Он был призван быть вождем всего мира от невинности к святости, но сам отступил

от этого пути, и весь мир заколебался и стал таким, каким мы его видим. И вот в

начале этой притчи нам даны три образа, которые применимы к каждому из нас в

этом падшем мире, который мы выбрали своей родиной, тогда как наша

родина— Царство Божие, которое могло бы быть землей и небом одновременно,

но остается только небом, пока не будет одержана Богом окончательная победа над

злом, над рознью, над грехом.

Первый из званых говорит посланному от хозяина дома: я себе приобрел клочокземли, мне надо его осмотреть, освоить, он— мой. Это то, о чем я толькочто говорил,— мы выбрали землю и говорим: я ее хочу освоить, она—моя, я до конца хочу ею обладать, я хочу, чтобы она была тем, что я есть. И незамечаем, что, стараясь удержать землю, сделать ее своей, сами делаемся еерабами, мы ей принадлежим. Мы не можем от нее оторваться, мы всецело внее погружены, корнями врастаем в нее, больше не взираем ввысь, а смотримтолько на эту землю: чтобы она была плодотворна. И в конечном итоге, мы такэтой земле принадлежим, что костьми ложимся в нее, нас в нее погребают, нашетело в ней растворяется, то, что, как мы думали, наше,— теперь намиобладает. Нам некогда идти на пир Божий, на пир веры, на радость встречи,на Божественную гармонию всего, потому что мы хотим освоить землю, и врезультате она нас поглощает.Другой говорит: я купил пять пар волов— надо же мне их испытать! Надоже мне проверить их работоспособность! А кроме того, я же не покупал их, чтобыони стояли в хлеву, они должны труд понести, плод принести. Разве мы не такрассуждаем— каждый по-своему, но все одинаково— о том, что переднами есть задачи! Мы должны что-то осуществить, что-то сделать на земле! Как женам прожить, не оставив следа? И каждый старается по мере своих сил трудиться.Некоторые из отцов древности под образом этих пяти пар волов видят символ нашихпяти чувств. Нам даны пять чувств— зрение, слух и так далее: как же всеэто не применить к земной жизни? Но пять чувств применимы только к земле, небо неуловишь ни зрением, ни слухом, ни обонянием, небо берется иным чутьем. Дажеземная любовь не охватывается пятью чувствами— что же говорить оБожественной любви, о вечности? Мы как бы пускаем в торг эти наши пять чувств иприобретаем, что можем,— но только земное.Иногда через эти чувства нам раскрывается нечто большее: земная любовь. Ивот третий из званых говорит слуге: я женился, у меня своя радость, мое сердцеполно до края— мне некогда прийти на пир твоего хозяина, даже моегохозяина,— разве он не может этого сам понять? У меня своя радость—как же я могу вместить еще чужую радость? Привязанность, любовь, которая награни вечности, по эту или по ту сторону вечности, в зависимости от того, какмы к ней отнесемся, снова делается преградой: она меня держит на земле, мненекуда уйти от нее. Вечность— потом, когда-то, а теперь— заполнитьбы время этой радостью, этим изумлением, этим счастьем, и довольно того, что