на молитву со всем вниманием, всем благоговением, на которыемы способны, и с волей, чтобы в нас совершилось все, что захочетГосподь,— и только это. В Его имя: разумеется, это не значит, что мы тутни при чем. Воля Божия— спасение наше, воля Божия— чтобы и мыприобщились к Его вечной жизни и вечной славе. Но на пути мы должны думать оНем.Мне вспоминается юноша, который в какой-то момент жизни, вдруг переживвеличие Божие и непостижимую Его близость, поклонился до земли и сказал:«Господи! Если для Твоей победы и славы нужна моя погибель— да будеттак». Разумеется, это в своем роде безумные слова, потому что слава Божия—в спасении человека, слава Божия, по слову Иринея Лионского,— эточеловек, достигший всей полноты своей. Но с нашей стороны должна быть именноготовность любой ценой послужить Богу. И начинается это в молитве, когда мы