умер, когда свидетели его смерти тебе говорят, что он умер, люди, видевшие его

мертвое тело, принявшие участие в его похоронах, видевшие, как его гроб

опустили в землю и закидали землей? Почему же ты отрицаешь его смерть?»

—«Потому, что он никогда не жил и, значит, не мог умереть». И он мне

растолковал, что его отец существовал только привязанностью к автомобилю, к

телевизору, к своей коллекции драгоценных камней, к своим книгам. «Пока эти

вещи существуют,— говорил этот мальчик,— мой отец такой же живой

или такой же мертвый, каким он был раньше».Так выразиться мог только юноша, потерявший привычку мыслить, как мы бысказали, «разумно», то есть по-земному, но он видел вещи такими, какие ониесть. Этот человек, его отец, не жил: он отражал окружающую действительность,зажигался каким-то интересом, переходил от переживания к переживанию, нопереживание— не жизнь, это мгновенное событие, которое уходит, как свечагаснет.Как мы все похожи на это! Он укоренился в земле, его единственные интересыбыли земные, но— его обесчеловечили, в нем человека не осталось, потомучто он весь ушел в предметы. И вот перед каждым из нас стоит этот же вопрос: ясуществую? Есть во мне кто-то— или во мне пустота? Или я, по словусвятителя Феофана Затворника о человеке, который на себе сосредоточен,—как древесная стружка, свернувшаяся вокруг собственной пустоты? Есть личто-нибудь во мне, что может войти в вечность? Конечно, не войдут в вечность низемля, которую купил первый званый, ни волы, которых купил второй, ни таработа, которую совершили волы над этой землей. Что же останется? А еслиговорить о любви, то, опять-таки, что останется, если она вся сведена к меркамземной жизни, если за ними ничего нет, если она такая же маленькая, ничтожная,как наша земля в этом бесконечно разверзающемся космосе, в котором мы живем:пылинка— а в этой пылинке человек с его чувствами, мыслями. Да, человекбольше, чем пылинка, но только если он сам себя не сроднит с этой пылинкой,если найдет в себе величину, глубину, которую только Бог может заполнить, такуюглубину, которая всю вселенную может в себе вместить и еще остаться пустой,потому что в ней бесконечность и она может быть только местом вселения СамогоБога.Любовь должна нас так раскрыть; если она этого не достигает, то делаетсямелкой, как пылинка. Конечно, мы не умеем охватить всех, не умеем охватить все,но мы должны раскрываться все больше и больше, а не закрываться, замыкаться,суживаться. Всех мы не можем и не умеем любить, но умеем ли мы любить любимых?Является ли наша любовь к тем, кого мы любим, благословением, свободой,полнотой жизни для них или тюрьмой, в которой они сидят, как пленники в цепях?У пророка Исаии есть слово: отпусти пленных на свободу (Ис58:6). И каждыйиз нас скажет: «У меня нет рабов, я никого не держу в плену, у меня нет властини над кем»,— и это неправда! Как мы держим друг друга в плену, как мыпорабощаем друг друга! Какой узкой мы делаем жизнь друг для друга, и, страшно