Разве не эта модель представляется огромному количеству наших соотечественников идеальной, разве не она прослужила основанием для недавних изменений в религиозном законодательстве? Не из нее ли вытекает полная пассивность христиан в общественной жизни (церковь вне политики, это дело государства), неприятие самой идеи социального служения (пусть заботится собес), стремление запретить деятельность инославных миссионеров как нарушающих монополию при явном нежелании самостоятельно заниматься миссией, особенно среди национальных меньшинств («свои» и так у нас прописаны с самого рождения, а до «чужих» нам и дела нет)? Правда, место государя как главы церкви остается сегодня вакантным, но ведь и сама нынешняя власть нередко воспринимается как переходная от коммунизма к самодержавию (в свое время мне довелось увидеть на улице лозунг: «Ельцинъ – путь к принятию царя»).

В досинодальную эпоху российская Церковь не забывала о своем праве и даже обязанности обличать недостойных правителей и «печаловаться» о невинно страждущих. Позднее она была от этого отучена. Что же происходит сегодня? Кровавые войны, беззастенчивая коррупция, хроническая невыплата зарплат и откровенный отказ обеспечить неимущих хоть сколь-нибудь пристойным пропитанием – все это стало поводом лишь для самых расплывчатых и бесконфликтных заявлений. Впрочем, ничего удивительного: в приведенной выше модели вопросы войны и социальной справедливости всецело относятся к ведению государства, тогда как удел церкви – аполитичная лояльность режиму во всем, что не касается религии. В результате Церковь оказывается отделенной не столько от государства, сколько от едва нарождающегося гражданского общества.

Зато в ситуации, когда государство или общество вольно или невольно «переходят границы» и вторгаются на территорию, отведенную в синодальной модели церковным властям, следует незамедлительная и весьма внятная реакция. Это мы видели на примере новой реакции Закона о свободе совести, пресловутого фильма Скорцезе “Последнее искушение Христа” и, наконец, истории со штрих-кодами, разделительные линии в которых оказались похожи на три шестерки. Не стоит сейчас обсуждать, насколько правильной была позиция иерархии в каждом из этих вопросов, но стоит, на мой взгляд, пожалеть, что она сумела полноценно возразить только по поводу отдельных символов, не найдя обличительных и назидательных слов относительно реальных поступков власть имущих.

Для того, чтобы определить место Русской Православной Церкви в нынешнем российском обществе, чтобы выработать оригинальную и глубокую социальную доктрину (а не просто набор общих фраз, разбавленных библейскими цитатами), нам необходимо прежде всего понять саму необходимость социального и миссионерского служения Церкви, а значит – пересмотреть синодальную модель церковно-государственного симбиоза, имеющего так мало общего с византийской симфонией. Простое заимствование западных моделей, как мы видели на множестве примеров, плохо приживается в России. Для того, чтобы уверенно созидать свой дом, нам необходимо прежде всего критически осмыслить свою историю.

1 Мать Мария. Типы религиозной жизни. // Вестник русского христианского движения, № 176 (II-III - 1997), Париж - Нью Йорк - Москва, с. 11.

2 О мученической кончине царской семьи. Доклад о работе Комиссии Священного Синода по канонизации святых, прочитанный на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви 10 октября 1996 г.

3 «Помазанник Божий принес себя в искупительную жертву за грехи народа». Речь здесь идет не о Христе, а о Николае II. Стоящая под этой формулировкой подпись епископа Вениамина не позволяет думать, что здесь вкралась богословская неточность или риторическое преувеличение — Обращение епископа Владивостокского и Приморского Вениамина( // Церковно-Общественный Вестник, 1997, № 9 , с. 5.

4 Д.В. Поспеловский. Вопрос о канонизации Николая II и Александры Феодоровны. // Вестник русского христианского движения, № 176 (II-III - 1997), Париж - Нью Йорк - Москва, сс. 243-255. 5 A.M. Hocart. Kings and Councillors. An Essay in the Comparative Anatomy of Human Society. Cairo, 1936 (переиздание — Chicago-London, 1970), pp. 41-59, 86-101. 6 A. Hocart, ук. соч., p. 86. 7 Отметим, что и индуизм – языческая религия с четко структурированным жречеством – относит царей к кшатриям (воинам), а не к брахманам (жрецам). 8 Иустин Философ. Первая Апология, 54. Цит. по: Раннехристианский церковные писатели. Антология. Москва, 1990, с. 177. 9 А.Б. Зубов, О.И. Павлова. Религиозные аспекты политической культуры древнего Востока: образ царя. // Религии Древнего Востока, Москва, 1995, сс. 34-84. 10 А. Зубов, О. Павлова, ук. соч., с. 68.