ЧеченоИнгушетия (раньше она называлась Горская Республика) всегда была краем не только многонациональным, но и многоконфессиональным. Старожилы помнят, как в центре Грозного – главном городе этого края – рядом с русским православным собором мирно соседствовали мусульманская мечеть, армянская церковь, польский костел и еврейская синагога.

Разбросанные вокруг города православные казачьи станицы гордились своими храмами. Да и сами названия многих этих поселений шли от православных праздников: так возникли станицы Троицкая, Вознесенская, Петропавловская, Воздвиженская и другие.

Казачество было глубоко верующим; вера этих свободолюбивых людей передавалась от деда к внуку, от отца к сыну. Казаки свято хранили не только освященные полковые знамена, но и полковые иконы, которые заказывались на щедрые пожертвования в лучших иконописных мастерских царской России. В каждой казацкой хате был святой угол с образами, были святая Псалтирь, Евангелие, другие священные книги. Казак без молитвы не садился за стол, не начинал никакого домашнего дела.

Когда в России настала ночь десятилетий удушающего безбожия, возведенного в ранг государственной политики, власти приложили много усилий к тому, чтобы разрушить и уничтожить не только казачьи храмы, но и ту веру, которая жила в сердцах людей. Там, где безбожникамактивистам не помогали топоры, чтобы развалить церковь, шла в ход взрывчатка. В дьявольских кострах горели порубленные на куски старинные иконы, конфискованные старопечатные книги. За пару бутылок водки находились желающие сорвать кресты с куполов, осквернить святой алтарь, поглумиться над чувствами верующих. Острие борьбы идеологоватеистов было направлено против православных пастырей, которые даже в этих условиях совершали богослужения, призывали свою паству к смирению и терпению. Власти все делали для того, чтобы скомпрометировать личность священника, ошельмовать его, унизить в глазах общества. Не гнушались ничем: в ход шли агентурные доносы, сплетни, дешевые листовки, карикатуры в газетах и на уличных плакатах, откровенные провокации...

В конце 1980х годов нам, сотрудникам русской редакции республиканского радиовещания в Грозном, удалось получить доступ к закрытым архивным фондам областной партийной организации. Впервые по благословению митрофорного протоиерея Петра Нецветаева, бывшего в то время благочинным православных церквей ЧеченоИнгушетии и настоятелем МихайлоАрхангельского храма в Грозном, началась большая работа по изучению церковной истории края. Пожилые прихожанестарожилы приносили отцу Петру дореволюционные фотографии с видами православных храмов, сообщали многие исторические свидетельства. Но основная работа развернулась тогда, когда открылся доступ к секретным партийным архивам. Долгие годы они оставалось абсолютно недоступными. Интересовавшие нас папки выдавались крайне ограниченному кругу лиц – в основном тем, кто изучал, занимался сам и обогащал своим опытом практику «воинствующего атеизма» правящей в тот период коммунистической партии.

К сожалению, широкомасштабная военная операция по ликвидации чеченских бандформирований, начавшаяся в Чечне в 1990х годах, полностью остановила архивную работу. Но даже то, что тогда удалось с Божией помощью узнать, поражает размахом и злодейской изощренностью атеистической политики компартии. Впрочем, все это не открывает, а лишь приоткрывает завесу над правдой богоборчества на Северном Кавказе, над атмосферой, душившей православную веру и другие вероисповедания.

В этих документах часто упоминается станица Слепцовская (Орджоникидзевская): власти не могли примириться с высокой активностью верующих в ней. «У большинства колхозников за плечами большой груз суеверий и предрассудков, на которых играют попы, муллы, – читаем мы в стенограмме 2й областной партконференции от 25 мая 1937 года. – Вот возьмите, пожалуйста, станицу Слепцовскую, где постоянно работает молитвенный дом с двумя служителями и который посещает 800 человек... Все эти враги сейчас благодаря тому, что мы ротозейничаем и не ведем работы, обактивились и ведут свою подрывную работу». Обращает внимание стиль и, конечно, дата этого документа: 1937 год. Время жесточайших репрессий против православного духовенства и верующих, когда любой, кто не боялся назвать себя православным, рисковал очутиться в застенках НКВД, а затем и в лагерях смерти. Казаки остаются верными своей вере и своим обычаям. Они пишут и стучатся в двери различных инстанций, чтобы им дали возможность слушать слово Божие. 1937 год стал, согласно архивным документам, годом возобновления церковной молитвы в станице Слепцовской. Теперь казаки молятся в домовой церкви или, как ее называют власти, «молитвенном доме», который через 23 года станет домом для протоиерея Петра Сухоносова.

«Наиболее резким является факт предоставления трибуны служителям культа в Сунженском районе. Здесь во время праздника Победы на многолюдном митинге после выступления партийных и советских работников держал речь священник Добровольский», – с негодованием звучит выступление на 13м пленуме Грозненского обкома ВКП(б). Пленум проходит 5 июня 1945 года, в обстановке всенародного ликования по поводу Победы над фашизмом. Но не до ликования большевикам, когда рядом с ними «враг» куда более страшный – Христова Церковь! Уже предано забвению все: как Церковь денно и нощно молилась за победу над оккупантами, как грозненский храм святого Архистратига Михаила был превращен в госпиталь для раненых красноармейцев, как простые верующие женщины ходили собирать милостыню для фронтовиков, как перевязывали им больные раны... Все это уже забыто. Сунженская казачка Александра Дорошенко поведала историю о том, как местные власти расправлялись с верующими: «Объявили общее собрание жителей всей станицы. А где собрать народ – и сами не знают, потому что несколько тысяч народу не вместит никакая площадь. Поэтому вызвали в открытую степь, за станичной околицей. Пришли туда парторги, местные активисты и поставили в поле огромную доску, метров пять высотой, чтобы там составить список верующих и неверующих. Всех наших священников и многих певчих к тому времени уже сослали в заключение. Над верующими издевались страшно: в воскресенье заставляли работать, а отдыхать предлагали нам самим в любой другой день недели. Церковь закрыли и намеревались вообще сломать ее. Стали нас агитировать отречься от Бога и своей веры. Для начала прочитали нам лекцию – часа на три, о том, что царь Николай, дескать, потакал религии, делал людей рабами, а теперь новая власть, установленная Лениным, хочет, напротив, всех людей сделать свободными от предрассудков. Убеждали нас долго, но никто открыто от веры не вышел отрекаться. Все ждали, кто же это сделает первым. И вдруг парторг объявляет: «Слово предоставляется нашей стахановке товарищ Дорошенко!» Я действительно была молодой стахановкой, работала в местном колхозе. Парторг спустился с трибуны взял меня под руку и провел на сцену. Власти были уверены, что я первой запишусь в безбожницы, тогда другим будет легче отречься от Бога. Иду я, а сама прошу Бога: «Господи, да уразумишь Ты меня, что нужно сказать!..» Стою на трибуне и вижу перед собой целое море народа. Впереди – мужчины, старики с седыми бородами, много старообрядцев. Все на меня смотрят и ждут моего слова. И тогда я ко всем обращаюсь так: «Вот, дорогие мои, когда человека крестят в церкви, то поют: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся. Алилуйя». Это мы даем клятву, что никогда не изменим нашей православной вере и крест с себя не снимем, который нам надевают при крещении. Вот и рубите мне голову! Пусть моя голова отлетит, а крест святой на шее останется! Кто как хочет, а я записываюсь в список верующих...» При всех перекрестилась, спустилась вниз и поставила свою подпись там, где должны были быть верующие. Не было у меня почемуто в это мгновение никакого страху, что меня могут посадить. И вот верите? После этого все как один записались там же, где и я. Никто не отрекся от веры! Как меня после этого власти ругали! Но большего зла не сделали...» «Кто служит в этих церквах и молитвенных домах, – на очередном антирелигиозном митинге гневно бросает в зал слово один из ораторов, – кто является учредителями религиозной общины, из кого состоят ее исполнительные органы, для каких целей используются помещения религиозными общинами, какая часть населения составляет верующих, как община выполняет налоговую систему – председатели исполкомов не знают... Партийносоветские работники должны иметь ввиду, что религиозные общины являются удобной формой не только для совершения религиозных потребностей, но и для использования врагами в целях антисоветской, контрреволюционной пропаганды. Это нас обязывает повысить большевистскую бдительность и максимально усилить надзор за деятельностью церковников и религиозных общин». И повышали, и усиливали до полного маразма, черпая «вдохновение» в лозунгах и призывах сталинскобериевских лет, захлебываясь от восторга собственным же пустозвонством и словоблудием, нагнетая истерию вокруг Церкви и ее пастырей. «Многочисленные факты активизации церковников у нас в области, зачастую их безнаказанные «путешествия» по районам, нарушения ими советских законов говорят о том, что люди чуждой нам идеологии, а порой прямые агенты иностранных разведок – активные церковники не встречают в своей деятельности почти никакого сопротивления со стороны советских органов на местах, со стороны коммунистов, которые, как известно, обязаны быть воинствующими атеистами. Мы слишком мало, позорно мало разоблачаем лицемерие, ханжество и антинародную сущность церковных деятелей в глазах народа» – это строки из протокола собрания Грозненского партактива от 4 сентября 1948 года. И дальше в унисон этого «обличения» звучит: «Нам, большевикам, ни на минуту нельзя забывать той простой истины, что под религиозной проповедью скрывается глубоко враждебная идеология врагов нашей партии, нашего государства. Чтобы убедиться в этом, достаточно поглубже вникнуть в содержание проповедей, исходящих от церковников, а также поглубже познакомиться с деятельностью главарей церковных сект и общин, являющихся, как правило, отъявленными врагами Советского государства». Чтобы «поглубже вникнуть» в суть проблемы, не дававшей покоя партийному активу области, использовались совершенно неожиданные приемы и сравнения. В том же протоколе собрания от 4 сентября 1948 года мы читаем поразительные строки: «Наибольшую посещаемость имеют молитвенный дом станицы Орджоникидзевской в Сунженском районе и православная церковь в г. Грозном. Несмотря на то, что церковь в Грозном расположена рядом с кинотеатром «Родина» и напротив ресторана «Прогресс», в большие праздники эту церковь посещают по 5–7 тысяч человек, в то время как ресторан такое количество может обслужить лишь за 1,5 года». Вот она, настоящая правда!