сметь войти в Его хоромы, чтобы сметь быть там? Из притчи видно: от нас не

требуется, чтобы мы были чем-нибудь богаты; в Ветхом Завете есть место, где

говорит Господь: Чадо, дай Мне твое сердце (Притч23:26)— все

остальное уже Мое. Да, все Его, но сердце человека, его любовь, его

благодарность, его благоговение во власти самого человека, и никто, даже Бог,

не в силах заставить человека любить, благоговеть, быть благодарным. Потому что

любовь и все, что из нее рождается,— это предельная свобода.

Как мы подходим к Богу? Разве мы не бежим к Нему каждый раз, когда намхолодно в стылом мире и голодно в обездоленности нашей? А дальше, потом—что? Не входим ли мы к Нему в лохмотьях сознательно? Нищие шли в ужасе, что втаком виде предстанут перед своим господином, царем, а мы, когда становимся намолитву, неужели просто стоим, как нищие у врат богатого, или стучимсябесстыдно в двери того, кто может дать, но кому в лицо мы не заглянем, а толькобудем смотреть, что его рука уронила в нашу руку? Как подходим мы ко святомуПричащению: в сознании ли, что мы— действительно нищие до конца и не тонам дорого, что нам будет дано, а дорого, что есть Кто-то, Кто нас так любит,что мы можем прийти, словно блудный сын, обнищав, все растратив, и встретитьлюбящего Отца, родной дом?Нам надо об этом думать, потому что стать домочадцами не значит прийти туда,где кормят, где тепло, где мы под защитой,— быть домочадцами значитвлиться в семью и разделить с этой семьей все, чем она живет: не хлеб и пищу,не тепло, а смысл жизни этой семьи. И когда мы молитвенно приходим к Богу,когда в причащении Святых Тайн мы приходим к Нему, мы приходим к Единому вТроице славимому Богу, Который есть Бог любви, Бог крестной любви, Богвоплощения, Бог, Который Сына Своего не пожалел ради тех, кто зло, бессовестноЕму изменил, кто не только был потерян, но ушел по своей воле и жил по своейволе.Так ли мы идем к Причащению? Приняв крещение, мы сами непосредственно (илиза нас— действительно любящие нас люди, верящие в наше благородство)обязались быть живым присутствием Христа среди людей, Его милосердием, Еголюбовью, Его готовностью жить и умирать ради других и ради Бога,— а нетолько жить благодаря тому, что Христос умер на Кресте: Ему— смерть,нам— жизнь. Это не христианский девиз, это богохульство. А мы так частоживем, будто это наш девиз. Бог нас ни к чему не обязывает— в том смысле,что Он не ставит условий: Он нас любит безусловно, ценой Своей жизни исмерти и сошествия во ад. Но есть ли в нас хоть какая-то искра благородства,есть ли в нас хоть какой-то луч благодарности? Если в нас есть сколько-тоблагородства— неужели мы не можем отозваться всей жизнью на то,что Бог Собой представляет, и на то, что Бог для нас, людей, сделал и делаетизо дня в день? Если в нас есть какая-то доля благодарности, способности бытьблагодарными— неужели мы не можем сознательно, сурово по отношению к себестроить жизнь, которая могла бы быть для нашего Бога радостью о том, что не