- Старик, очнись, - захмелевший от пива Вадик, поучал Сидорина. Они сидели на футбольном матче, а наступивший перерыв требовал дать выход эмоциям, - посмотри, сколько вокруг нас девушек. Умных, красивых...

- Ни одной не вижу, - обводя взглядом лужниковские трибуны, возразил Асинкрит.

- Да я про наш институт. Про Москву. И вообще, русские девушки самые красивые в мире. Слышишь?

- Очень даже хорошо слышу, можешь потише говорить.

- Не уходи от разговора. Я же вижу тебя насквозь. И даже знаю , о чем ты думаешь.

- Об этом не я один думаю: "Торпедо" пока летит.

- Какое "Торпедо"? Старик, ты не прав! Ты все ждешь... принцессу, все перины стелешь, горошинки подкладываешь...

- Нет, ты не Вадик, ты златоуст тверской. Господи, когда же перерыв закончится?- Опять уходишь? А надо, как Пигмалион. Взял мрамор, и слепил Галатею! Чудо слепил. Вот как надо.- Как ты повернул, милый мой. А я имею честь тебе возразить.- Попробуй.- Это у них в Греции мрамора сколько хочешь. А у нас все больше дерево. Вот сделаю я себе с душой, но деревянную...- А ты постарайся.- Постарайся, легко сказать. Я вот видел одну... каменную. В смысле, бабу.- Где?- В Коломенском стоит. Чувствую, я не лучше выва... выя... выяю. И совсем мне не хочется ее оживлять, с такими титьками и таким пузом.- Опять все опошлил. Я же в переносном смысле.- Хорошо, хорошо, не обижайся. Кстати, ты себе материал для будущего шедевра подобрал?- Смеешься?- Ничуть. Просто я тебе сто раз говорил: к этой жизни нельзя относиться серьезно. Сойдешь с ума.- А по-моему, к жизни только серьезно и можно относиться. Галька Савчук.- Что Галька Савчук?- Ну... ты про материал спрашивал. Ладно, давай футбол смотреть.Сидорин хмыкнул про себя. Природная шатенка, зеленоглазая Галька была очень милой и серьезной девушкой. Все делала основательно и серьезно писала ли курсовую, варила ли борщ, или влюблялась. К тому же с чувством юмора у нее все было в порядке, что Асинкрит очень ценил в девушках. Одним словом, Галина Савчук стала бы идеальной женой для Вадика. Тем более, подумал Сидорин, если уж он возомнил себя Пигмалионом, то работая над Галатеей-Галькой надо было только кое-что подправить. Но не зря Асинкрит хмыкнул незаметно для Вадика: буквально неделю назад соседка Галины по комнате в общежитии передала ему записку, в которой Савчук искренне и смущенно объяснялась Асинкриту в любви.Случись это на первом курсе, Сидорин был бы польщен и даже горд такая девушка обратила на него внимание. Но он уже был на пятом. Как верблюд таскает горб, так и Асинкрит носил свой любовный опыт. Найти подружку для него проблем не составляло. Опять-таки, отмычками он владел виртуозно. Если Сидорину хотелось познакомиться с интеллигентной девушкой, он просил дядюшку, у которого лечились и артисты, и писатели, и художники (для первокурсника Асинкрита стало откровением, когда он узнал, сколько среди богемного люда клиентов психиатра) достать два билета на модный спектакль или концерт. Приходил минут за тридцать, но не подходил близко к входу, наблюдая издалека за суетой возле здания театра. Так леопард прячется в кустах, наблюдая, как его потенциальная жертва пытается пробиться к водопою, расталкивая своих сородичей и забывая об осторожности. Вскоре он выбирал "жертву" - как правило, красивую брюнетку среднего роста очень желавшую достать лишний билетик. Минут за десять до начала спектакля он подходил к подъезду, озабоченно смотрел на часы, стараясь встать поближе "к своей". Та, уже отчаявшись, спрашивала на автомате: "У вас не будет лишнего билетика?" Сидорин бросал на девушку очень короткий взгляд, будто совсем не интересуясь, кто перед ним стоит, и бросал меланхолично: "Давайте так, мой друг должен был приехать издалека... Пять минут подождите". Девушка, разумеется, ждала, чтобы "этот друг" не пришел. И он не приходил, как мы понимаем. А дальше все было просто. После спектакля Асинкрит провожал девушку, если даже она жила у черта на рогах. Они обменивались телефонами. Девушка, благодарная и впечатленная вот он, лучший материал для лепки не сомневалась, что ее обаятельный и остроумный знакомец позвонит. Но он не звонил. Самые "крепкие" выдерживали неделю, но все равно звонили. А дальше было все еще проще.После того, как Асинкрит чувствовал, что девушка привыкает к нему или, не дай Бог, начинает строить в отношении его какие-то планы, он исчезал по заранее подготовленным "тропам". Без угрызений совести, ибо считал, что свято следует первому, самому главному пункту своего кодекса, вычитанного когда-то у еврейского мудреца Гиллеля: "Не желай и не делай другому то, что себе не желаешь". В самом деле: ребенка он девушке не сделал даже в любовной страсти Сидорин имел холодную голову. Поплачет, конечно, но, во-первых, что за жизнь без слез, а во-вторых, кто знает, может через много лет будет его несостоявшаяся Ассоль вспоминать нечаянную встречу перед театром имени Маяковского, как самый светлый эпизод в своей жизни.Как видите, Сидорин, подобно всем людям, не знающим неудач, стал самонадеянным сверх всякой меры. И если когда-то в Упертовске, сидя на берегу безымянного ручья, Асинкрит с иронией думал о себе: "Тоже мне, Демиург нашелся", то, заканчивая институт, он уже, похоже, и впрямь считал себя человеком "редких достоинств", стоящего над людьми. Вот и объяснение с Галиной он провел также виртуозно, но в противовес девушке, сгоравшей от смущения и переизбытка чувств, с такой барской холодностью, которую не скрыла даже участливая улыбка. Больше того, Сидорин так все повернул, что умудрился свой отказ обосновать... дружбой с Вадимом Глазуновым. Помните, старую добрую песню: "Если случится, что он влюблен, а я на его пути..."Одним словом, наш Демиург взлетел, как орел, парящий над землей, над горами, равнинами. А может, как ястреб-стервятник. Не важно. Только неведомо бывает ястребу, что однажды, откуда-то снизу, где даже люди похожи на муравьев или крыс, вечно снующих по своим делам, раздастся какой-то хлопок и вслед за этим что-то обожжет его правое крыло. И ястреб не знает, как ему повезло сердце не задето, крыло не перебито, а только обожжено...