Библия и революция XVII века

Баниан был очень захвачен продажей Исавом своего первородства. Исав, как и Каин, впоследствии процветал, но без всякой пользы[994]. Баниан, естественно, всегда был на стороне младшего брата, за Авеля и Иакова, против старшего брата[995] . Друг Баниана Джон Оуэн, чье “Рассуждение о Послании к Евреям” публиковалось с 1668 по 1684 г. (год спустя после его смерти), также подчеркивал бесполезность раскаяния Исава[996].

Столетием раньше “История Иакова и Исава”, хотя и сочувственная к Иакову, тем не менее позволила Исааку ясно заявить о своей позиции. “Титул первородства, который дается по происхождению”, “как говорит естественный закон, принимает старший сын” (строки 400-438). Но в 1640-х и 1650-х годах оппозиция праву первородства была выражена широким спектром мнений — обычно в библейских выражениях — левеллерами, диггерами, людьми Пятой монщэхии, проповедниками читавшими проповеди по случаю поста[997] , реформаторами права[998], последователями Гаррингтона и многими другими сочинителями памфлетов[999]. Им возмущались и в Новой, не менее, чем в Старой, Англии[1000].

Другие использовали Исава и Иакова для подобных же целей, хотя кажется невозможным определить, кто на кого оказывал влияние. Бёме, чьи работы были переведены на английский в революционные десятилетия, описывал борьбу между Исавом и Иаковом как борьбу добра против зла, как милость, предлагаемую даже злодеям, но отвергаемую ими[1001]. Томас Эдвардс приписывал м-сс Эттауэй “и кое-кому из ее племени” мысль, что “существует мир Исава и мир Иакова; мир сей — это мир Исава, но вскоре наступит мир Иакова, в котором все творение будет спасено”[1002]. Анонимный милленарийский памфлет 1649 г. “Некоторые вопросы, представленные многими христианами” провозглашал, что “Исав — это конец старого мира, а Иаков — начало нового. Это значит, что правление злого потомства Исава завершает старый мир; а правление Иакова, святых (кому обещано господство) начинает новый мир”[1003].

Уильям Делл различал два семени внутри церкви на основаниях, которые были одновременно социальными и теологическими. Одно было “отмечено степенями, именами и титулами, вознесено до великих почестей, авторитета и власти”; у других отсутствовали “титулы и слава фальшивых проповедников, которые они полностью презирают и отвергают, и... все великолепие речи и мудрости и знания мира сего”. Эти последние признаны “истинными овцами Христа”[1004]. В 1653 г. некто G.W. (возможно, Джордж Уизер) нападал на духовенство, которое “гонится за почестями, мирской властью и богатствами”; “старый зуд мирского господства мерзко овладел вами; ваши руки — это руки Исава, хотя ваш голос может быть голосом Иакова”[1005].

Рантеры писали гораздо меньше, чем диггеры, о Каине и Авеле, Исаве и Иакове. В своем предисловии к трактату Ричарда Коппина “Божественные учения” (1649) Абайзер Коппе противопоставлял дом Исава — формальные молитвы и указы, плотская справедливость и т. п. — дому Иакова (“этой маленькой искре, которая лежит, спрятанная и похороненная под всеми вашими пышными формальностями”). Дом Исава “подобен жнивью и теперь, как жнивье, полностью высох”; дом Иакова падет на него, как огонь[1006].

Лод замечал, что Давид говорит иногда от своего лица, иногда от Бога[1007]. То же видим у Коппе, из произведений которого часто неясно, кто говорит: он или божество. В трактате “Пламенный летящий свиток”, опубликованном в 1650 г., он объявлял, что “почести, знатность, благовоспитанность, собственность, излишки” послужили “причиной всякой крови, которая когда-либо была пролита, от крови праведного Авеля до крови последних левеллеров, которые были застрелены насмерть” — вероятно, в Бэрфорде. Коппе подчеркнуто обращался к Исаву: “лорд Исав”. Кларксон в свои рантерские дни использовал Каина как символ гордого и богатого[1008]. Ботумли также думал, что “гордое, себялюбивое существо, которое есть Исав”, противопоставлено “искреннему и чистому божественному существу, которое есть Иаков”; но оба служат Божиему замыслу. Библейские истории о Каине и Авеле, Исаве и Иакове, добрых царях и злых — все были для Ботумли аллегориями, а не буквальной истиной[1009]. Эрбери высказывал ту же мысль об Агари и Измаиле, Сарре и Исааке, добавляя: “...если такие лица существовали”[1010]. Уинстэнли верил, что дух всеобщей любви — это Господь всей земли. “Лик его назван всеобщей властью любви; обратная его сторона названа властью себялюбия”. Иначе еще они называются Сыном Свободы и Сыном Оков, Иаковом и Исавом, “которые борются в утробе земной, кто первым выйдет на свет и кто будет править”[1011].

Ричард Коппин высказывал схожую идею: Иаков и Исав, верующий и неверующий существуют во всех людях. “Любимый избран, а ненавидимый нет”. Бог “может спасти Иакова и сокрушить Исава, хотя они оба остаются в нас”[1012]. Роджер Крэб противопоставлял “закон старого человека в моих плотских членах” и “закон моего духа”[1013]. Коппин описывал “пути Каина” как “поиски почестей, признания и уважения” для “вашей работы, религии, святых обязанностей и так далее”, а также желание “продвигаться в этом мире по части почестей и величия”[1014]. Он приводил убийство Каином Авеля как один из многих примеров гонения на Божий народ[1015]. Он также использует историю Иакова и Исава. “Исавом обозначаются величие и почести мира сего... ибо герцоги, короли и знатные идут от него”. Но Иаков и Исав, верующие и неверующие, могут быть найдены “в каждом из нас”[1016]. В трактате “Саул поражен за то, что не поразил Амалика” (1653) Коппин прямо соотносил Саула сначала с Карлом I, а затем с Долгим парламентом как выразителями принципов Исава. “Иисус Христос — это тот, кто должен восстановить... и возвратить в наши руки опять всю нашу свободу, права и владения, как мирские, так и духовные”[1017].

IIIКогда Тоуни пытался убедить молодого Тревора-Ропера, что “ошибающийся коллега — не амаликитянин, которого нужно разбить наголову”, он призывал к более цивилизованным формам академических споров, а также отмечал, что методы ТревораРопера более приемлемы для варварских ветхозаветных племен, которые убеждали себя в своей правоте и в том, что их враги — это враги Бога. Уильям Эттерсол сказал, что амаликитяне “потерпели поражение больше от молитв Моисея, чем от меча Иисуса Навина”[1018]. С необходимыми изменениями его слова могут быть приложены к результату спора между Тоуни и ТреворомРопером. Но в XVII в. меч казался более приемлемым оружием.Амалик, “самый отчаянный враг, какого когда-либо имел Израиль”, был внуком Исава (Исх. 17.13, Втор. 25. 17-19). Милтон описывал прелатов как “скотов Амалика”[1019]. В понимании Ричарда Коппина Амалик стоял за царскую власть, осуществляемую либо Карлом I, либо парламентом. Амаликитяне включают священников Англиканской церкви и их пресвитерианских преемников, а также землевладельцев. Амаликитяне нападали на детей Израиля в дни Моисея. “Господь поклялся, что он будет вести брань против Амалика из рода в род” (Исх. 17.16; Втор. 25). Меч Господа и Гедеона поразил их (Суд. 7), а Саулу было приказано покончить с ними. Но он пощадил их царя Агага, из-за которого Бог раскаялся, что сделал царем Саула. Давид поступил лучше, не оставив амаликитян — ни мужчины, ни женщины — в живых (1 Цар. 15, 27, 30)[1020].Коппин считал Амалика символом разложения жестокосердных правителей. “Кое-кто в течение всех веков постоянно являлся, чтобы биться против Израиля... паписты, епископы, прелаты и пресвитеры”, а теперь, возможно, индепенденты и анабаптисты, — “все подобные тем угнетателям-амаликитянам, которые все еще чинят препоны явлению Господа Иисуса в народе его”. Амалик “может относиться к королевским домам и палатам бывшего парламента”, которые “тиранили мой народ”. И как Саулу было приказано низвергнуть Амалика, “так и подобная же команда может прийти от Господа нашему генералу [Кромвелю] поразить последний парламент и лишить их угнетательской власти... и вернуть все остальное, дабы восстановить интересы народа, его права, привилегии”. Но как и Саул, Кромвель не закончил это дело. “Иисус Христос — это тот, кто может восстановить... и снова вернуть в наши руки все наши свободы, вольности и владения, как временные, так и духовные”[1021].Джозеф Салмон доказывал те же самые вещи четырьмя годами раньше. “Было время, когда Бог обитал среди нас во тьме абсолютной и тиранической монархии”, прикрывая “свое прекрасное присутствие плотным облаком тьмы”, облаком тирании и гонений. Теперь же он “пришел, дабы разодрать это облако на куски... и облечь себя другим”. Но “сама душа монархии потонула в парламенте”. “Она потеряла... свою форму, но не свою власть, они делают себя столь же абсолютными и тираническими [властителями], как король во время своего правления”. Теперь власть попала в руки армии. Генералы — это “бич Божий”. “Вы имеете полномочия от Господа покарать угнетателей Англии”. Но Салмон надеялся, что власть перейдет к “содружеству” “святых, рассыпанных” среди простых солдат армии. Он предупреждал генералов, что “той же мерой, какою вы мерите, и вам будет отмерено, ибо Господь вскоре бросит свой бич в огонь пожигающий и разрушающий. Это будет славное разрушение, ждите его”[1022]. Уильям Эрбери, близкий к рантерам, использовал известную концепцию Адама как представителя всего рода человеческого, чтобы доказать, что армия Нового образца была “армией Бога, представляющей народ”[1023].Коппе использовал Библию в своих собственных целях. Следить за чудачествами Неемии предпочтительнее, чем слушать, как “усердный пресвитерианин, индепендент или духовный энтузиаст молится, проповедует или упражняется”; он противопоставлял “жеманную, приятную, наигранно-серьезную, бесплодную Мелхолу” неподобающему поведению Давида, когда он “скакал, прыгал... бесстыдно, похабно обнажившись перед глазами рабынь рабов своих”. Коппе с одобрением говорил о многих “выходках” Иезекииля, сына Вузия (что переводилось как сын презрения), и Осии, “который вошел к блуднице, и т. д.”[1024].Другой легендой, полной возможностей, была легенда о Нимроде, первом царе, который построил вавилонскую башню. Он был внуком Хама, проклятого сына Ноя (Быт. 10.6-8). Его тирания “вошла в поговорку”, — говорилось в женевском примечании. Он обрисован как тиран во многих произведениях — от Данте, через сэра Джона Фортескью, сэра Уолтера Рэли и многих других до “Голландских толкований на всю Библию” (1637 и позднейшие издания)[1025]. Фоуке называл архигонителя др. Эдварда Стори “кровавым Нимродом”[1026]. Рэли видел в Нимроде хорошего колонизатора, что, вероятно, кое-что говорит о колонизаторских методах самого сэра Уолтера[1027]. Католический архиепископ-ренегат Марк Антоний де Доминис, будучи с кратким визитом в Англии, объявил папу “Нимродом, тираном... даже самим антихристом”. Это не помешало ему возвратиться в Рим, когда ему не удалось получить в Англии того, что он считал достойным его повышением по службе[1028]. В 1649 г. обвинитель Карла I сравнивал его с “Нимродом... первым тираном”; анонимный пресвитерианский автор признавал, что Нимрод был тираном, но доказывал, что неразбериха всегда хуже, чем тирания[1029].