благоговейно, как человека, который говорит о себе самое сокровенное. В

какой-то момент он кончил, сказал: «Ну, кажется, все»— и пошел сел на свой

матрас; потом еще кто-то выступил и еще кто-то. Я подумал: если я дикий, почему

бы мне не выступить?— и на четвереньках выбрался вперед, и говорю: «Я

хочу сказать нечто; я хочу сказать вам, как и почему я стал верующим». Я им

рассказал сначала о ранних годах эмиграции, о том, как жилось,— потому

что им не вредно сообразить, что жилось-то хуже, чем им: мы не были такие

мохнатые, кудластые, но ели меньше… Потом рассказал, каким образом я сталверующим. Когда кончил, была такая минута молчания, началась драматическаяпауза; я подумал: ух, как благоговейно все это звучит! Но благоговениекончилось, потому что вдруг открылась дверь, огромный барбос ворвался вкомнату, промчался вокруг прямо ко мне, ткнулся мордой в лицо и удрал. Этим,конечно, кончилась мистическая атмосфера, драматический эффект был уничтожен;после этого мы еще довольно долго сидели, рассуждали, и кто-то из них ко мнеподошел и говорит: «Хорошо, что вы пришли!» —«А почему?» —«А у васглаза добрые. Вы на нас смотрите и не презираете». Такая реакция оченьинтересна была, потому что, конечно, их принимают и в хвост, и в гриву. Этобыла первая встреча, потом стали ко мне в церковь ходить хиппи. Наши старушки,я бы сказал, не в телячьем восторге были— подумайте о своихздешних,— когда они стали появляться: «Отец Антоний, неужели они всюцерковь собой заполнят?»— а их только сорок или пятьдесят, и стоят ониочень хорошо. В общем, восторга не было. После какого-то богослужения я ихсловил и пригласил к себе, и они год ко мне ходили раз в месяц пить чай и разговаривать,потом стали ходить на лекции, которые у нас устраиваются. А потом в какой-тодень они пришли и говорят: «Знаете, мы хотим молиться, не хотите ли вы провестис нами всенощное бдение и нас учить?» И мы десять часов промолились. Это совсемнеплохо, чтобы группа человек из шестидесяти девчат и молодых людей десятьчасов сряду молилась,— это показывает, что они действительно молитьсяхотели. Причем мы, конечно, не совершали богослужение, было бы бессмысленносовершать православную всенощную для группы людей, которые вообще не знают, начем они стоят. Но мы сделали так: нас было трое, мы разделили время на трипериода по три часа, и в интервалах после каждого периода из трех часов былкофе и хлеб (все-таки они пришли с работы или откуда-то, где они уставали). Мывели так: каждый из нас (было два англичанина) делал вступление на какую-тотему, потом был период с полчаса, а потом такое размышление вслух, то есть этаже тема разбивалась на маленькие предложения, над которыми каждый должен былподумать несколько минут и которые потом собирались в форме короткой молитвы.Потом они меня пригласили, поставили тему о святости, и мы три дня провеливместе. Мы молились, сидели вместе, я вел беседу с ними, были общие вопросы;потом, кто хотел, приходил ко мне со своими личными вопросами. И сейчас целыйряд из них прибивается к Православной Церкви. Я их спрашивал: почему? Ониговорят: потому что православные знают, во что они веруют, и потому что у вас в