Часть 2

Впрочем, наука, может быть, сильна иными средствами создать человечеству светлую будущность? Уясняя законы, по которым существует вселенная, открывая средства воздействия на силы, заложенные в материю, наука дает нам громадную власть над природой. Было время, когда человек трепетал пред каждым грозным явлением природы; теперь он властелин ее.

Если бы люди древнего мира, созерцая будущее, могли представить, что делает теперь наука, они решили бы, что наступил тот золотой век, о котором всегда мечтали их поэты. Но при всех этих завоеваниях ума, обетованная земля по-прежнему бежит перед нами, подобно миражу. Глубокое невежество народных масс, чрезмерное труженичество, вопиющая нищета рядом с праздностью и расточительностью чувствуются не менее болезненно и в веке электричества и пара, чем в век грубого варварства. "Богадельни и тюрьмы такие же обычные спутники научного прогресса, - говорит Генри Джордж, - как и роскошные дворцы и великолепные магазины. В шумных столицах, на улицах, залитых асфальтом и озаренных электрическими солнцами, мы, как и везде, встречаем истомленные, хмурые, злобные лица. Среди наибольшего скопления богатства люди умирают с голоду и болезненные дети сосут иссохшие груди своих матерей. Всюду жажда наживы и поклонение богатству указывают на силу страха перед нуждой. Трагизм евангельской притчи о богатом и Лазаре не утратил своей жгучести и доселе". "Что пользы человеку-Прометею в том, что он добыл огонь с неба и сделал его своим слугою, что ему повинуются духи земли и воздуха, - спрашивает известный ученый Гэксли, - если коршун надежды вечно будет раздирать его внутренности и держать его на волоске от полного разрушения?" "Я не боюсь выразить мнение, - говорит он же, - что если нет надежды на значительное улучшение положения большей части человеческой семьи; если правда, что рост знания, дающий в результате приобретение большей власти над природой, и даваемые властью богатства ничем не изменят напряженности нужды и ее распространения со всем сопровождающим ее физическим и моральным вырождением в массах народа, я радостно приветствовал бы приближение какой-нибудь услужливой кометы, которая, смыв долой всю эту историю, положила бы ей желательный конец". "Этот союз бедности с прогрессом, - заметил Генри Джордж, - есть великая загадка нашего времени. Это центральный факт, из которого вытекают те промышленные, общественные и политические затруднения, которые спутывают мир и с которыми тщетно борются государственные люди, филантропы и педагоги. От него подымаются те тучи, которые застилают собою будущее самых прогрессивных и независимых наций. Это загадка, которую сфинкс судьбы задал нашей цивилизации и не разгадать которой значит погибнуть. До тех пор, пока весь рост богатства, который называется материальным прогрессом, будет уходить лишь на образование огромных состояний, на увеличение роскоши и усиление контраста между Домом Изобилия и Домом Нужды, до тех пор прогресс не может считаться действительным и прочным". Реакция должна наступить. Необходимо обновить движущие силы цивилизации, ввести в жизнь новые факторы, помимо знания. Наука, обещавшая, самостоятельно воссоздать на земле царство высшей правды и равноправности, с этой стороны должна быть признана банкротом. Вместо того чтобы, объединившись под начальством неба, вести борьбу против общего врага - царства тьмы и неправды, люди со знаменем науки в руках борются из-за добычи. Основным девизом жизни стало: "кто кого может, тот того и гложет". Как сказано в Библии об Измаиле: "руки одного на всех и всех на одного" (Быт. 16, 12). Каждый за себя и для себя, то есть всеобщая вражда, взаимное недоверие, раздражение, озлобление, и нигде покоя, справедливости, жалости и любви. Противник падает, тем лучше: в борьбе улучшается людская порода. Пощада - преступление, потому что приносит сильных в жертву слабым, а богатых духом и телом - ленивым и хилым, Миром движет, говорит наука, и над миром господствует суровый, неумолимый закон борьбы за существование. Логическим последствием подобного воззрения на жизнь, на факторы цивилизации является ницшеанство. Ницше - оригинальный, блестящий немецкий мыслитель, человек крупных, разносторонних дарований. Он критик, поэт, филолог и, наконец, философ. Основною темою его литературной философской деятельности служит ожесточенная, открытая борьба против христианства. Ницше думает, что зло современной жизни, все бедствия нашей цивилизации проистекают от того, что мы подчинились евангельским требованиям любви, кротости, милосердия. Перед человечеством, по его мнению, тогда только развернется блестящая перспектива, когда оно освободится от нравственных пут, наложенных на него Иисусом Христом. Предоставьте человеку полный простор, говорит Ницше; освободите его от пустых призраков совести, страстей - и вы поразитесь мощи проявленных им сил. Десятки, сотни, может быть, тысячи слабых людей погибнут, будут раздавлены в борьбе, но зато победитель, упившийся их потом и кровью, по трупам, как по ступеням, поднимется вверх и положит начало новой породе существ. Это будет уже не просто "человек", а "Uebermensch", "сверхчеловек". Философия Нищие есть завершение теории Дарвина. По Дарвину, вся длинная лестница живых существ, начиная от низшего организма и кончая высшим - человеком, представляет из себя непрерывную цепь перехода от одного вида к другому. Путем борьбы за существование, так как ртов всегда более, нежели пищи, организмы неустанно совершенствуются: выживают экземпляры только более сильные, наиболее приспособленные к борьбе, а остальные истребляются или сами вымирают за недостатком пищи. Всякое же случайное преимущество законов наследственности закрепляется за организмом. Веками накапливается у того или другого вида животных столько отличительных признаков, что образуется новый, более совершенный тип. С ним повторяется та же история. Естественный отбор более приспособленных к борьбе за жизнь и закон наследственности ни на минуту не прерывают свою работу. Совершенствуясь так, органический мир выработал наконец тип человека. Подобная теория (если даже оставить в стороне вопрос о справедливости или ошибочности основных ее положений) является недоказанною. Нищие взял на себя труд договорить ее, поставить точку над "i". Если человек длинною цепью вымерших видов соединяется непосредственно с обезьяною, произошел от нее, а обезьяна, в свою очередь, от других низших организмов, то почему мы останавливаемся на человеке? Не сейчас, не завтра, не через сто лет, но когда-нибудь должно явиться существо, еще более приспособленное к жизни, еще более совершенное, нежели человек. Провести человечество по этому пути, где в конце видятся титаны, полубоги, - это такая великая задача, думает Ницше, ради которой не стоит смущаться требованиями религии, морали, совести, долга. Чем больше совершится зла, тем более проявится сил, энергии, - тем скорее явится "сверхчеловек"... "Будьте тверды, - завещает Ницше своим ученикам, - не поддавайтесь жалости, состраданию, любви, давите слабых, подымайтесь по их трупам выше; вы дети высшей породы; ваш идеал - "сверхчеловек". Ужасная теория! Торжествуют не лучшие, а наиболее сильные и хищные. Добро, любовь и истина должны расступиться и дать дорогу насилию, бесстыдству и пороку. Дионисий - тиран сиракузский, Ирод Великий, Нерон, Цезарь Борджиа - вот выразители идей ницшеанства. Где же тут обещанное наукой счастье всех членов человеческой семьи, где торжество высших начал правды? Где всеобщий альтруизм? Почему наука с прогрессом материальным не несет улучшения нравов; почему не вырвет с корнем зло? Увы, это не ее дело. Причины зла - нравственного свойства, а наука бессильна против нравственного зла. Она может раздробить скалу, сплющить глыбу металла, но смягчить жесткое, черствое сердце ей не дано. Все ее громкие изобретения, слава нашего века, мелки по своему внутреннему назначению, ничтожны по целям, которым они служат. Служебная роль их сводится, большею частью, к содействию исключительно материальному прогрессу: увеличению власти человека над силами природы, накоплению богатств и внешних удобств жизни. Апостолы и философы, проповедуя братство народов и провозглашая права человека, успешно выполняли свою высокую миссию и без телеграфных и телефонных проводов; миллионы же проволок, паутиной охвативших в наши дни весь шар земной, служат по преимуществу биржевой плутне и газетной болтовне о политической игре нравственны лилипутов. Словом, знание, наука - то орудие, которое может быть и благотворно, и гибельно, смотря по тому, как мы пользуемся им. Наука, например, изобрела порох, и миролюбивый китаец, отделенный своею стеною от остального мира, целые века пользовался им для забавы, устраивал из него фейерверки [1]; а воинствующий европеец, с высоты своей культуры так презирающий отсталого китайца, к пороху добавил ружья, пушки и гранаты, тратит на выделку их миллиарды и, при посредстве изобретений Шварца, Шапсо, Бердана, Маузера, Лебедя, Мартини, Армстронга, Норденфельта, Гочкисса, Максима, Крупна и других, им же имя легион, истребляет миллионы своих братьев. Если сравнить количество пороха, динамита и пироксилина, потраченных при осадах и бомбардировках на разрушение мирных человеческих жилищ, с количеством тех же взрывчатых веществ, употребляемых на улучшение путей сообщения в целях мирных сближений народов: на прорытие туннелей, на расширение узких горных проходов, на устранение опасных подводных скал, камней и рифов, то, с точки зрения нравственного развития человечества, какой грустный аттестат придется выдать культурной Европе! Одно научное просвещение само по себе даст лишь дрессировку разума, и если человек по своей природе хищная личность, то образование только изощряет ему зубы, оттачивает когти. Разум служит для подготовки и обработки почвы, завоеванной другими силами. Разум - сила исполнительная, а власть законодательная, сила руководящая принадлежит сердцу. Евангелие девятнадцатых веков тому назад провозгласило: "из сердца исходят помышления злые и благие". Божественный сердцеведец, Христос Спаситель, первый указал миру, что единственный источник общественной жизни есть дух человека и что чем он совершеннее, тем совершеннее будет и все, им созданное. Если вы хотите, чтобы изменилась окружающая вас жизнь, говорит христианство, - изменитесь сами, воспитайте ваше сердце. Братская, любовная жизнь, Царство Божие на земле возможны; только их надо искать не где-нибудь вокруг, не в чем-нибудь внешнем, а внутри себя, в своем сердце. Сердце же не область влияния науки, а царство религии. Внешним механическим путем нельзя вдохнуть силы в нравственную природу человека. Наука не может заставить человека изменить свою волю. Страхом или принуждением можно заставить его отказаться от дурного действия, но не от дурной воли, которая есть движение внутреннее, не подверженное внешней силе. Нравственное обновление человека обусловливается добровольным подчинением силе, обладающей такою привлекательностью, которая обязывает совесть, глубоко волнует чувствования и склонности, вызывает к деятельности все, что есть доброго в них, и дает возможность торжествовать над низшими. Такою силою для человечества может быть только евангельская религия. Евангелие, говоря нам о Боге как о Совершенной Любви и Абсолютной Правде, о Его отношении к миру и о наших обязанностях к нему, наполняет нашу душу благоговейным поклонением Высшему Существу, будит в нас стремление стать достойными Его любви, вызывает покорность Его заповедям как непреложному нравственному закону. Христианство, и оно одно только, во имя Высшей Святости, которая есть Сам Бог, неустанно побуждает человека идти все вперед и вперед в нравственном росте. Отсюда общий вывод такой. Высший универсальный идеал всего человечества - идеал, указанный Евангелием: Царство Божие. Путь к осуществлению его - нравственное обновление всей духовной природы человека, выработка им христианского мировоззрения, воспитание воли в духе евангельской любви и правды. Движущею силою на этом пути служит религия. Подобный вывод никоим образом не может считаться унизительным для науки, и ей нет оснований оспаривать его. У науки своя специальная сфера деятельности, также весьма почтенная, каждый успех в которой является в своем роде также крупным благодеянием для человечества. Эти обе области - и область влияния религии, и область влияния науки - при надлежащем понимании дела отнюдь не оказываются между собою в противоречии: они дополняют одна другую. И если между представителями религии и представителями науки бывают столкновения, то это объясняется печальным недоразумением: неумением разобраться в границах своей компетентности, желанием вторгнуться в чужие пределы. Есть средневековый рассказ о двух рыцарях, которые бились на поединке смертным боем, обвиняя друг друга в явной, как им каждому казалось, неправде. Они спорили о цвете щита: один говорил, что щит белый; другой утверждал, что щит голубой. Спор разгорелся и кончился поединком, а правы были оба. Щит с двух сторон был окрашен в разную краску: одна в голубую, другая в белую.

Спор между представителями науки и религии объясняется подобным же недоразумением. И наука, и религия имеют дело с одним и тем же предметом: с огромным мировым организмом в его целом и, в частности, с человеком, который среди беспредельной вселенной представляет из себя как бы особый, выделенный, в себе замкнутый мирок. Отвечая запросам нашего ума и сердца, наука и религия с двух разных сторон освещают перед нами загадку миробытия. Наука определяет вечные, незыблемые законы, по которым идет жизнь вселенной; открывает и подчиняет человеческому разуму все новые и новые силы природы, устанавливает степень внешней, физической зависимости человека от окружающей его среды; говоря короче, наука задается целью дать возможно полный ответ на вопрос: как мир живет? У религии иная задача; она отвечает на вопрос: как человеку в мире жить? В какие отношения он должен стать к миру и к Тому, Кто выше мира? Законник спрашивал Иисуса Христа: "Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" С этим же вопросом и каждый христианин обращается к религии, установленной Спасителем, твердо веруя, что он найдет не только нужный ему ответ в евангельском учении, но и приобретет в тесном, живом молитвенном единении с Богом нравственные силы, необходимые для того, чтобы в каждом отдельном поступке, чувстве и слове таился вечный смысл, дающий право жить.

Иисус Христос в Евангелии от Луки говорит: "чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, которую женщина, взявши, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё" (13, 20-21). Говоря в духе этой притчи, следует прибавить, что религия Христа необходима человечеству, как закваска для муки, и пока люди не проникнутся все духом евангельским, христианство ничем заменить нельзя. На это, может быть, возразят, что существует значительное число людей с высшими мотивами поведения и чистой, как кристалл, жизнью, которые тем не менее вполне открыто выражают свое неверие в религиозные учения, в корне отрицают их влияние на свою жизнь и на поведение. Типичным представителем таковых может служить знаменитый французский ученый Литтре, "этот святой, не верующий в Бога", как его метко охарактеризовал другой французский писатель - Каро. Каким же образом, спросят, примирить эти факты с нашим представлением о религии, как центре всех жизненных сил, двигающих и перестраивающих современный общественный мир? Объяснение весьма несложно. Христианская религия за девятнадцать веков своего существования наложила на длинный ряд поколений, на их законы и учреждения, на их умственное и нравственное воспитание, на их образ мысли вообще сильный и неизгладимый след. Мы все, каковы бы ни были наши религиозные взгляды, мы все бессознательно находимся под ее влиянием на каждом шагу, в каждую минуту нашей жизни. Значительная часть идей, впервые возвещенных миру христианством, стала теперь общим достоянием, и противники христианства всем, чем они по справедливости гордятся, обязаны целиком Евангелию, хотя они и не сознаются в этом. Но пусть тучи закрывают солнце, дневной свет, окружающий нас, все же не самобытен, а только результат сокрытого от нас светила. Когда же тучи рассеются, тогда небо просветлеет, засияет во всей красе, солнце будет лить потоки тепла и света, настанет ясный, ликующий день. Но когда все это будет? Ответ дать никто не может.

На вопрос, когда наступит этот час, Великий Учитель увещевает людей всеми своими силами работать для скорейшего наступления его. И другого ответа не может быть. Сказать людям, когда наступит день и час Царства Божия, никто не может, потому что наступление этого часа ни от кого другого не зависит, как от них самих. "Ответ тот же, - говорит один известный мыслитель, - как ответ того мудреца, который на вопрос прохожего: "далеко ли до города?" отвечал: "иди". Как мы можем знать, далеко ли до той цели, к которой приближается человечество, когда мы не знаем, как будет подвигаться к этой цели человечество, от которого зависит, идти или не идти, остановиться, умерить свое движение или усилить его. Все, что мы можем знать, это то, что мы, составляющие человечество, должны делать и чего должны не делать для того, чтобы наступило это Царство Божие; а это мы все знаем. Евангелие ясно говорит. И стоит перестать делать то, что мы не должны делать; только каждому начать делать то, что мы должны делать; стрит только каждому из нас жить всем тем светом, который есть в нас, для того, чтобы тотчас же настало то обещанное Царство Божие, к которому влечется сердце каждого человека". Достижение Царства Божия есть дело Богочеловеческое, следствие принятия, усвоения человеком правды Божией, возвещенной людям Иисусом Христом. Насколько человек в сердце приблизится к Богу, настолько ближе к человеку станет Божие Царство. Наступление Царства Божия, поскольку оно зависит от человека, обусловливается, стало быть, христианским воспитанием воли, воспитанием ее в духе евангельской любви и правды. Кольб. "История культуры", с. 77-78: "китайцы были знакомы с порохом, но никогда не имели огнестрельного оружия". Пешель. "Народоведение", с. 372: "китайцы знали порох ранее европейцев, употребляли его только на фейерверки" ^

II. Христианское воспитание воли

Впрочем, наука, может быть, сильна иными средствами создать человечеству светлую будущность? Уясняя законы, по которым существует вселенная, открывая средства воздействия на силы, заложенные в материю, наука дает нам громадную власть над природой. Было время, когда человек трепетал пред каждым грозным явлением природы; теперь он властелин ее.Если бы люди древнего мира, созерцая будущее, могли представить, что делает теперь наука, они решили бы, что наступил тот золотой век, о котором всегда мечтали их поэты. Но при всех этих завоеваниях ума, обетованная земля по-прежнему бежит перед нами, подобно миражу. Глубокое невежество народных масс, чрезмерное труженичество, вопиющая нищета рядом с праздностью и расточительностью чувствуются не менее болезненно и в веке электричества и пара, чем в век грубого варварства. "Богадельни и тюрьмы такие же обычные спутники научного прогресса, - говорит Генри Джордж, - как и роскошные дворцы и великолепные магазины. В шумных столицах, на улицах, залитых асфальтом и озаренных электрическими солнцами, мы, как и везде, встречаем истомленные, хмурые, злобные лица. Среди наибольшего скопления богатства люди умирают с голоду и болезненные дети сосут иссохшие груди своих матерей. Всюду жажда наживы и поклонение богатству указывают на силу страха перед нуждой. Трагизм евангельской притчи о богатом и Лазаре не утратил своей жгучести и доселе". "Что пользы человеку-Прометею в том, что он добыл огонь с неба и сделал его своим слугою, что ему повинуются духи земли и воздуха, - спрашивает известный ученый Гэксли, - если коршун надежды вечно будет раздирать его внутренности и держать его на волоске от полного разрушения?" "Я не боюсь выразить мнение, - говорит он же, - что если нет надежды на значительное улучшение положения большей части человеческой семьи; если правда, что рост знания, дающий в результате приобретение большей власти над природой, и даваемые властью богатства ничем не изменят напряженности нужды и ее распространения со всем сопровождающим ее физическим и моральным вырождением в массах народа, я радостно приветствовал бы приближение какой-нибудь услужливой кометы, которая, смыв долой всю эту историю, положила бы ей желательный конец". "Этот союз бедности с прогрессом, - заметил Генри Джордж, - есть великая загадка нашего времени. Это центральный факт, из которого вытекают те промышленные, общественные и политические затруднения, которые спутывают мир и с которыми тщетно борются государственные люди, филантропы и педагоги. От него подымаются те тучи, которые застилают собою будущее самых прогрессивных и независимых наций. Это загадка, которую сфинкс судьбы задал нашей цивилизации и не разгадать которой значит погибнуть. До тех пор, пока весь рост богатства, который называется материальным прогрессом, будет уходить лишь на образование огромных состояний, на увеличение роскоши и усиление контраста между Домом Изобилия и Домом Нужды, до тех пор прогресс не может считаться действительным и прочным". Реакция должна наступить. Необходимо обновить движущие силы цивилизации, ввести в жизнь новые факторы, помимо знания. Наука, обещавшая, самостоятельно воссоздать на земле царство высшей правды и равноправности, с этой стороны должна быть признана банкротом. Вместо того чтобы, объединившись под начальством неба, вести борьбу против общего врага - царства тьмы и неправды, люди со знаменем науки в руках борются из-за добычи. Основным девизом жизни стало: "кто кого может, тот того и гложет". Как сказано в Библии об Измаиле: "руки одного на всех и всех на одного" (Быт. 16, 12). Каждый за себя и для себя, то есть всеобщая вражда, взаимное недоверие, раздражение, озлобление, и нигде покоя, справедливости, жалости и любви. Противник падает, тем лучше: в борьбе улучшается людская порода. Пощада - преступление, потому что приносит сильных в жертву слабым, а богатых духом и телом - ленивым и хилым, Миром движет, говорит наука, и над миром господствует суровый, неумолимый закон борьбы за существование. Логическим последствием подобного воззрения на жизнь, на факторы цивилизации является ницшеанство. Ницше - оригинальный, блестящий немецкий мыслитель, человек крупных, разносторонних дарований. Он критик, поэт, филолог и, наконец, философ. Основною темою его литературной философской деятельности служит ожесточенная, открытая борьба против христианства. Ницше думает, что зло современной жизни, все бедствия нашей цивилизации проистекают от того, что мы подчинились евангельским требованиям любви, кротости, милосердия. Перед человечеством, по его мнению, тогда только развернется блестящая перспектива, когда оно освободится от нравственных пут, наложенных на него Иисусом Христом. Предоставьте человеку полный простор, говорит Ницше; освободите его от пустых призраков совести, страстей - и вы поразитесь мощи проявленных им сил. Десятки, сотни, может быть, тысячи слабых людей погибнут, будут раздавлены в борьбе, но зато победитель, упившийся их потом и кровью, по трупам, как по ступеням, поднимется вверх и положит начало новой породе существ. Это будет уже не просто "человек", а "Uebermensch", "сверхчеловек". Философия Нищие есть завершение теории Дарвина. По Дарвину, вся длинная лестница живых существ, начиная от низшего организма и кончая высшим - человеком, представляет из себя непрерывную цепь перехода от одного вида к другому. Путем борьбы за существование, так как ртов всегда более, нежели пищи, организмы неустанно совершенствуются: выживают экземпляры только более сильные, наиболее приспособленные к борьбе, а остальные истребляются или сами вымирают за недостатком пищи. Всякое же случайное преимущество законов наследственности закрепляется за организмом. Веками накапливается у того или другого вида животных столько отличительных признаков, что образуется новый, более совершенный тип. С ним повторяется та же история. Естественный отбор более приспособленных к борьбе за жизнь и закон наследственности ни на минуту не прерывают свою работу. Совершенствуясь так, органический мир выработал наконец тип человека. Подобная теория (если даже оставить в стороне вопрос о справедливости или ошибочности основных ее положений) является недоказанною. Нищие взял на себя труд договорить ее, поставить точку над "i". Если человек длинною цепью вымерших видов соединяется непосредственно с обезьяною, произошел от нее, а обезьяна, в свою очередь, от других низших организмов, то почему мы останавливаемся на человеке? Не сейчас, не завтра, не через сто лет, но когда-нибудь должно явиться существо, еще более приспособленное к жизни, еще более совершенное, нежели человек. Провести человечество по этому пути, где в конце видятся титаны, полубоги, - это такая великая задача, думает Ницше, ради которой не стоит смущаться требованиями религии, морали, совести, долга. Чем больше совершится зла, тем более проявится сил, энергии, - тем скорее явится "сверхчеловек"... "Будьте тверды, - завещает Ницше своим ученикам, - не поддавайтесь жалости, состраданию, любви, давите слабых, подымайтесь по их трупам выше; вы дети высшей породы; ваш идеал - "сверхчеловек". Ужасная теория! Торжествуют не лучшие, а наиболее сильные и хищные. Добро, любовь и истина должны расступиться и дать дорогу насилию, бесстыдству и пороку. Дионисий - тиран сиракузский, Ирод Великий, Нерон, Цезарь Борджиа - вот выразители идей ницшеанства. Где же тут обещанное наукой счастье всех членов человеческой семьи, где торжество высших начал правды? Где всеобщий альтруизм? Почему наука с прогрессом материальным не несет улучшения нравов; почему не вырвет с корнем зло? Увы, это не ее дело. Причины зла - нравственного свойства, а наука бессильна против нравственного зла. Она может раздробить скалу, сплющить глыбу металла, но смягчить жесткое, черствое сердце ей не дано. Все ее громкие изобретения, слава нашего века, мелки по своему внутреннему назначению, ничтожны по целям, которым они служат. Служебная роль их сводится, большею частью, к содействию исключительно материальному прогрессу: увеличению власти человека над силами природы, накоплению богатств и внешних удобств жизни. Апостолы и философы, проповедуя братство народов и провозглашая права человека, успешно выполняли свою высокую миссию и без телеграфных и телефонных проводов; миллионы же проволок, паутиной охвативших в наши дни весь шар земной, служат по преимуществу биржевой плутне и газетной болтовне о политической игре нравственны лилипутов. Словом, знание, наука - то орудие, которое может быть и благотворно, и гибельно, смотря по тому, как мы пользуемся им. Наука, например, изобрела порох, и миролюбивый китаец, отделенный своею стеною от остального мира, целые века пользовался им для забавы, устраивал из него фейерверки [1]; а воинствующий европеец, с высоты своей культуры так презирающий отсталого китайца, к пороху добавил ружья, пушки и гранаты, тратит на выделку их миллиарды и, при посредстве изобретений Шварца, Шапсо, Бердана, Маузера, Лебедя, Мартини, Армстронга, Норденфельта, Гочкисса, Максима, Крупна и других, им же имя легион, истребляет миллионы своих братьев. Если сравнить количество пороха, динамита и пироксилина, потраченных при осадах и бомбардировках на разрушение мирных человеческих жилищ, с количеством тех же взрывчатых веществ, употребляемых на улучшение путей сообщения в целях мирных сближений народов: на прорытие туннелей, на расширение узких горных проходов, на устранение опасных подводных скал, камней и рифов, то, с точки зрения нравственного развития человечества, какой грустный аттестат придется выдать культурной Европе! Одно научное просвещение само по себе даст лишь дрессировку разума, и если человек по своей природе хищная личность, то образование только изощряет ему зубы, оттачивает когти. Разум служит для подготовки и обработки почвы, завоеванной другими силами. Разум - сила исполнительная, а власть законодательная, сила руководящая принадлежит сердцу. Евангелие девятнадцатых веков тому назад провозгласило: "из сердца исходят помышления злые и благие". Божественный сердцеведец, Христос Спаситель, первый указал миру, что единственный источник общественной жизни есть дух человека и что чем он совершеннее, тем совершеннее будет и все, им созданное. Если вы хотите, чтобы изменилась окружающая вас жизнь, говорит христианство, - изменитесь сами, воспитайте ваше сердце. Братская, любовная жизнь, Царство Божие на земле возможны; только их надо искать не где-нибудь вокруг, не в чем-нибудь внешнем, а внутри себя, в своем сердце. Сердце же не область влияния науки, а царство религии. Внешним механическим путем нельзя вдохнуть силы в нравственную природу человека. Наука не может заставить человека изменить свою волю. Страхом или принуждением можно заставить его отказаться от дурного действия, но не от дурной воли, которая есть движение внутреннее, не подверженное внешней силе. Нравственное обновление человека обусловливается добровольным подчинением силе, обладающей такою привлекательностью, которая обязывает совесть, глубоко волнует чувствования и склонности, вызывает к деятельности все, что есть доброго в них, и дает возможность торжествовать над низшими. Такою силою для человечества может быть только евангельская религия. Евангелие, говоря нам о Боге как о Совершенной Любви и Абсолютной Правде, о Его отношении к миру и о наших обязанностях к нему, наполняет нашу душу благоговейным поклонением Высшему Существу, будит в нас стремление стать достойными Его любви, вызывает покорность Его заповедям как непреложному нравственному закону. Христианство, и оно одно только, во имя Высшей Святости, которая есть Сам Бог, неустанно побуждает человека идти все вперед и вперед в нравственном росте. Отсюда общий вывод такой. Высший универсальный идеал всего человечества - идеал, указанный Евангелием: Царство Божие. Путь к осуществлению его - нравственное обновление всей духовной природы человека, выработка им христианского мировоззрения, воспитание воли в духе евангельской любви и правды. Движущею силою на этом пути служит религия. Подобный вывод никоим образом не может считаться унизительным для науки, и ей нет оснований оспаривать его. У науки своя специальная сфера деятельности, также весьма почтенная, каждый успех в которой является в своем роде также крупным благодеянием для человечества. Эти обе области - и область влияния религии, и область влияния науки - при надлежащем понимании дела отнюдь не оказываются между собою в противоречии: они дополняют одна другую. И если между представителями религии и представителями науки бывают столкновения, то это объясняется печальным недоразумением: неумением разобраться в границах своей компетентности, желанием вторгнуться в чужие пределы. Есть средневековый рассказ о двух рыцарях, которые бились на поединке смертным боем, обвиняя друг друга в явной, как им каждому казалось, неправде. Они спорили о цвете щита: один говорил, что щит белый; другой утверждал, что щит голубой. Спор разгорелся и кончился поединком, а правы были оба. Щит с двух сторон был окрашен в разную краску: одна в голубую, другая в белую. Спор между представителями науки и религии объясняется подобным же недоразумением. И наука, и религия имеют дело с одним и тем же предметом: с огромным мировым организмом в его целом и, в частности, с человеком, который среди беспредельной вселенной представляет из себя как бы особый, выделенный, в себе замкнутый мирок. Отвечая запросам нашего ума и сердца, наука и религия с двух разных сторон освещают перед нами загадку миробытия. Наука определяет вечные, незыблемые законы, по которым идет жизнь вселенной; открывает и подчиняет человеческому разуму все новые и новые силы природы, устанавливает степень внешней, физической зависимости человека от окружающей его среды; говоря короче, наука задается целью дать возможно полный ответ на вопрос: как мир живет? У религии иная задача; она отвечает на вопрос: как человеку в мире жить? В какие отношения он должен стать к миру и к Тому, Кто выше мира? Законник спрашивал Иисуса Христа: "Учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" С этим же вопросом и каждый христианин обращается к религии, установленной Спасителем, твердо веруя, что он найдет не только нужный ему ответ в евангельском учении, но и приобретет в тесном, живом молитвенном единении с Богом нравственные силы, необходимые для того, чтобы в каждом отдельном поступке, чувстве и слове таился вечный смысл, дающий право жить.Иисус Христос в Евангелии от Луки говорит: "чему уподоблю Царствие Божие? Оно подобно закваске, которую женщина, взявши, положила в три меры муки, доколе не вскисло всё" (13, 20-21). Говоря в духе этой притчи, следует прибавить, что религия Христа необходима человечеству, как закваска для муки, и пока люди не проникнутся все духом евангельским, христианство ничем заменить нельзя. На это, может быть, возразят, что существует значительное число людей с высшими мотивами поведения и чистой, как кристалл, жизнью, которые тем не менее вполне открыто выражают свое неверие в религиозные учения, в корне отрицают их влияние на свою жизнь и на поведение. Типичным представителем таковых может служить знаменитый французский ученый Литтре, "этот святой, не верующий в Бога", как его метко охарактеризовал другой французский писатель - Каро. Каким же образом, спросят, примирить эти факты с нашим представлением о религии, как центре всех жизненных сил, двигающих и перестраивающих современный общественный мир? Объяснение весьма несложно. Христианская религия за девятнадцать веков своего существования наложила на длинный ряд поколений, на их законы и учреждения, на их умственное и нравственное воспитание, на их образ мысли вообще сильный и неизгладимый след. Мы все, каковы бы ни были наши религиозные взгляды, мы все бессознательно находимся под ее влиянием на каждом шагу, в каждую минуту нашей жизни. Значительная часть идей, впервые возвещенных миру христианством, стала теперь общим достоянием, и противники христианства всем, чем они по справедливости гордятся, обязаны целиком Евангелию, хотя они и не сознаются в этом. Но пусть тучи закрывают солнце, дневной свет, окружающий нас, все же не самобытен, а только результат сокрытого от нас светила. Когда же тучи рассеются, тогда небо просветлеет, засияет во всей красе, солнце будет лить потоки тепла и света, настанет ясный, ликующий день. Но когда все это будет? Ответ дать никто не может.На вопрос, когда наступит этот час, Великий Учитель увещевает людей всеми своими силами работать для скорейшего наступления его. И другого ответа не может быть. Сказать людям, когда наступит день и час Царства Божия, никто не может, потому что наступление этого часа ни от кого другого не зависит, как от них самих. "Ответ тот же, - говорит один известный мыслитель, - как ответ того мудреца, который на вопрос прохожего: "далеко ли до города?" отвечал: "иди". Как мы можем знать, далеко ли до той цели, к которой приближается человечество, когда мы не знаем, как будет подвигаться к этой цели человечество, от которого зависит, идти или не идти, остановиться, умерить свое движение или усилить его. Все, что мы можем знать, это то, что мы, составляющие человечество, должны делать и чего должны не делать для того, чтобы наступило это Царство Божие; а это мы все знаем. Евангелие ясно говорит. И стоит перестать делать то, что мы не должны делать; только каждому начать делать то, что мы должны делать; стрит только каждому из нас жить всем тем светом, который есть в нас, для того, чтобы тотчас же настало то обещанное Царство Божие, к которому влечется сердце каждого человека". Достижение Царства Божия есть дело Богочеловеческое, следствие принятия, усвоения человеком правды Божией, возвещенной людям Иисусом Христом. Насколько человек в сердце приблизится к Богу, настолько ближе к человеку станет Божие Царство. Наступление Царства Божия, поскольку оно зависит от человека, обусловливается, стало быть, христианским воспитанием воли, воспитанием ее в духе евангельской любви и правды. Кольб. "История культуры", с. 77-78: "китайцы были знакомы с порохом, но никогда не имели огнестрельного оружия". Пешель. "Народоведение", с. 372: "китайцы знали порох ранее европейцев, употребляли его только на фейерверки" ^Часть 1"Царство Божие внутрь вас есть". (Лк. 17, 21). "Царство Божие силою берется и употребляющие усилие восхищают его". (Мф. 11,12). Человек - существо в высшей степени сложное. Он рождается и живет со множеством влечений и потребностей, разнообразных как со стороны их качества, так и со стороны интенсивности их проявления. Есть потребности телесные, физиологические и есть потребности духовные: умственные, эстетические и моральные. Удовлетворение первых создает жизнь растительную, животную, жизнь без духовных запросов, без идеала, без высоких стремлений, в строгом смысле даже не жизнь, а прозябание. Это грубая, низшая форма жизни. Удовлетворение умственных способностей дает человеку возможность ориентироваться в жизни. При посредстве науки, своим пытливым умом человек с каждым новым поколением все лучше и лучше познает вселенную, арену своей деятельности; вернее определяет свои способности и делается искуснее в управлении силами природы. Но это еще не все. Человек - не зритель только совершающейся перед ним мировой драмы. Он действующее лицо, непосредственный участник ее. Вопрос, как он воспользуется познанными силами, какую роль изберет себе: роль благородного героя, самоотверженного труженика на общее благо, пустого пошляка, или черствого эгоиста, - вопрос серьезный, роковой. Сознание долга само по себе еще не дает силы его исполнить. Источник всех действий человека есть его воля, и для того, чтобы человек действительно стал на осознанный им разумный, верный путь жизни, недостаточно признания ума, а нужен подвиг, внутреннее движение воли. Удовлетворите должным образом потребностям сердца; дайте сердцу такую задачу, которая бы пленяла, чаровала его; поставьте перед ним идеал, который одним бы только обаянием своего величия покорил волю человека - и вы получите жизнь такою, какою она должна быть и может быть. Ненормальность окружающей нас жизни, мрачный и безотрадный фон ее объясняются исключительно пренебрежением к потребностям сердца, являются результатом испорченной, злой воли человека. Поэтому думалось бы, что наука о правильном воспитании воли должна иметь у нас самое широкое применение, как основная наука жизни. Между тем, "удивительнее всего то, - говорит один французский писатель, - что люди сознают потребности в учителях и знаниях во всем остальном; там они прилагают известные старания; только науку жизни они не изучают и не хотят изучать". Посмотрите, как родители заботятся о физическом и умственном развитии детей и как мало думают, болеют сердцем об их нравственном воспитании. Сколько внимания, тревог и попечений в одном отношении и какое удивительное равнодушие, бесстрастное спокойствие в другом! Следят за всякой открытой форточкой в детских комнатах; тщательно охраняют детей от малейшей сырости и едва заметного сквозняка; по часам, как лекарство, дают им пищу и укладывают спать, настораживаются при чуть слышных в детских хрипоте и кашле; с тревогой следят за легким повышением температуры у ребенка. Начинают дети учиться - к их услугам всевозможные премированные учебные пособия, усовершенствованные приемы обучения; гувернеры, гувернантки, репетиторы, сами родители следят за каждым приготовлением урока.