к гефсиманской муке, из ее понимания, воспримем от страдания и от смерти все,

что они несут, и тогда увидим, что можем поистине быть на земле народом Божиим.

То есть искупительным присутствием Христа, Который через страдание вошел до

предела в полную солидарность с нами, Который довел ее до полноты в Своей

смерти и Который через страдание, изнутри страдания, подобно тому человеку, о

котором я упоминал, приобрел божественную власть уничтожить зло, победить,

преодолеть зло, простить— и сделать реальностью Царство Божие: может

быть, на мгновение и вместе с тем навсегда.Я сознаю, что говорил о своей теме ограниченно и отрывочно. Но примите то,что я сказал, продумайте это, сопоставьте с тем, что сами знаете о страдании,знаете о жизни и борьбе, с собственным опытным знанием мужества и веры и тогдаузнаете еще очень многое, чего я не знаю. И делитесь этим с другими! Потому чтонам нужна взаимная поддержка, чтобы стоять перед лицом общей трагедиичеловечества, как и перед нашей собственной. А теперь я хотел бы призвать навас Божие благословение, и напоследок произнесем вместе Молитву Господню.Пастырь у постели больногоПастырь у постели больного58Владыка, ты работал врачом и после пострига. Насколько пастырь долженбыть не только духовником, но и сиделкой, и врачом у постели больного,умирающего?Что бы ни думал священник о своей роли, ему эта роль как бы предписана инавязана жизнью, потому что если он пастырь, то есть реально заботится отех людях, которых Бог ему поручил, то его непременно будут призывать, когдавозник какой-то кризис, будь то болезнь, будь то наступающая смерть кого-нибудьв семье. И болезнь— один из самых серьезных кризисов, потому что онаставит человека перед лицом целого ряда положений, о которых здоровый большейчастью не думает. Во-первых, болезнь ему ясно говорит о том, что он смертный. Яговорю не о преходящей простуде, но когда человек заболевает сколько-нибудьсерьезно, то— справедливо или нет— вкрадывается мысль: значит, янад собой не имею власти, я не могу помешать болезни мною овладеть, значит, яне смогу, если она мною овладеет до конца, избежать смерти… Это первый вопрос,который, может быть, не так ярко формулируется, но что-то такое проникает всознание человека.То есть он не только нуждается тогда в пастыре, но и особенно открыт?Он особо открыт, если пастырь сумеет ему помочь эти переживания высказать.Если пастырь к нему подойдет и будет говорить: «Вот, вы сейчас заболели, выдолжны понять, что за болезнью, может быть, смерть идет…»— то, конечно,человек замыкается. У меня был опыт в этом отношении.Во время войны в нашей части был католический священник, который считал, чтовсякий раненый солдат или офицер может умереть в любую минуту, и единственнаяего, как пастыря, задача— раненого отысповедовать и причастить: раз онпричащен, пусть умирает себе спокойно… Он приходил к каждому раненому,