III

Главное страдание ушедшего от Бога человека есть самолюбие. Безблагодатное страдание рождается в кругу неосиянной Богом любви, пре-любви.Любовь к неверной и ничтожной славе своей в мире,любовь к неверным и быстро преходящим ценностям,любовь к телесным наслаждениям и внешнему покою;эти три пре-любви человеческие, соединяясь в одном круге, откидывают в мир люциферианскую тень страха."Душа горделивая есть раба страха; будучи самоуверенной, она боится всякого шороха и даже теней" (Лествица, Сл. 21, гл. 4). "Боязливость есть уклонение от веры в ожидании неожиданностей" (гл. 2). - "Хотя все боязливые тщеславны, - говорит св. Иоанн Лествичник, - однако же не все небоязненные смиренномудры", "и разбойники, и гробокопатели не боятся" (гл. 6).Первую пре-любовь окружает страх бесславия, бесчестия или неполучения от людей желаемой чести. Это боязнь увидеть невнимание к себе, к своим способностям, талантам, совершенствам. В этом состоянии, как пьяницы вина, люди ищут одобрения себе и признания со стороны других людей, даже тех, к которым они совершенно равнодушны. Художник или политический деятель, свысока относящийся к "толпе" (себя из нее выделяющий), в то же время жадно ищет у этой толпы себе признания и поклонения, боясь не найти этого. От мнения других людей человек часто ставит в зависимость свою жизнь. Здесь одна из тяжких цепей общего рабства. Как идолы, одни люди постоянно ищут себе от других людей признания, почета, внимания и уважения. Не заботящиеся о славе Божией, остро заботятся о своей славе и чести. Различны степени и виды этого общечеловеческого, а лучше сказать, бесчеловечного вожделения, и страхов, с ним связанных. У правителей и политиков они выражаются в одном, у людей искусства в другом. В то время как истинные художники, литераторы и музыканты боятся только солгать в своем искусстве, не выразить его последней правды (таков страх и настоящих ученых), поверхностные деятели искусства боятся только неблагоприятной оценки своих произведений, отсутствия похвал и покупателей. Не поверхностной критики они боятся, а всякой критики, воспринимая ее как намеренное унижение их личности. Опьяненный страстью самолюбия и славолюбия становится врагом самому ценному и умному критику. Лишь возвышенное, бескорыстное ("аскетическое") отношение к искусству, обращение его на служение Богу, и Его правде в мире, сохраняет и спасает человеческую личность художника от разложения. Тончайшие ответвления славолюбия опускаются глубоко в подсознание человека, особенно находящегося, в силу своего дала, и наибольшей зависимости от мнения окружающих.Всегда человек зависит, в той или иной степени, от жизни других людей; но задача и цель человека в мире состоит как раз в том, чтобы переходить из низшего плана зависимости от людей в высший. Человек призван быть в зависимости не от случайных взглядов, настроений и пристрастий человеческих, а от подлинной судьбы всякого человека, от той глубины его жизненного пути, которая только начинается на земле. На пути своем в вечность всякий человек может быть поддержан и укреплен другим. Здесь наша истинная круговая порука, цепь светлой нашей зависимости друг от друга.Служение человеку (не его случайным мыслям, желаниям и слабостям) есть самая благородная и высшая форма зависимости от этого человека. Мы никогда не бываем независимыми в мире. Даже самая высшая форма презрения к окружающим, ницшеанская повесть о "сверхчеловеке", не появилась бы в мире, если бы не было этих "окружающих" автора и слушающих...Зависеть от людей, служа им во всех формах и на всех путях жизни, есть путь подлинной славы человека, славы в Боге и вечности. "Не нам, не нам, а Имени Твоему, Господи, даждь славу!" - вот путь истинной человеческой славы. Чего тогда устрашится человек? Всякое неуважение к себе со стороны других, даже бесчестие, он примет с чистой и кроткой совестью на путях своего посильного и искреннего служения всем. Живя в мире, этот человек свободен от первого, главного соблазна - от любви к ничтожной, неистинной славе.Искание этой славы змеится на многих устах и во многих глазах человеческих. Вдохновляют себя люди, на краткое время земной жизни, наркозом этой славы. "Пес, лижущий пилу, услаждается вкусом собственной крови, не понимая всего вреда, который он себе причиняет", - определяет св. Иоанн Лествичник тот вред, который люди приносят сами себе вожделевая неистинной славы в этом мире, забывая настоящую свою славу, приходящую только от Бога. И в области духовной, религиозной, человек не освобожден от искушения этой славы и страхов, с нею связанных. Здесь, в области самых высоких ценностей, дух славолюбия может приобрести особенно тонкое и неожиданно опасное выражение. Постоянное предупреждение, раздававшееся из уст Господа Иисуса Христа, книжникам и фарисеям, "садиться пониже" показывает, что в духовной области, не меньше, чем в другой, человек может легко найти пищу своему тщеславному "я", и устрашиться, что ненасытная природа этого "я" останется голодной и бедной. "Трубить пред собою", радоваться собою самим придуманной или миром подаренной славе, свойственно не только императорам, маршалам, политикам и художникам. Самая тонкая, по "гнилости" своей, слава подстерегает служителей Церкви, Божьих слуг, на их путях... Саломия, мать апостолов Иакова и Иоанна, устрашилась, что ее сыновья не получат в Царствии Божьем достаточно высокой (по-земному ею понимаемой) славы. Кланяясь Спасителю, она просила Его дать ее сыновьям место "по правую" и "по левую" Его сторону, когда придет Его Царство. "Не знаете, чего просите", - был ответ Спасителя, не только ей и своим ученикам, но и всем людям, боящимся не прославиться пред другими людьми этого мира.Другая пре-любовь, порождающая демонический страх, есть страсть к богатству, деньгам, имениям, вещам... "Корень всех зол есть сребролюбие", иначе сказать, ненасытное вожделение материального. Тут рождается один из самых острых страхов, терзающих человечество. Страх потерять или не приобрести. Они рождаются от убийственных для души чувств скупости и алчности. Скупые страшатся потерять то, что они имеют; оттого боятся поделиться кратковременным своим имуществом; алчные страшатся не воспользоваться возможностью, случаем и временем обогащения. "Время - деньги" - девиз алчного, написанный на его лице и на стене его конторы. Он не понимает, что не время является деньгами, а деньги являются сконденсированным, кристаллизированным временем, умножаемым в руках человека, для лучшего его посвящения Богу и ближнему. Через милостыню свою богатый умножает время своих молитв, своего добра, своей верности Богу. Чрез любовь материальная ценность становится и духовной ценностью. Время бесконечно дороже денег, и деньги имеют ценность лишь для знающего духовную тайну времени. Добро хотело бы все деньги обратить в любовь, умножить чрез это время любви. А зло хочет все земное время, данное людям для возрастания в Христовой любви, превратить в деньги. Оттого Промысел так устраивает в мире, что, когда денег, не обмененных людьми на добро и любовь, оказывается слишком много, они теряют свою ценность, и происходит так называемая "девальвация", сокращение денег, и время освобождается для любви. Но люди опять бросаются менять время на деньги, все снова и снова боясь "упустить время". Кружится, бежит, мечется человечество в погоне за деньгами, этими "призраками бытия", страшась не поспеть схватить наибольшее количество призраков... Войны в мире ведутся из-за наживы, из-за страха ее упустить или не приобрести. Войны - порождение этого страха. Война есть гораздо более дело страха, чем бесстрашия и мужества. Причины войн укоренены в метафизическом страхе народов, от которого они хотят закрыться мужеством войны. Страх настоящей или мнимой опасности так же ведет к пролитию крови, как страх отчаяния пред беспросветностью истории, лишенной света Вечности.Древний "золотой телец", принимающий все более "жидкую", даже невидимую ныне "атомическую" форму, устрашает страны и континенты своей немилостью к ним и бросает их друг на друга.Техника ускоряет производство материальных ценностей, ускоряя и процесс их уничтожения. Змея материального пожирает свой хвост. Хронос неблагодатного времени, обращаемого лишь в материальные ценности, уничтожает своих детей. Цивилизация, неуравновешенная и не скрепленная высшим смыслом жизни, ведет к гибели человечество, все более усложняет, затрудняет и разоряет свой собственный мир. Не желающее причащаться Тела и Крови Христовой, человечество пожирает свою собственную плоть и пьет свою кровь. Люди боятся истинных пророков, желающих оторвать его от этой автоантропофагии и призывают к себе ложных пророков и вождей, давая им всю власть над собой.Богатые боятся обеднеть. Бедные - пропустить удобное время захвата имущества богатых. Если сокровища накоплены, человек боится, не зная, куда их спрятать, - дом может сгореть, земля быть отнята, акции обесцениться, банк обанкротиться, несгораемый ящик - быть взломанным. Нет нигде и ни в чем уверенности. Более того, всюду полная неуверенность или верная гибель... Как раненый зверь, мечется человечество под грохоты своих бомбардировок, в зареве своих пожаров..."Все рушится и пропадает. Дом вещественный и дом душевный, построенные на песке безверия в Божественную Жизнь, обращаются в мусор..."Мое только то, что я отдал" (Св. Максим Исповедник) - эта мудрость, открывающая бессмертие, чужда духу мира. Чрез уста своих "пророков" и "мудрецов" мир все говорит и говорит: "Мое только то, что я не отдал", или то, "что я взял у другого". И все по-новому, в каждом поколении, верят люди этой, непрестанно опровергаемой каждой смертью человека, "истине". Судорожно прячет человек свой хлам, свой сор, но вырывается у него из рук этот хлам, этот сор и уничтожается. Жизнь исходит пеплом, молью, ржавчиной, гниением, разложением, взрывами, распоряжениями суровых властей.Получив полное удостоверение в жизненности и правдивости евангельской, многие люди все же не хотят ее видеть. Привыкнув к непрестанной потере всего, они заменяют бывшее свое имущество надеждой на будущее и живут, боясь расстаться с этой надеждой, с призраком призрака. Сребролюбец все продолжает в мире бояться "черного дня" и не страшится черной вечности."Боязливых же и неверных" - (Откр. 21, 8) - "участь в озере, горящем огнем и серою". Пророчество это, произнесенное любимым учеником Небесной Любви, есть откровение и о современном мире и человеке. Этот мир, с его уничтожаемыми ценностями, войнами и пожарами, есть в сущности "озеро, горящее огнем и серою". И участь боязливых и неверных (боязливых, от своей неверности Богу, и неверных от боязливости своей) - не иметь выхода из этого озера. Ибо выход из его "огня и серы" дает лишь Сказавший: "Я - Дверь"...Любовь к плоти другого человека и к своей плоти, и поставление ее слепых, природных и ниже природных велений центром своих интересов, есть новый океан человеческой бессмысленности, из которого истекают новые реки человеческих страхов.Любовь к себе и к своему телу, в истинном духе и разуме, не противоречит любви к Богу и к другому человеку. Мерилом любви к ближнему поставлена любовь человека к самому себе. Но человек утерял дух правильной любви к себе. Мало кто из людей любит себя по-настоящему, как храм Духа Святаго. Инстинкт борьбы за свое существование и наивысшее благо присущ не только всему организму человеческого тела, но и каждому из его чувств. Органы обоняния, осязания, зрения, слуха, вкуса - все чувства тела ищут приятного для себя плотского раздражения и опасаются раздражений неприятных. Эти процессы проходят в сознании и в подсознании человека.Если "сокровенный сердца человек" (Петр III. 4) не принял еще в себя Жизни, не загорелся и не согрелся ее огнем, он всегда находится под непрестанным воздействием велений и страхов своей плоти и проникается специфической "плотской" мудростью "века сего", духа истины не имеющей. Не соглашающийся жить Христовой верой, по законам Евангелия, человек делается существом более низким и менее чистым, чем любое из животных. Данное для высоких целей умножения земного (и небесного) рода "сынов Божьих" родовое средство обращается у человека неверного в ненасытный очаг ложноострых, а на самом деле тупых, и никогда человека не насыщающих переживаний, оставляющих в глубине человеческого сердца осадок, болезненную оскомину, страх и страдание. Утончая свою чувственную плотскую радость, в жизни и искусстве, человек думает, что "утончает свою жизнь". Но волна новых страхов и страданий разрушает и обессиливает призрачное его счастье, построенное на плоти. Человек чувственный боится за свое счастье, предчувствуя его мимолетность, и сердце его страдальчески ловит плотское счастье, как воздух - рыба, выброшенная на песок. Бесчисленные болезни, слабости, несовершенства, долгий, сравнительно с животными, период младенчества, созревания, старости и умирания держит человека все время в русле плотских страхов, ущербности и страданий. Эти страхи, как маяки, призываются вести человека к той истине, что он не только житель земли. В уразумении этого состоит вся печальная наука человечности."Как нельзя раз навсегда наполнить чрево, так нельзя и преодолеть боязнь. По мере возрастающего плача удаляется она, а по мере оскудения плача мы делаемся боязливыми", - говорит св. Иоанн Лествичник, имея в виду, конечно, не плач от страха, а благодатный плач от любви к Богу и молитвенный плач о своей неверности Ему. "Кто стал рабом Господним, тот будет бояться одного своего Владыки, а кто еще не боится Его - часто приходит в страх и от тени своей".Один из аргументов воинствующего неверия, созданный для опровержения религиозных переживаний, есть произведение религии от примитивных дикарских страхов. По этой теории, первобытный человек, пугаясь таинственных явлений природы, начал из чувства самосохранения обоготворять их и поклоняться этим явлениям, как богам; из таких дикарских страхов будто бы и родилась религия, обросшая потом классом жрецов-священников, начавших эксплуатировать религиозное чувство человечества, ради своего материального прибытка... Данная аргументация не только не объясняет религии, но она не объясняет и страха. Она объясняет только одно из примитивных переживаний человека в связи со страхом. Данное же явление метафизической порабощенности примитивного человека страхом свидетельствует не о том, что хочет из него вывести атеистическая теория, а о гораздо более глубоком явлении первобытной жизни человека; о нем была у нас речь в начале нашего исследования. В человеке существует целый ряд, целая клавиатура, пневматологически различных, между собой не схожих страхов. Начинаясь в сфере низкой, грубой, дисгармонической, душевное переживание, связанное со страхом, растворяется в высочайшей и тончайшей гармонии небесного мира.О каком страхе, будто бы породившем религию, говорит безбожие? Оно говорит о страхе самом низком и примитивном. Не из этого, конечно, жалкого, тупого и темного страха создались и вышли высочайшие переживания человечества, его чистые, светлые религиозные созерцания, постижения и деяния. Только лжерелигия, как и само безбожие, выходит из темного страха, так же как и из мрачного тупого бесстрашия. Светлая религия, religio - связь человека с Творцом рождается из высокого, чистого страха Божия и вводит человека в высшее, светлое бесстрашие.Беспокойство антирелигиозников пред одной только мыслью о Боге есть явление как раз того демонического страха, которым создавались и одухотворялись все ложные религии, сковывавшие чувства истинной человечности. Да, идолослужение двигалось таким страхом. Но не только темный страх создавал даже языческую религию. В некоторых формах и языческой религиозности можно найти, несомненно, начальные элементы и подлинно религиозного страха.Страх матери, боящейся разбудить своего ребенка, страх мужа потревожить больную жену, страх человека предать своего друга, изменить своему слову, супружеству, выдать тайну другого, оказаться неверным своим собственным убеждениям - все эти, хотя и не религиозные, но уже этические страхи, востекают в религиозное сознание.Подлинно религиозная жизнь человека всегда была и является подсознательным и сознательным раскрытием в человеке истины его великой недостаточности и неполноты пред Божественным Бытием. И религия, прежде всего, есть правдивое, горячее признание необходимости восполнения своей жизни Благом высшим и абсолютным.Сущность и частичная правда всех древних, языческих религий, даже совсем примитивных и пневматологически темных, заключается не в их неверной философии, не в их наивных, частью детских и ложных, антропоцентрических и демоноцентрических представлениях о высшем бытии, и не в культовых переживаниях, с этими представлениями связанных, но - в обнаружении и утверждении в человеке чувства религиозной метафизической его зависимости от более высокого лучшего и могущественного бытия.Развитие религиозного сознания в человечестве можно уподобить постепенному развитию отношений ребенка к азбуке; сначала ребенок ничего не видит в ней, кроме сливающихся темных пятен; потом начинает различать отдельные буквы, постигая и звуковой их смысл; после научается читать целые фразы, понимая их, и наконец, в одном акте познания, схватывает содержание целой книги, многих книг. Во всех религиозных переживаниях есть одна правда, без которой нет ни религии, ни даже псевдорелигии. Эта правда есть признание высшего мира и своей зависимости от него. В этом первичном смирении человеческой души - начало всех религий. Совершенство же религии зависит только от того, кого и что люди почитают выше себя, пред кем и чем преклоняются, пред какими истинами благоговейно смиряют свое сердце. Поклонение крокодилу, корове, быку, змее или планетам - не возвышает человека в Царство Божие. И оттого есть религии, которые не возвышают, а метафизически снижают, деградируют, духовно убивают человека... Оттого апостолы и проповедники Евангелия воюют не с неверием только, но и с ложной верой. И уравнение всех вер и истин есть признак омраченности сознания человеческого.В религиях, как и в людях, различны бывают степени духовной чистоты и высоты.Абсолютная Религия, апофеоз истины духа, есть вера в Бога Воплощенного Христа Иисуса, не ставящая никаких пределов совершенству. "Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть".Чем выше религия, тем с более высоким страхом она сопряжена. И потому утверждение, что религия порождена "страхом дикарей", есть дикарское понимание и религии, и страха.

Духовно-истонченная душа способна остро трепетать, приближаясь к высшему миру. Демонический мир ей уже чужд, а ангельский еще не сроден, и близкая к небу душа способна испугаться ангелов, хотя отличие приближения ангелов от приближения демонов - именно в отсутствии страхов и нахождении на человека мира, смирения и любви."От присутствия невидимого духа приходит в страх тело; от присутствия Ангела душа смиренных радуется", - говорит св. Иоанн Лествичник. Ангелы вызывают высокий трепет, глубоко отличный по своему духу и последствиям от страха, вызванного демонами. Этот именно страх и можно назвать страхом несоответствия. "Не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя", - сказал отцу Предтечи ангел Господень, когда Захария, увидев его, "по правую сторону жертвенника кадильного", "смутился и страх напал на него" (Лк. 1)... "Не бойся, Мария", - сказал Ангел Пречистой Деве, являясь пред Ней (Лк. 1). Смиренные и чистые сердцем пастухи "убоялись страхом великим", увидев Ангела, но услышали от него: "Не бойтесь, я возвещаю вам радость, которая будет всем людям" (Лк. 2).Дух человеческий по-особому трепещет около мира выше естественного и по-иному страшится мира противоестественного. "Не бойтесь, это Я", - говорит Воскресший Господь Своим близким ученикам, чтоб успокоить их, страшащихся безмерной истины Воскресения.Приближаясь к последней тайне - страданий и ужасаний Богочеловека, мы должны умолкнуть. Наш ум слишком ничтожен и слишком засорен низшими понятиями, выросшими из неведения, а сердце наше узко любовью. Мы не в силах, даже отвлеченно, коснуться той бездны ужаса, в которую искупительно для мира погрузил Себя, Свои последние часы земной жизни, Господь Иисус Христос. Евангелие говорит, что в Гефсиманском саду Он "тосковал и ужасался"... Его ужас был ужасом нашего отпадения от Небесного Отца и ужасом принятия на Себя нашей оторванности от Отца. Соединенный во всем с волею Отца, Господь пришел принять на Себя и исцелить все человеческие страдания, вышедшие из отпадения человека от Бога. Он взял все страдания человечества прошлых и будущих веков. Вся мука оторванности от Бога - осознанная и неосознанная людьми в мире - вошла в Его безгрешное естество, совершенно во всем соединенное с Отцом, Ужас Гефсиманский и Крестный был не только Его, Иисусовым ужасом, но и ужасом причисленности к ужасу отпадения от Бога и гибели всех людей, народов и веков... Это был ужас подъятия на Себя ужаса мира без Бога, и завершился он в последнем искупительно смертельном миге голгофской разорванности: "Боже мой, Боже мой, векую Мя еси оставил!.." И ныне во Христе принимает всякий человек на себя отблеск этого самого ужасного и самого светлого в истории человечества мига - мучительную боль не своего греха...Страх есть агония отлучаемой или себя от Бога отлучающей души. Страх есть агония одиночества. И всегда Пребывающему с Отцом надо было пережить непостижимое отлучение от Отца за всех нас, отлучивших себя от Бога - чрез грех. Безгрешный Иисус взял проклятие за грех, тяготевшее на всем человечестве, и уничтожил его, пронеся узкими вратами Своей жизни и смерти. Это проклятие отлученности от Отца, последнее одиночество всего и всех должно было сойти на Единого Безгрешного, вызвав невыразимый ужас Его искупительной муки... Неразделимое, нерассекаемое Богочеловечество нераздираемо раздиралось и нерассекаемо рассекалось в Нем, искупая, восполняя Собою нашу разделенность с Отцом... "Ранами Его мы исцелились" (Ис.).Оттого всякий страх связан с одиночеством души, с ее сиротливостью, бездомностью и беспомощностью в мире. От оставленности человек страдает больше всего, и ее он мучительнее всего боится. Страх есть отрицательное выражение одиночества и оставленности. Положительное выражение того состояния есть вера в Бога и молитва.Не верующий в Бога и к Богу не обращающийся не чувствует своей оставленности и не понимает своего ужасного одиночества в мире. Он слишком доверяет реальности всех своих материальных контактов с миром. Ему кажется, что ему "более ничего не нужно"; он доволен всем, а если и недоволен, то мелко, несущественно. Начало веры в Бога есть пробуждение существенного, метафизического недовольства собою, святого недовольства этою жизнью. "Не любите мира, ни того, что в мире" (1 Ин. 11, 15) - это есть отрицательно выраженный завет любить уже в этом мире "Новое небо и новую землю".Одиночество дано человеку как высшее духовное общение, спасение от животности и стадности. Но одиночество человека должно быть так же спасено и освящено, как общение. Страх Божий - путь спасения и одиночества.Избавить его "от страха нощнаго" просил на своей молитве бесстрашный победитель Голиафа, и еще более бесстрашный победитель своего греха, Давид; и услышал слова, которые передал всем векам и поколениям людей: "Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия". Этот "ночной страх" посещает не только спящих младенцев, но и бодрствующих ночью в пустыне подвижников, ничего, кроме неверности Богу, не боящихся."Мужайтесь", - ободрял Спаситель учеников Своих. "Мужайтесь, ибо Я победил мир". Мужайтесь, отгоняя свой страх, не пуская его в свое сердце; мужайтесь и в самом страхе своем, возрастая в терпении, неся мужественно страдание своего страха, как метафизического ожога души. Это страдание может быть тоже страданием за Христа.Страх испытывали и апостолы; они все бежали после предания Господа. "Тогда все ученики, оставивши Его, бежали" (Мф. 28, 56). У треста с Матерью Господа был только Иоанн. Человеческое воображение, управляемое чувствами, опытными лишь в земной реальности, служит часто страху человеческому. Ап. Петр сделал уже несколько шагов по бушующему морю навстречу своему Учителю, но был побежден своим воображением, построенным на ветхом опыте чувств, и стал тонуть; но был восстановлен в опыте чувств новых, сообразных всемогущей силе его Позвавшего."Ожог" страха в сердцах людей верующих - признак еще не полной их настроенности на звуки небесного мира, симптом еще существующего в них разлада меж "ветхим" и "новым" человеком, разлада, иногда оканчивающегося лишь в преддверии нового мира."Дано мне жало в .плоть... чтобы я не превозносился" (2 Кор. XII, 7). "Жалом" этим, в жизни людей духовно одаренных, бывает и страх. Мучительно стыдно бывает христианину сознавать, что он еще чего-то страшится на земле, кроме своей неверности Господу. Но чрез этот-то смирительный, лекарственный страх он лучше понимает, что все доброе в нем - не от него.Страх есть и проекция подсудности человека. Радостный, для всякого верного Богу человека, Суд Божий есть одновременно и Страшный Суд. Бездонная, невыразимая немощь человеческая трепещет от близости последней невыразимой Божьей Правды. Радует и ужасает человека эта Правда; радует силой спасительной своей любви, ужасает силой своего крестоношения в этом мире, а также своего совершенства."Ей гряди Господи Иисусе!" - восклицают ученики Слова. Жажда торжества последней Правды сильнее в них страха пред своей немощью возможностью своего испепеления от встречи с этой Правдой. Но и другие звуки входят в гармонию последней богопреданности: "Господи, не готов я... освяти, очисти, укрепи". И это есть апостольское слово: "Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный"... Бывают прокаженные, которые простирают руки ко Христу, чтобы исцелиться навеки; и бывают прокаженные, также алчущие Его, но отходящие в сторону от Его путей и только плачущие от радости, что Он - в мире. Они страшатся замарать гноем своим песок под Его ногами. И это есть - любовь! Сквозь радостные слезы смотрят они, как Господь их исцеляет других и принимает в Свою Блаженную Церковь таких же измученных жизнью, как они, но они сладко страшатся подойти ко Господу, дохнуть на Него смрадным своим дыханием.Много мелодий в музыке страха. В момент ухода из этого мира страшно бывает человеку, трудно бывает совлекаться, снимать с себя все "здешнее", телесное, мнимо внутреннее, "психологическое", все земные одежды души. Страшно обнажаться метафизически - до конца. Трепещет дух, слишком привыкший к своей страннической палатке, к этому своему телу, к плотским мыслям, чувствам и желаниям. Смерть - молниеносное разорение мира и обнищание. Готовился ли человек к этому? Здесь воспламеняется и дикий ужас людей, живших бездумно и бесстрашно, окаменело стоявших в этом мире пред вечностью и ее Солнцем, "не заходившим ни днем ни ночью".Если на земле, при смене политических режимов, люди так страдают от своей связанности с "упавшим" режимом, и так часто трепещут, предчувствуя близкий над собой суд, - сколько более это происходит при падении всего "режима" этого мира в жизни человека... Ведь падение это не только предсказано Богом, но и удостоверяется опытом всех земных поколений.Мы сейчас живем на земле, во всех странах при старом режиме. Идет, не замедлит прийти "новый режим", новый порядок, новая власть, власть абсолютных Божьих Законов. Дальновиден поверивший этой истине. Смена может произойти каждое мгновение - ночью, во сне, или днем на улице... Но лучшая смерть для человека - это, конечно, после подготовки, при ясном сознании умирания всех ценностей этого временного существования и рождения человека в мир духа. Надо заранее сдружиться каждому человеку с теми мудрыми и добрыми властями, которые придут на смену греховным эгоистическим властям этого мира, страстям этой временной жизни.Слишком связанный со "старым режимом" этого века, человек оказывается виновником войны против Бога. То, что произошло на наших глазах с побежденными после мировой войны, и с их властями, - только притча того, что произойдет, когда весь этот мир богопротивления проиграет войну Богу.Глубина личности нашей должна быть, в момент смерти, выявлена до конца. Все темное и нечистое должно быть нами снято, как негодная одежда. Метафизически обнаженными, нищими до ужаса, уничтоженными до последних пределов, до возможности блаженства только в Боге, должны мы встать пред правдой иного мира... "Вечери Твоей тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя приими".Страхи бывают лишь в Гефсимании, в претории, во дворце Каиафы. Последняя их минута - на Голгофе. После приходит Великая Суббота. Покой от всех страхов. И - Воскресение, незаходимый Свет.Ни с чем не сравнимое блаженство свободы от страха получает верный Богу человек на смертном одре.Молитвы Церкви открывают великие реальности. В чине "на исход души", от лица отходящего, Церковь просит утешения ему. Различны степени покоя, мира духовного отходящих людей. Получивший реальное удостоверение из иного мира о милости Божией к нему, приготовленный Покаянием и Причастием Св. Тайн к исходу из этого мира, слышащий иногда уже ангелов, в великой тишине, в бесконечном, возвышенном радовании о Господе, вступает умирающий, для этой земли, человек в страшную и невыразимо прекрасную вечность. Нельзя изобразить, сколь возвышен уход, из этого мира, очистившегося, оправдавшегося, все страхи перешедшего человека.Вступившая на порог иного мира душа, приготовившаяся к последнему своему пути, не страшится потери себя - и всего - в Боге. С торжественной строгостью, и уже ангельским бесстрашием, она отстраняет от себя неуместную, в эту торжественную минуту, плотскую скорбь родственников, проявление их недостаточной любви к Богу и к ней. Она хочет от присутствующих, при ее исходе в иной мир, только молитвы, безмолвия и благоговения. Стоящая на грани нового, великого мира, она знает, что ничто человеческое уже не должно развлекать или удерживать ее.Видимое мироздание переживает то, что и каждый человек: смерть и воскресение в вечность.Господь сказал: "Люди будут издыхать от страха"... По мере оскудения веры, надежды на Бога и любви к Богу люди, общества, народы будут все более и более друг друга страшиться и от этого все меньше и меньше друг друга любить. "Из-за умножения беззакония во многих охладеет любовь" (Мф. 2, 12).Но с новой силой откроется тогда в мире и жатва апостолов "последних времен". Свободные, усыновленные - "все водимые Духом суть сыны Божий" - бесстрашные во Христе, готовые к последнему, они будут говорить и уже говорят миру последнюю правду.Взирая на землю и ее дела глазами своего Учителя, они побеждают страх мира. "Любовь побеждает страх". Бесстрашные своей любовью, крепкие любовью Божьей, ученики Слова будут светить миру даже в тот час, когда "солнце померкнет и луна не даст света своего".

Cемь слов о стране Гадаринской

Духовно-истонченная душа способна остро трепетать, приближаясь к высшему миру. Демонический мир ей уже чужд, а ангельский еще не сроден, и близкая к небу душа способна испугаться ангелов, хотя отличие приближения ангелов от приближения демонов - именно в отсутствии страхов и нахождении на человека мира, смирения и любви."От присутствия невидимого духа приходит в страх тело; от присутствия Ангела душа смиренных радуется", - говорит св. Иоанн Лествичник. Ангелы вызывают высокий трепет, глубоко отличный по своему духу и последствиям от страха, вызванного демонами. Этот именно страх и можно назвать страхом несоответствия. "Не бойся, Захария, ибо услышана молитва твоя", - сказал отцу Предтечи ангел Господень, когда Захария, увидев его, "по правую сторону жертвенника кадильного", "смутился и страх напал на него" (Лк. 1)... "Не бойся, Мария", - сказал Ангел Пречистой Деве, являясь пред Ней (Лк. 1). Смиренные и чистые сердцем пастухи "убоялись страхом великим", увидев Ангела, но услышали от него: "Не бойтесь, я возвещаю вам радость, которая будет всем людям" (Лк. 2).Дух человеческий по-особому трепещет около мира выше естественного и по-иному страшится мира противоестественного. "Не бойтесь, это Я", - говорит Воскресший Господь Своим близким ученикам, чтоб успокоить их, страшащихся безмерной истины Воскресения.Приближаясь к последней тайне - страданий и ужасаний Богочеловека, мы должны умолкнуть. Наш ум слишком ничтожен и слишком засорен низшими понятиями, выросшими из неведения, а сердце наше узко любовью. Мы не в силах, даже отвлеченно, коснуться той бездны ужаса, в которую искупительно для мира погрузил Себя, Свои последние часы земной жизни, Господь Иисус Христос. Евангелие говорит, что в Гефсиманском саду Он "тосковал и ужасался"... Его ужас был ужасом нашего отпадения от Небесного Отца и ужасом принятия на Себя нашей оторванности от Отца. Соединенный во всем с волею Отца, Господь пришел принять на Себя и исцелить все человеческие страдания, вышедшие из отпадения человека от Бога. Он взял все страдания человечества прошлых и будущих веков. Вся мука оторванности от Бога - осознанная и неосознанная людьми в мире - вошла в Его безгрешное естество, совершенно во всем соединенное с Отцом, Ужас Гефсиманский и Крестный был не только Его, Иисусовым ужасом, но и ужасом причисленности к ужасу отпадения от Бога и гибели всех людей, народов и веков... Это был ужас подъятия на Себя ужаса мира без Бога, и завершился он в последнем искупительно смертельном миге голгофской разорванности: "Боже мой, Боже мой, векую Мя еси оставил!.." И ныне во Христе принимает всякий человек на себя отблеск этого самого ужасного и самого светлого в истории человечества мига - мучительную боль не своего греха...Страх есть агония отлучаемой или себя от Бога отлучающей души. Страх есть агония одиночества. И всегда Пребывающему с Отцом надо было пережить непостижимое отлучение от Отца за всех нас, отлучивших себя от Бога - чрез грех. Безгрешный Иисус взял проклятие за грех, тяготевшее на всем человечестве, и уничтожил его, пронеся узкими вратами Своей жизни и смерти. Это проклятие отлученности от Отца, последнее одиночество всего и всех должно было сойти на Единого Безгрешного, вызвав невыразимый ужас Его искупительной муки... Неразделимое, нерассекаемое Богочеловечество нераздираемо раздиралось и нерассекаемо рассекалось в Нем, искупая, восполняя Собою нашу разделенность с Отцом... "Ранами Его мы исцелились" (Ис.).Оттого всякий страх связан с одиночеством души, с ее сиротливостью, бездомностью и беспомощностью в мире. От оставленности человек страдает больше всего, и ее он мучительнее всего боится. Страх есть отрицательное выражение одиночества и оставленности. Положительное выражение того состояния есть вера в Бога и молитва.Не верующий в Бога и к Богу не обращающийся не чувствует своей оставленности и не понимает своего ужасного одиночества в мире. Он слишком доверяет реальности всех своих материальных контактов с миром. Ему кажется, что ему "более ничего не нужно"; он доволен всем, а если и недоволен, то мелко, несущественно. Начало веры в Бога есть пробуждение существенного, метафизического недовольства собою, святого недовольства этою жизнью. "Не любите мира, ни того, что в мире" (1 Ин. 11, 15) - это есть отрицательно выраженный завет любить уже в этом мире "Новое небо и новую землю".Одиночество дано человеку как высшее духовное общение, спасение от животности и стадности. Но одиночество человека должно быть так же спасено и освящено, как общение. Страх Божий - путь спасения и одиночества.Избавить его "от страха нощнаго" просил на своей молитве бесстрашный победитель Голиафа, и еще более бесстрашный победитель своего греха, Давид; и услышал слова, которые передал всем векам и поколениям людей: "Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия". Этот "ночной страх" посещает не только спящих младенцев, но и бодрствующих ночью в пустыне подвижников, ничего, кроме неверности Богу, не боящихся."Мужайтесь", - ободрял Спаситель учеников Своих. "Мужайтесь, ибо Я победил мир". Мужайтесь, отгоняя свой страх, не пуская его в свое сердце; мужайтесь и в самом страхе своем, возрастая в терпении, неся мужественно страдание своего страха, как метафизического ожога души. Это страдание может быть тоже страданием за Христа.Страх испытывали и апостолы; они все бежали после предания Господа. "Тогда все ученики, оставивши Его, бежали" (Мф. 28, 56). У треста с Матерью Господа был только Иоанн. Человеческое воображение, управляемое чувствами, опытными лишь в земной реальности, служит часто страху человеческому. Ап. Петр сделал уже несколько шагов по бушующему морю навстречу своему Учителю, но был побежден своим воображением, построенным на ветхом опыте чувств, и стал тонуть; но был восстановлен в опыте чувств новых, сообразных всемогущей силе его Позвавшего."Ожог" страха в сердцах людей верующих - признак еще не полной их настроенности на звуки небесного мира, симптом еще существующего в них разлада меж "ветхим" и "новым" человеком, разлада, иногда оканчивающегося лишь в преддверии нового мира."Дано мне жало в .плоть... чтобы я не превозносился" (2 Кор. XII, 7). "Жалом" этим, в жизни людей духовно одаренных, бывает и страх. Мучительно стыдно бывает христианину сознавать, что он еще чего-то страшится на земле, кроме своей неверности Господу. Но чрез этот-то смирительный, лекарственный страх он лучше понимает, что все доброе в нем - не от него.Страх есть и проекция подсудности человека. Радостный, для всякого верного Богу человека, Суд Божий есть одновременно и Страшный Суд. Бездонная, невыразимая немощь человеческая трепещет от близости последней невыразимой Божьей Правды. Радует и ужасает человека эта Правда; радует силой спасительной своей любви, ужасает силой своего крестоношения в этом мире, а также своего совершенства."Ей гряди Господи Иисусе!" - восклицают ученики Слова. Жажда торжества последней Правды сильнее в них страха пред своей немощью возможностью своего испепеления от встречи с этой Правдой. Но и другие звуки входят в гармонию последней богопреданности: "Господи, не готов я... освяти, очисти, укрепи". И это есть апостольское слово: "Отойди от меня, Господи, ибо я человек грешный"... Бывают прокаженные, которые простирают руки ко Христу, чтобы исцелиться навеки; и бывают прокаженные, также алчущие Его, но отходящие в сторону от Его путей и только плачущие от радости, что Он - в мире. Они страшатся замарать гноем своим песок под Его ногами. И это есть - любовь! Сквозь радостные слезы смотрят они, как Господь их исцеляет других и принимает в Свою Блаженную Церковь таких же измученных жизнью, как они, но они сладко страшатся подойти ко Господу, дохнуть на Него смрадным своим дыханием.Много мелодий в музыке страха. В момент ухода из этого мира страшно бывает человеку, трудно бывает совлекаться, снимать с себя все "здешнее", телесное, мнимо внутреннее, "психологическое", все земные одежды души. Страшно обнажаться метафизически - до конца. Трепещет дух, слишком привыкший к своей страннической палатке, к этому своему телу, к плотским мыслям, чувствам и желаниям. Смерть - молниеносное разорение мира и обнищание. Готовился ли человек к этому? Здесь воспламеняется и дикий ужас людей, живших бездумно и бесстрашно, окаменело стоявших в этом мире пред вечностью и ее Солнцем, "не заходившим ни днем ни ночью".Если на земле, при смене политических режимов, люди так страдают от своей связанности с "упавшим" режимом, и так часто трепещут, предчувствуя близкий над собой суд, - сколько более это происходит при падении всего "режима" этого мира в жизни человека... Ведь падение это не только предсказано Богом, но и удостоверяется опытом всех земных поколений.Мы сейчас живем на земле, во всех странах при старом режиме. Идет, не замедлит прийти "новый режим", новый порядок, новая власть, власть абсолютных Божьих Законов. Дальновиден поверивший этой истине. Смена может произойти каждое мгновение - ночью, во сне, или днем на улице... Но лучшая смерть для человека - это, конечно, после подготовки, при ясном сознании умирания всех ценностей этого временного существования и рождения человека в мир духа. Надо заранее сдружиться каждому человеку с теми мудрыми и добрыми властями, которые придут на смену греховным эгоистическим властям этого мира, страстям этой временной жизни.Слишком связанный со "старым режимом" этого века, человек оказывается виновником войны против Бога. То, что произошло на наших глазах с побежденными после мировой войны, и с их властями, - только притча того, что произойдет, когда весь этот мир богопротивления проиграет войну Богу.Глубина личности нашей должна быть, в момент смерти, выявлена до конца. Все темное и нечистое должно быть нами снято, как негодная одежда. Метафизически обнаженными, нищими до ужаса, уничтоженными до последних пределов, до возможности блаженства только в Боге, должны мы встать пред правдой иного мира... "Вечери Твоей тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя приими".Страхи бывают лишь в Гефсимании, в претории, во дворце Каиафы. Последняя их минута - на Голгофе. После приходит Великая Суббота. Покой от всех страхов. И - Воскресение, незаходимый Свет.Ни с чем не сравнимое блаженство свободы от страха получает верный Богу человек на смертном одре.Молитвы Церкви открывают великие реальности. В чине "на исход души", от лица отходящего, Церковь просит утешения ему. Различны степени покоя, мира духовного отходящих людей. Получивший реальное удостоверение из иного мира о милости Божией к нему, приготовленный Покаянием и Причастием Св. Тайн к исходу из этого мира, слышащий иногда уже ангелов, в великой тишине, в бесконечном, возвышенном радовании о Господе, вступает умирающий, для этой земли, человек в страшную и невыразимо прекрасную вечность. Нельзя изобразить, сколь возвышен уход, из этого мира, очистившегося, оправдавшегося, все страхи перешедшего человека.Вступившая на порог иного мира душа, приготовившаяся к последнему своему пути, не страшится потери себя - и всего - в Боге. С торжественной строгостью, и уже ангельским бесстрашием, она отстраняет от себя неуместную, в эту торжественную минуту, плотскую скорбь родственников, проявление их недостаточной любви к Богу и к ней. Она хочет от присутствующих, при ее исходе в иной мир, только молитвы, безмолвия и благоговения. Стоящая на грани нового, великого мира, она знает, что ничто человеческое уже не должно развлекать или удерживать ее.Видимое мироздание переживает то, что и каждый человек: смерть и воскресение в вечность.Господь сказал: "Люди будут издыхать от страха"... По мере оскудения веры, надежды на Бога и любви к Богу люди, общества, народы будут все более и более друг друга страшиться и от этого все меньше и меньше друг друга любить. "Из-за умножения беззакония во многих охладеет любовь" (Мф. 2, 12).Но с новой силой откроется тогда в мире и жатва апостолов "последних времен". Свободные, усыновленные - "все водимые Духом суть сыны Божий" - бесстрашные во Христе, готовые к последнему, они будут говорить и уже говорят миру последнюю правду.Взирая на землю и ее дела глазами своего Учителя, они побеждают страх мира. "Любовь побеждает страх". Бесстрашные своей любовью, крепкие любовью Божьей, ученики Слова будут светить миру даже в тот час, когда "солнце померкнет и луна не даст света своего".

Вижу ту страну Гадаринскую, куда приплыл Господь с учениками Своими после бури на Галилейском озере... Страна - малообитаемая. Горы, камень, песок. Со стороны Тивериады и Магдалы она представляется в легкой дымке - таинственной и суровой страной, даже под голубым небом, в ясное солнечное утро.Господь вышел на берег. Его встретил гадаринский бесноватый, известный окрестным жителям; не одевавшийся в одежду, живший В гробах - маленьких пещерках в скалах. Мучительно внутренне терзаемый, он был недалеко от берега, вероятно, привлеченный к озеру неожиданно наступившей тишиной.Как только светлый облик Господа коснулся его зрения, он вскричал. Безвольное орудие некоей внутренней силы, в нем жившей, он не мог жить с людьми. И люди не могли его принудить к жизни по человеческим законам. Он мучился непрестанно от самоубийственного духа, и был бессилен избавиться от него. Эти душевные мучения, повсюду наблюдаемые в мире, ужаснее всех физических страданий.Увидев образ Господа, бесноватый кричит, но не убегает. Не убегает потому, что светлая сила неудержимо влечет его к себе. Кричит, потому что злая сила мучает его и понуждает бежать, но уже бессильна обратить его в бегство. Она уже связана одним видимым присутствием Господа Иисуса. И - бесноватый кричит: "Что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? Умоляю Тебя, не мучь меня"... Демон себя скрывает и кричит от имени человека - будто сам человек не хочет видеть Иисуса; бес хочет представить, будто Иисус мучает человека. Бес пытается спасти себя, и окончательно погубить страдающую человеческую душу, отторгнув ее от единственного ее спасения.Для человека неглубокого, неопытного или неверующего слышен на гадаринском берегу голос одного только человека; хотя даже для этого человека должно быть странным, что бессознательный бесноватый, никогда не видавший Господа и никем не наученный из людей, вдруг, с первого взгляда, узнает силу Всевышнего Бога в Человеке. Этого еще никто из людей не знал, но это уже знают бесы. Для их темного, но духовного мира уже ясно, что Господь не только человек. Но это не благодатная просвещенность истиной; это лишь опытное восприятие огня Божественного, жгущего темное естество. Языком несчастного человека бесноватого злой невидимый дух кричит, предчувствуя свое поражение и уже испытывая от близости Иисусовой огненное страдание.Да, так должны кричать злые духи в присутствии Солнца Правды, Господа Иисуса Христа, опаляющего их... Но ведь так кричат и люди, изгоняющие Господа из своих домов, из своих государств, из своего сердца.Одно присутствие Господа уже мучает нераскаянных. Тьма убивается светом... Вор не любит Солнца. Вот вся глубина психологии всякого неверия, всякой антирелигиозности. Высший Божественный свет связывает, кладет пределы своеволию, жжет нечистоту, огнем несжигающим, неугасимым... И, если сердце полно нечистоты, гордости и беззаконий, если воля устремлена ко тьме, то душа боится прикоснуться к Евангельской Истине, прячется от Христа. А если придется ей вдруг встретиться с Христом, она, мучимая Светом, режущим ее больные глаза, и опаляемая в своей греховности, кричит: "Что Тебе до меня, Иисус?"... "Не мучь меня!"... "Я не монах!"... "Я живу в миру и должен подчиняться миру"... "Я ношу плоть и должен следовать ее законам"... "Отойди от меня с Твоими заповедями полной правды, совершенной чистоты, истинной любви. Отойди от меня, Иисус... не мучь меня Своим Светом!"Разве не так кричит мир? Да, так мы, люди, кричим. Или выражаем этот крик в безмолвном чувстве.Зло одно и то же, в бесах и в людях. В бесах оно иногда открытее, прямее, при всем лукавстве бесов. Но непреложен закон духа: Божественный евангельский свет не всем освещает жизненную дорогу; не всех он утешающе согревает в холодном мире. Блаженный для праведных и смиренных душ, Огонь Любви Божьей есть мучительное пламя - нераскаянных.Допуская в мире бесноватых и делая явным тайное действие темных сил, Господь предупреждает нас и учит.Учит познаванию нашего противника. И учит познаванию нашего Спасителя. Мы часто своего Спасителя не знаем только потому, что не знаем своего противника. Не верим, что есть в мире смертельно страшное зло, от которого спастись можно силою Одного только Спасителя; зло, от которого надо всем нам спасаться.Евангелие дано не только для небесного утешения! Оно нам дано и для испуга пред нашей человеческой греховностью. Погруженные в леность и косность, мы, люди, должны испугаться, пораниться злом. Только почувствовав реальную боль от зла и невыгоду его для себя, мы способны сердечно устремиться к добру, потянуться к добру, как к якорю своего спасения. И познать Спасителя как Источник и Солнце Добра.Церковь на земле тоже не дана людям для одного только утешения их скорбящей души прекрасными гармониями образов и звуков, ведущих к небу. Храмы стоят на земле, и для того, чтобы имел человек место, где бы он, глубже всего, мог вздрогнуть над вечностью, вострепетать над своей душой. Вздрогнуть пред Богом, увидев, хотя бы на мгновение, ту страшную вечность, к которой всякий человек на земле так непостижимо близок.Мы живем и мы приходим в свой храм для того, чтобы, узрев Свет Христов, потянуться к нему всею душою своей и вскричать Господу - не бесовские слова: "Что Тебе до меня, Иисус?", но человеческие слова: "Ты для меня пришел, Иисус!" Не бесовские слова: "Умоляю Тебя, не мучь меня", но благословенные слова: "Господи, очисти меня; как бы ни было больно мне, как бы ни мучилась моя сластолюбивая и грехолюбивая душа, - очисти, пережги меня Твоим спасительным и очистительным огнем!""Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека". Злой дух получил обратное тому, что он просил. Он хотел, чтобы Иисус отошел от него; но ему самому пришлось бежать от Лица Иисусова.Прежде чем рассмотреть это мучительное для него, но радостное для нас событие, остановим свое внимание на некоторых характерных чертах бесноватого. В чем выражалось и проявлялось действие злой силы в нем? - Прежде всего великая внутренняя тяжесть, какое-то страшное беспокойство, беспричинная тревога владела этим человеком и заставляла убегать от людей, бояться их и ненавидеть. Жить в гробах-пещерах было ему менее мучительно, чем в домах с людьми. Великая физическая сила словно вливалась в бесноватого, делая его способным бороться против нескольких людей и разрывать крепкие цепи. Как и многие современные нам бесноватые, гадаринский страдалец обладал ненормальной силой. Отсутствие силы духовной, Божьей, возмещалось в нем возросшей силой плоти."В здоровом теле - здоровый дух", - говорят мудрецы человеческие, заставляя верить в эту истину людей, более всего ценящих свое телесное здоровье... Ложная это мудрость! На примерах бесноватых и всех нераскаянных грешников, вполне здоровых физически, но духовно находящихся почти в аду, видно, что физическая крепость не обеспечивает здоровья человеческого духа. Также эта истина подтверждается тем, что многие святые, жившие на земле почти как ангелы, были слабого физического здоровья и нередко всю жизнь проводили в болезнях и страданиях. Физическое здоровье не облегчает духовной жизни, но и не препятствует ей, если не переходит в господство плотского начала над духовным. В случае с бесноватым, несомненно, отсутствие духовного начала сделало возможным такое неестественное проявление начала физического.Желая спасти человека от самоубийства, на которое покушается всякий бесноватый, добрые люди связывали его цепями и кандалами, невольно тем увеличивая его страдания. Но он разрывал все путы и убегал в пустыню. "Был гоним бесом в пустыни".Злые духи, желающие погубить человека, влекут его в одиночество. Если же одиночество для человека может быть спасительно, они его будут влечь на городские площади, к развлечениям и увеселениям, к неудержимому многословию со знакомыми; будут звать к безудержной деятельности среди людей, вдохновлять на "великие дела"... Человека, для которого именно общение с людьми, оказание им помощи или получение от них помощи полезно, противящиеся воле Божьей духи понуждают убегать в пустыню, скрываться в то "подполье", о котором так глубоко верно говорил один великий русский писатель... Уединение бесовское - не Божье уединение, не освобождающее человека от его самости, но - наиболее проявляющее эту греховную человеческую самость.Далеко даже не всем монахам полезно уединение, ибо оно более духовно ответственно и требует от человека всецелого отрешения от своего "я" и непрестанного предстояния горнему миру.Из того, что злой дух гнал бесноватого в уединение, мы можем заключить, что несчастный человек нуждался именно в помощи людей.Но - скольких из нас, которым бывает совершенно необходимо хотя бы временное уединение и хотя бы только в собственной нашей комнате, злая сила гонит в суету праздных собраний и разговоров. И мы не можем исполнить даже такую легкую заповедь Спасителя, как - "помолиться Отцу нашему втайне"... Настает час вечерней молитвы, а мы все блуждаем сердцем по миру, по его преходящим интересам, и не пользуемся легкой возможностью хотя бы краткого, но столь драгоценного молитвенного уединения.Пусть духовное мучение бесноватого поможет нам познать глубже пути нашей собственной духовной жизни. Тогда мы и лучше поверим, что эти мучения его не были напрасны.Злой дух всегда радуется суетному обществу, где можно ему увлекать людей честолюбием и развивать в них все страсти; где можно водительствовать массами, давая им свои идеи, внушая свой дух. Но он увеселяется и всякой замкнутостью человека, неблагодатным уединением человеческой души. Ему бывает удобней угнать овцу, отбившуюся от стада. И накормить свой голод зла этой отъединенной овцой. Что может быть хуже неблагодатного уединения человеческой души! В этом уединении душевном зреют многие преступления и решительно все самоубийства. Оттого так ненавистна злому духу исповедь, не только пред Богом, но и пред человеком, священником, что эта исповедь, если она чистосердечна, разрушает в душе человека стену диавольской горделивой или боязливой уединенности и выводит ее на свет Божий.Все страсти и все грехи человеческие непреодолимо влекут к неблагодатному уединению души; к нравственному и психическому ее солипсизму.Ненависть, гордость, презрение (дочь низости), высокомерие, боязливость (дочь самолюбия), скупость, леность, черствость и другие подобные страсти ведут человека к переселению в "подполье", где окончательно погибает и разлагается душа, замкнувшаяся в "себя", только в свои самостные переживания.Великое благо и спасение для такой души - ее смиренное раскрытие себя пред светом Божьим. Выход к Богу для этой души есть и выход ее в Божий мир, к людям-братьям, для получения помощи от них и для служения им.Как глубока жизнь и велики тайны души человеческой! Только Слово Божие проникает в них.Гадаринского бесноватого злой дух гнал в пустыню, думая, что пустынное уединение станет для него окончательной гибелью, как оно становилось для многих... Но Господь вышел не только в города и села, чтобы спасти погибающих; Господь вышел и в пустыню. Он - Творец всего, Вездесущий, Божеством Своим, всюду являет и Свое Человечество. Ибо Человечество Его есть Его любовь к человеку.IIIОсознав безвыходность своего положения, опаляемые Духом Божиим, бесы потеряли всякую надежду на исполнение их просьбы "не мучить" их. Но коварство их придумало новый выход: если невозможно погубить человека, надо попытаться погубить хотя бы что-нибудь в мире.Воля бесов обращается на свиней... "Большое стадо" их паслось тут же. "И бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них".Бесы просят, бесы молятся... Нужна какая то доля правды в каждой молитве ко Христу. Когда бесы проявляли высшее лукавство - кричали от имени человека, их просьба не могла быть исполнена. Как только они заговорили своим голосом, появляется возможность у Господа даже их просьбу исполнить.Сколь важна правда в молитве, даже бесовской. И - сколь выше эти бесы тех людей, которые не просятГоспода ни о чем, и даже совершенно не веруют в Него, и даже утверждают, что Его никогда не было на земле.Бесы же в это не только веруют, но даже непрестанно чувствуют силу, власть и огненный Дух Царя миров - Господа Иисуса Христа. Вседержитель все держит в Своей власти. Ему повинуются горы и холмы, моря и бездны, ангелы и бесы. Ангелы с радостным трепетом и блаженством; бесы - с мучительным трепетом и скрежетом. И только человек на земле не хочет знать Бога и Его силы, будучи во власти Его каждое мгновение.Бесы хотят войти в свиней, задержаться хоть как-нибудь в атмосфере земли. Только бы им не "идти в бездну"! "Бездна" же - это глубина самости твари, отъединившейся от Бога, предельно замкнувшейся в себя, ни в чем не имеющей себе удовлетворения, мучающейся ненасытимым мучением духовным.За неимением внутреннего благодатного удовлетворения в общении с Богом тварный дух находит себе призрачное удовлетворение в постороннем для себя предмете, связывая себя с ним и неистинно насыщая себя общением с ним. Такова природа всякого блуда, всякого неистинного удовлетворения своего "я". Греховная, недозволенная Господом страсть души (или тела) таит в себе элемент наслаждения, ангелам неведомого, но бесам очень знакомого. Бесы тоже испытывают его призрачное наслаждение, после которого "бездна" жизни становится для них еще мучительнее и ужаснее.Призрачное обладание свиньями бесам казалось спасением от бездны страданий.Не имеющая небесного мира в себе (мира, о котором Спаситель сказал: "Мир Мой даю вам") душа отошедшего с земли человека также неизбежно мучается и терзается, лишившись возможности удовлетворять себя чрез тело и наполнять свою пустоту, - привязанностью к земле, к телу, к мечте; к тому, что не Бог и что не в Боге.Бесы гадаринские, теряя человека, хотят вампирически насладиться хоть какой-либо тварью. Свиньи наиболее близкая к ним тварь и наиболее "легкая", может быть, для нечистого духа, ибо Священное Писание ставит свиней образом плотской косности, запрещая метать духовные истины пред человеком, устремленным к земной пище, как свинья. Естественно, бесы хотят устремиться к свиньям. Только бы им не остаться без всякой жертвы, без всякой пищи, то есть без возможности кого-либо мучить и терзать в Божьем мире. Лишь бы не остаться им в этом страшном одиночестве собственной злобы, и не находящей для себя предмета похоти - самости, в самой себе' терзающейся мучениями ада... Поистине ужасна эта бездна, не имеющая никуда выхода из самой себя и не желающая открыться Богу.На бесах поучим мы, люди, себя! Все зло, которое мы другим (то есть, прежде всего, самим себе) делаем, есть зло, выходящее из пустоты нашей, не заполненной светом Божьим. Гордые, мы, будучи пустыми, заполняем себя не жизнью Божественной, но призраками радостей, чтобы только не чувствовать ужасного своего - без бога - одиночества. Адская бездна непрестанно отверста пред нами, и мы, слепо страшась ее, слепо привязываем себя к тому, что само не вечно, что есть лишь туман над бездной... Смерть рассеивает туман и оставляет бездну.Как гадаринские духи, мы, слепые люди, на земле живущие, не обращаем лица ко Господу - Солнцу Правды и Жизни, но ищем себе "свиней", - лишь бы не обнаружилась пред нами самими наша пустота.Что такое "свинья" для нашего человеческого духа? Это, прежде всего, наше собственное тело, когда оно отделено, в нашем сознании, от нашего духа и от его благодатных задач на земле. Это - наше тело, если мы к нему пристращаемся и служим ему с тем вниманием, с которым мы должны служить одному Господу Богу, и воскуряем этому телу чувственными удовольствиями безмерными и .беззаконными. Вожделение, пленение красотой или просто самой телесностью тела, бесчисленные грехи и поползновения ко греху блуда - все это искание и нахождение "свиньи".Свиньей, притягивающей нас, бывает и всякий предмет, вызывающий в нас чрезмерное к себе пристрастие; идол, затмевающий в нашем сердце сияние Господа. "Свинья" - это всякое заполнение пустоты своей - не Господом.Не желая, как и бесы, идти в бездну, мы, люди, часто даже не просим Господа позволения войти нам в нашу свинью. Мы сами врываемся в своих свиней...Исповедуем это пред Тобою, Господи! Ты видишь Сам, что не имеем мы даже страха Твоих бесов и их послушания Твоему велению. Волей мы оставляем Тебя, Источник воды, текущей в Жизнь, и прилепляемся к призракам пустыни; пьем воду из источников миражей.Оттого так трудно и мучительно складывается жизнь человека в мире.Неужели мы не поверим Христу? Если бы бесы, эти жуткие темные духи, вместо своих бесплодных попыток спастись от бездны - свиньями и их обладанием, поверглись бы к ногам Милосердного Господа и возопили бы, как некоторые люди, видящие истину: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!" - простил бы их Господь, ищущий Свою милость излить на тех, кто бы принял эту милость, - ( и обратились бы бесы в ангелов; и ушли бы на небо, в неизреченный Свет Божий!Но гордыня и злая воля мешают им.Они мешают и нам, людям, припасть к сандалиям Иисусовым, - к любви Божьей, ходящей среди нас и ради нас по земле!Бесы засвидетельствовали в мире власть Иисусову, которую не хотят признавать столько людей.Власть Иисусова распорядилась бесами как покорно дрожащей тварью - и проявила их в мире. Чтобы люди не считали бесплотный мир несуществующим; но знали бы своих врагов невидимых как видимых.Самое большое поражение бесов - когда их обнаруживают, срывают с них личину, которой они прикрываются в мире.То, что бесы открылись пред глазами всего мира - это даже большее их поражение, чем то, что они были изгнаны.Они все делают, чтобы остаться в мире сокрытыми... Самоубийцы, пред самоубийством своим, совсем не знают, что около них стоит гадкий (невыразимо) злой дух, понуждая их убить тело, разбить драгоценный "глиняный сосуд", хранящий душу до сроков Божьих. И советует этот дух, и убеждает, и настаивает, и понуждает, и запугивает всякими страхами: только, чтобы человек нажал гашетку или перескочил через подоконник, убегая от жизни, от своего нестерпимого томления... Человек и не догадывается, что "нестерпимое томление" не от жизни, а от того, от кого и все мысли, "обосновывающие" убиение себя. Человек думает, что это он сам рассуждает, и приходит к самоубийственному заключению. Но это совсем не он, а его мыслями говорит тот, кого Господь назвал "человекоубийцей искони". Человек только безвольно соглашается, невидимо для себя берет грех диавола на себя, сочетается с грехом и с диаволом... Одно покаянное молитвенное слово, одно мысленное хотя бы начертание спасительного Креста и с верою воззрение на него - и паутина зла расторгнута, человек спасен силой Божьей от своей гибели... Только малая искра живой веры и преданности Богу - и спасен человек! Но все ли люди, спасшиеся от убиения себя или от какого-либо другого греха, понимают, что около них стоял (а может быть, и еще стоит, или иногда к ним приближается) отвратительный злой дух, существо, обнаруживаемое только некоей духовной чуткостью и обостренным духовным вниманием?Далеко не все (даже христиане) отдают себе отчет в действиях и проявлениях злых духов, о которых с такой удивляющей силой и ясностью говорит Слово Божие.Отравленные постоянным скептицизмом, неопытные в делах духа - "дети" (по возрасту духовному, но не по смирению) - даже седовласые старцы оспаривают реальное существование злых духов. А есть такие обыватели, которые только шутят и смеются, когда им говорят о невидимых злых силах... Не подозревают эти люди, что само их грубое неверие в то, о чем говорил Спаситель и опытно (вполне экспериментально-научно) утверждали апостолы и все святые в мире, это само их неверие - одно из проявлений влияния того духа, которого они отрицают.Есть другая кознь у бесов: заставить людей понимать свое существование лишь в "символическом" смысле.Обнаружение бесовской силы в мире полезно для людей. И духовно-внимательный человек найдет себе всегда, что заметить, в этом отношении, среди окружающего мира и в глубине своей собственной человеческой совести. Если же он встанет на путь настоящей, трезвенной духовной жизни - пред его духовным взором откроются многие тайны.Почему Господь, изгнав бесов из человека, "позволил им" войти в свиней? Почему не изгнал их в бездну? Потому же, конечно, почему допустил их и овладеть человеком. Для обнаружения их в мире. Для возбуждения всего человечества против них; для привлечения людей к Себе. Бесами должно наиболее ярко выявиться зло пред нравственно инертным сознанием человечества.Если бы бесы, после своего изгнания из человека, совсем ушли бы с земли в свою бездну, люди имели бы случай подумать, что бесноватого мучили не бесы, а какая-нибудь простая физическая болезнь. Например, "нервы", на которые в наш век очень легко ссылаться ученым и неученым людям. Никто, конечно, не знает в мире, каким образом физические ниточки в теле человека могут порождать чисто нравственные явления добра и зла: например, заставлять людей благословлять Имя Божие или страшными словами хулить это Благословенное Имя. Но слово "нервы" объясняет для некоторых людей все. Им делается сразу ясной вся тайна жизни.Благодушный и очень современный "позитивизм" этот имеет ныне многих сторонников, несмотря на все события в мире и на быстрое приближение мира к последнему Дню Господню.Гадаринские жители тоже, может быть, как-нибудь по-житейски, по-своему объяснили бы исцеление бесноватого, если бы не пострадали от бесов.Зная это неверие человеческое, Господь все делал, чтобы научить людей веровать в невидимый мир.Исполняя молитву даже бесов, Господь поучает людей: есть бесы в мире! Есть невидимая сила, бесконечно коварная и лживая, но во всем подчиненная Господу, кроме коварной воли своей, которую Господь не может принудить к добру. Ибо сущность истинного добра исключает всякое принуждение к нему.Да, есть бесы в мире! Нужна борьба с ними. Нужна бодрственность в этой борьбе, нужны внимание и вера непоколебимая в силу Христову, разрушающую все твердыни врага. Нужна защита Христова... Этой истине пришел научить Господь.И мы видим, как одержимые животные, только что здесь мирно пасшиеся у прибрежных скал, вдруг охваченные каким то невидимым вихрем, среди ясной погоды, вопреки всякому инстинкту самосохранения, бросаются с крутизны в озеро и - тонут.Так бросаются люди на всякие безрассудные поступки, их самих ужасающие... Сколько убийств и самоубийств предотвращенных, сколько семейных очагов сохраненных, сколько преступлений избегнутых - от одного только воззрения человека на Слово и на Крест, видимо и невидимо останавливающий человеческую душу на пороге падения.