В самом деле, благословение, которым Господь осенил учеников Своих, возносясь на Небо, как будто сообщило совершенно новое направление их уму и сердцу. Утешитель, которого прежде так мало ожидали, сделался единственным предметом их мыслей и желаний. Никто и не думал оставлять Иерусалим, даже не расходились по домам, а пребывали все вместе. Всех было сто двадцать человек (в том числе и Пресвятая Дева), но душа была одна, сердце было одно. К крепкому единодушию присоединилась крепчайшая молитва. Несмотря на обещание Спасителя послать вскоре Святого Духа, они непрестанно молились о Его сошествии:

молились потому, что не считали себя достойными столь великого дара; ибо познали, что без молитвы не бывает ничего важного;

молились, поскольку самое стремление души к Святому Духу было уже чистейшей молитвой.

Когда апостолы таким образом, посредством единодушия и молитвы, неприметно для них самих, приближались и возвышались к Святому Духу, наступил пятидесятый день после иудейской пасхи, день весьма торжественный, для празднования которого многие из набожных иудеев стекались в Иерусалим со всего света. Предметом празднества было воспоминание синайского законодательства: ибо в пятидесятый день по исходе израильтян из Египта дан был им закон на горе Синайской, дан, как известно, среди громов, молний и бурь. Сверх того, в этот же самый день по закону приносились в жертву Богу начатки от жатвы, которая в Палестине оканчивается во время нашей весны.

Все иудеи по закону и усердию спешили во храм, но апостолы не сочли нужным идти в храм, оставленный навсегда самим Господом,-пребывали в своем домашнем храме. Но священный день не мог не возбудить в их сердце святых чувств. Воспоминание сошествия Божия на гору Синайскую невольно возбуждало надежду, не сойдет ли в этот же самый день и обещанный Утешитель. А та кая надежда еще более возжигала сердца молитвой. Сто двадцать чистейших голосов неслись к Небу! Сто двадцать чистейших сердец отверзлись для Утешителя! Огонь божественный уже начина, возгораться в них. Дух Святой уже подвигся в основании их существа; не мог долее скрывать невидимого Своего присутствия,- ц сила благодати, через молитву, пробилась сквозь силы видимой природы.

Вдруг услышали шум, какой бывает во время бури, от сильного порыва ветра. Шум происходил с неба, но вскоре проник и наполнил чистейшим веянием всю храмину, в которой находились ученики. В то же мгновение среди храмины, в воздухе появилось множество языков огненного цвета; носясь над головами учеников, они опустились на них и опочили. "Если бы,- говорит святитель Кирилл Иерусалимский,- кто увидел апостолов в это мгновение, то мог бы подумать, что на их главах огненные венцы" (Оглашение 17).

Бурное дыхание было ближайшим предвестием, а явление огнецветных языков-видимым знамением пришествия Святого Духа. Будучи Духом чистейшим, бестелесным, Он избрал чувственное знамение, чтобы тем ощутительнее явить Свое присутствие. "Ибо,- рассуждает святитель Григорий Богослов,- как Сын Божий явился на земле видимо, то и Духу Святому надлежало явиться видимо" (Беседа 44). Так и прежде, когда Он сходил на Иисуса Христа в Иордане, Он избрал знамением Своего явления образ голубицы.

Нет сомнения, что Дух Святой не напрасно избрал теперь эти а не другие знамения: у Премудрого ничего не бывает без цели. Какая же цель была? Огонь, по изъяснению отцов Церкви, выражал то действие, которое Дух Святой должен был произвести и в апостолах, сделав их пламенными ревнителями веры, и в целом мире, попалив терние нечестия. Языки выражали дар слова, сообщенный провозвестникам Евангелия. Огонь и буря показали, что законодательство Нового Завета ничем не хуже Ветхого, которое дано было среди огня и бури, а кротость огня, почивавшего на апостолах, в сравнении с жестокостью огня синайского, который сжигал и умерщвлял, являла, что Новый Завет исполнен милости и благодати, недостававших Ветхому.Бурное дыхание и видение огненных языков продолжалось недолго, может быть, несколько мгновений, но Дух Святой навсегда наполнил собою души и сердца апостолов. О, кто изобразит, какое дыхание, какой огонь был в этих сердцах! Как они очищались, претворялись, обожались! Это было истинно новое, лучшее творение! В это мгновение сделано более, нежели во все пребывание учеников с Иисусом Христом,-более дано, более принято. Можно сказать, что весь мир, сам Иисус Христос действием Святого Духа как бы преобразился теперь в уме апостолов: отныне они уже никого не знали по плоти, между тем как прежде Самого Иисуса Христа понимали по плоти (2 Кор. 5, 16). Может быть, если бы спросить самих апостолов об этом состоянии, то они сказали бы не более того, что сказал святой Павел о своем пребывании в раю:"в теле ли-не знаю, вне ли тела-не знаю: Бог знает" (2 Кор. 12,2)! За первым чудом последовало другое, большее. Умея до сих пор говорить только на одном природном языке - еврейском и притом на самом простом наречии его, галилейском, апостолы и прочие верующие вдруг начали говорить на всех известных тогда языках. Еще некому было слушать их, но они все говорили и не могли не говорить: Дух Святой двигал уста, а слова лились сами собой, как вода льется из источника. Так и у святого Давида, когда на него сходил Дух Святой, изливалось из сердца его слово благое, язык становился тростью книжника-скорописца (Пс. 44, 2). Каждый говорил то, что Дух Святой давал ему провещать; податель был один, а дары различны: море благодати, смотря по свойству сердец, так сказать, разлилось на источники-быстрые, медленные, шумные, тихие, более или менее глубокие, но во всех сердцах-живые, светлые.Апостолы вещали "о великих делах Божиих" (Деян. 2, 11),- то есть о беспримерных совершенствах Божиих, чудных делах Промысла, которые открылись теперь для них во всей полноте и свете. Кто бы не желал знать, что именно и как они вещали? Видеть, так сказать, первые опыты огненного вещания их? Но Промысл скрыл это от нас. Это было вещание для них самих, их благодарственная молитва. Для нас они начали вещать после, и вещание их пронеслось по всей вселенной (114, 84-88).Мы видели действие Духа Божия, слышали голоса людей духовных; посмотрим теперь на действия мира, вслушаемся в голоса людей плотских.Шум бурного дыхания, вероятно, слышен был не одними верующими, слышны были, конечно, на некоторое расстояние и голоса ста двадцати человек, которые гремели во славу Божию. Потому многие из иностранных иудеев, пришедших на праздник, немедленно стеклись к апостольской храмине.Все изумлялись, во-первых, тому, что слышали апостолов, славословящих Бога на языках иноземных, между тем как молитвы обыкновенно совершались на священном еврейском языке; во-вторых, тому, что никогда не слыхали о столь высоких истинах, о столь святых чувствах. Но всего более изумлялись оттого, что каждый-римлянин, грек, африканец, индус-слышал свой природный язык, тогда как каждому было известно, что говорившие были все галилеяне, люди совсем незнакомые с иностранными языками. От удивления переходили к ужасу, ибо все видели необыкновенное, слышали чудесное, а никто не мог объяснить того, что видели и слышали. "И все изумлялись и дивились, говоря между собою... что это значит?" (Деян. 2, 7, 12).