В общежитии же помимо того умеренного уединения, которое для нас необходимо и которое мы можем понести, есть еще и другая важная сторона - исполнение заповедей. Имея, как я уже сказал, некоторую возможность уединения и в то же время постоянно общаясь друг с другом, мы испытываем себя относительно того, как в нас действуют страсти (ведь в общении с людьми они выходят наружу), и, видя это действие страстей, можем вести с ними борьбу, можем их как-то в себе подавлять. Мы имеем возможность упражняться в исполнении заповедей.

С одной стороны, мы пользуемся некоторым уединением, потому что удалились от мирского образа жизни, с другой стороны, все-таки находимся среди людей. И вот это, так сказать, промежуточное состояние для нас, немощных, более всего и подходит, здесь мы как раз и видим, есть ли в нас самая главная христианская добродетель - любовь, которая, по выражению апостола Павла, является совокупностью всех совершенств (см. Кол.3:14), или ее у нас нет. Пусть нам весьма и весьма далеко до этой великой добродетели, но зато мы можем себя укорять и познавать свою немощь - и это само по себе уже много. Как сказал некий преподобный отец, исполнение заповедей учит человека видеть свою немощь. Это первое, что человек изучает и понимает в начале подвига: он убеждается, что исполнить заповеди еще не может, но, понуждая себя к тому, по крайней мере осознает свое бессилие. И здесь подстерегает нас новое искушение, опять же связанное с нашим воображением, с нашей мечтательностью, с нашей прелестью - мнением. Мы ищем каких-то великих добродетелей. Ищем любви самой возвышенной, самой полной, сильнейшей. Ждем, когда появится возможность совершить какие-то подвиги, сделать нечто чрезвычайное, подобное тому, о чем читаем в книгах, и при этом мы пренебрегаем обычными случаями, где можно проявить свою любовь к ближнему, где можно исполнить заповеди. Нам кажется: разве может настолько возвышенная добродетель, как любовь, проявляться, допустим, во время работы на кухне или бесстрастие, когда мы моем пол? Нам кажется, что это несовместимые вещи. А ведь именно в таких мелочах мы и обнаруживаем свое душевное состояние, именно здесь мы и исполняем или нарушаем заповеди. Может быть, никто никогда и не будет иметь каких-то особенных испытаний. А если и будет, то почему он думает, что выдержит их, если не выдержал испытаний незначительных?

Прояви свою любовь к ближнему тогда, когда, допустим, сестра в келии мешает тебе спать, - вот в этот момент и прояви свою любовь, а не жди, когда тебе придется идти на смерть, потому что этого, скорее всего, и не будет. Но нам житейские ситуации кажутся чем-то мелким, пустяковым, и мы постоянно поддаемся гневу, унынию, любоначалию, всем прочим страстям, и притом совершенно свободно, беспрепятственно, не оказывая никакого сопротивления, - под тем предлогом, что это все мелочь. Но вдруг когда-нибудь все же наступит тяжелое искушение, тяжкое испытание, и если я сейчас не в состоянии выдержать неприятной мне привычки того или иного человека, то как потом смогу выдержать серьезное испытание, как смогу полюбить настоящего врага? Конечно же, я тем более не смогу этого сделать.

Таким образом, жизнь в общежительном монастыре, с одной стороны, предоставляет человеку некоторое уединение, а с другой - возможность упражняться в исполнении заповедей именно в отношении друг друга. Трудно, когда ты находишься в уединении, понять, любишь ли ближнего. Это удел очень внимательных людей. Действительно, в безмолвии люди достигают большей любви, но нужно же видеть свою душу, а мы этого делать не умеем. Здесь нам помогают, как бы нехотя, наши братья или сестры. Как камушки, лежащие на берегу моря, сталкиваясь друг с другом, стачивают свои острые грани, так и мы, друг перед другом смиряясь, учимся друг друга любить, если, конечно, осознаем это и имеем такую цель. Если же пренебрегаем тем, что предоставил нам Промысел Божий, то есть этим умеренным уединением и ограниченным общением между собой, то можем еще больше озлобиться, впасть в нерадение, ропот, возмущение и постоянно оправдывать себя тем, что у нас что-то не так: или старцы плохие, или их нет, или нет уединения, и так далее. И пренебрегая тем, что имеем сейчас, мы мечтаем о том, чего никогда не получим и чего даже в древние, цветущие времена монашества никто никогда не получал по той причине, что и тогда человеку нужно было развиваться постепенно, восходя от меньшего преуспеяния, от меньших подвигов к большим.

Учредителем общежительных монастырей считается Пахомий Великий, живший в IV веке, в золотой век монашества. Он, видя жизнь преподобных отцов и отшельников, таких как Антоний и ему подобные, заметил, что не для многих возможно такое подвижническое жительство; и, желая приобщить к монашеству как можно большее число людей, стремящихся к нему, но имеющих некоторую душевную немощь, он, по откровению свыше, учредил общежительный монастырь. Как отшельничество было основано по откровению (его основателем считается Антоний Великий, так и общежительные монастыри основаны были Пахомием Великим по откровению. В настоящий момент, конечно, вряд ли можно найти человека, который вообще был бы способен к отшельнической жизни. Совершенно справедливо говорит преподобный Серафим Саровский, что монахи в монастырях борются с бесами, как с голубями, а пустынники - как со львами. И потому оставим свои пустые, детские, несбыточные мечты и будем заниматься конкретным делом, будем использовать предоставляемое нам уединение и ту возможность поупражняться в исполнении заповедей, которая также нам промыслительно предоставляется жизнью в общежительном монастыре. Не станем стремиться к чрезмерной любви, так чтобы выйти в мир и проповедовать Евангелие где-нибудь напротив городской мэрии, например, или у памятника Ленину, где обычно проходят митинги. Также не станем предаваться мечтам об особенном уединении - это уже другая крайность. Мы к нему не способны. Будем держаться той золотой середины между жизнью мирской и жизнью отшельнической, которая нам доступна, а потом Промысл Божий сам устроит нашу дальнейшую жизнь так, как более подходит для нашего спасения. Потому мы должны делать все от нас зависящее, а в остальном предаться на волю Божию, надеяться на Промысл Божий. Да сейчас, откровенно сказать, и мест, где можно уединиться, нет.

Вопрос. Батюшка, когда вместе живут два или три человека, то это ведь уже не отшельничество, но, наверное, не совсем и общежитие?

Ответ. Считается, что есть три образа монашеской жизни, которые спасительны. Первый - общежительный монастырь, где все живут вместе и у всех все общее; такое устроение святые отцы одобряют. Если живут вместе, но каждый питается отдельно и зарабатывает деньги на пропитание своими трудами, то это святыми отцами уже не одобряется, хотя с древних времен такой образ жизни существует и как-то теплится. Общежительный монастырь - это не только совместная жизнь, но и общее имущество, общее послушание, общий стол и так далее. Второй образ жизни - скитский, когда несколько человек живут вместе, обязательно под руководством старца. Очень важно, чтобы было руководство, потому что скит - все-таки уже наполовину безмолвнический образ жизни. Старец Василий Поляномерульский говорит, что скитский образ жизни - это не просто когда несколько человек живут вместе, а когда группа людей живет по два или три человека. Вот, скажем, собрались десять человек, и они селятся в домиках по два человека - не по одному, а по два, потому что если живут по одному и сходятся только раз в неделю, то это уже безмолвие.

Вопрос. А в скиту у Нила Сорского тоже по два человека жили?Ответ. Да. Василий Поляномерульский считает, что именно в этом и состоит скитский образ жизни. Это средний путь. Некоторые отцы считают его золотой серединой, как бы царским путем, самым лучшим, чтобы не уклоняться ни в суету, которая бывает в общежитии, ни в полное уединение. Но я все-таки думаю, что в наше время и это чрезвычайно трудно. А третий образ жизни - отшельнический. Конечно, надо признать, что большинство отцов высочайшего преуспеяния достигло именно в нем. Но к нему способны очень немногие. Самое главное - это духовное руководство. Есть такое замечательное изречение, очень мудрое, правильное: "Лучше жить с духовником на торговой площади, чем одному в пустыне". Между прочим, хотя Нил Сорский был сторонник скитского жительства, но его ученик возглавлял общежительный монастырь, значит, преподобный не отвергал этого образа жизни, не считал его каким-то неправильным. Как о наилучшем он говорил о среднем - скитском, но не отвергал и общежительного. В монастыре его ученика были такие же правила, такой же устав и то же отношение к умному деланию, как и в скиту Нила Сорского.Вопрос. Батюшка, Вы сказали, что послушание надо проходить правильно. А что значит проходить его правильно?Ответ. Это значит, во-первых, проходить его без ропота, со смирением, то есть не просто добросовестно исполнять свои обязанности, хотя и это важно, но искать повода для смирения, отсекать свою волю перед старшими сестрами, отсекать свою волю друг перед другом. С молитвой, конечно же, потому что без молитвы вообще ничего не должно делаться. Великая княгиня Анастасия, основательница Покровского монастыря в Киеве, говорила, что послушание без Иисусовой молитвы Богом не приемлется. Все надо делать с Иисусовой молитвой. Вот это и значит правильно проходить послушание. Самое главное - чтобы оно проходилось добросовестно и со смирением, и тогда это послушание будет уже духовным деланием, а не просто работой. Тем-то и отличаются монастырские труды от трудов в миру, даже если в миру это та же иконописная мастерская. Когда мы исполняем работу со смирением, с отсечением воли, когда мы постоянно друг другу уступаем и видим в этом отсечении своеволия подвиг, тогда пользу приносит любое послушание, будь то иконопись, просфорня, кухня или что другое.Вопрос. По мнению протоиерея Валентина Свенцицкого, в первые времена христианства такого понятия, как монастырь, не существовало, первые христиане все жили как монахи, были благодатные дары и ревность по Бозе действительно была великая. Впоследствии в Церкви началось обмирщение, и более ревностные стали уходить в монастыри, отсюда и произошло монашество.Ваше мнение на этот счет?Ответ. Прежде всего, я думаю, что это всего лишь его личное мнение. Святитель Игнатий (Брянчанинов) тоже считал, что монашество угасает. Во времена отца Валентина Свенцицкого - он погиб в 1928 году - монастырей-то уже не было, почти везде они были закрыты. Царила беспросветная тьма. И он понимал, что если она и закончится, то не скоро. Естественно, у него мог выработаться такой взгляд, что монашества уже не будет, хотя на самом деле прозорливые старцы предсказывали возрождение России. Например, отец Порфирий Глинский в XIX веке говорил о том, что в России люди, ослепленные блеском мирской славы, попрут веру, но потом восстанут неизвестные из народа и восставят попранное. Значит, должно наступить возрождение. А относительно того, что из себя будет представлять Церковь в последние времена, сказать трудно. Касательно монастырей: в том виде, какой монастыри имеют сейчас, в первое время христианства, в первом веке, их, наверное, не было. Но существует мнение Дионисия Ареопагита, Симеона Солунского, а может быть и других отцов, которых мы по невежеству своему не знаем, что монашество возникло еще во времена земной жизни Господа Иисуса Христа, что даже сами одежды монашеские учреждены Господом и все апостолы были монахами - в отношении не только образа жизни, но и внешнего вида. То есть некоторые монашеские одежды существовали с апостольских времен, а изменение их, добавление некоторых деталей, имеющих символическое значение, совершалось по откровению. Например, Пахомию Великому явился ангел и сказал, чтобы монахи одевались в то-то и то-то. Есть даже такое мнение, что монашествующие в своем внешнем виде подражают одежде Божией Матери: одеваются подобно тому, как одевалась Она.