– Ты что – думаешь написать их души?

– Конечно! Душу Каина – зависть, и душу Авеля…

– А что же будет выражать его душа?

– Вот над этим я и бьюсь сейчас. У меня еще нет определенного решения. Я хочу написать его умирающим, повергнутым наземь родным братом. Вот тут, под рукой у меня, книга Бытие и «Каин» лорда Байрона. Читал?

– Нет, «Каина» лорда Байрона я не читал. А что ты выудил из Библии?.

– Очень немного… Суди сам. – И, взяв со стола книгу, он прочел: – «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от господа. И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец. Спустя несколько времени Каин принес от плодов земли дар господу. И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел…»

– А это почему? – прервал его Хоакин. – Почему господь одобрительно взглянул на дар Авеля и с пренебрежением – на дар Каина?

– Здесь не объясняется…– А тебя самого это не заинтересовало, раз уж ты принялся за свою картину?– Да как-то нет… Ну, может, оттого, что господь сразу увидел в Каине будущего убийцу Авеля… увидел завистника…– Так, значит, это он сам создал его завистником, значит, он сам опоил его каким-то зельем… Ну, читай дальше.– «И сказал господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лицо твое? Если делаешь доброе, то не поднимешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним…»– И грех победил, – прервал его Хоакин, – ибо Господь сам попустил это. Читай дальше!– «И сказал Каин Авелю, брату своему: пойдем поле. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля брата своего, и убил его. И сказал господь Каину…»– Хватит! Дальше не продолжай. Меня не интересует, что сказал Иегова Каину после того, как было уже поздно.Хоакин положил локти на стол, подпер руками голову и, пристально глядя своим ледяным, сверлящим взором в глаза почему-то встревожившегося Авеля, сказал:– Ты знаешь шутку, которую проделывают над школьниками, зазубривающими наизусть Священную историю? Их спрашивают: «Кто убил Каина?»– Нет, не знаю!– Так вот, когда их так спрашивают, дети без запинки отвечают: «Его брат Авель».– Первый раз слышу.– Так вот, знай теперь. И скажи сам, раз уж ты вознамерился писать эту библейскую сцену… Тебе не приходило в голову, что если бы Каин не убил Авеля, то, вполне возможно, Авель убил бы Каина?– Что за чепуха!– Ягнята Авеля были угодны богу, и тем самым Авель, пастырь овец, попал к всевышнему в милость, но плоды земли, которые возделывал Каин, землепашец, не пришлись ему по душе, и Каину нечего было рассчитывать на милость всевышнего. Обласканным, приближенным был у бога Авель… Лишенный милости – Каин…– А разве Авель виноват в этом?– Так ты полагаешь, что счастливчики, взысканные судьбой любимчики совсем в этом неповинны? Они повинны уже в том, что не скрывают своего незаслуженного успеха, своего преимущества, не подтвержденного собственными заслугами. Мало того, что они не скрывают ниспосланных им милостей – а их нужно было бы скрывать, как самый тяжкий позор, – они еще хвастают ими, выставляют их напоказ. Я, например, лично не сомневаюсь в том, что Авель здорово намозолил Каину глаза, похваляясь перед ним милостью божьей, дразнил его дымом костров, когда приносил ягнят в жертву господу. Тот, кто полагает себя добродетельным и справедливым, на поверку оказывается высокомерным и нетерпимым. Показной свой добродетелью он стремится посрамить других. Кто-то уже сказал, что нет больших каналий, чем так называемые порядочные люди…– А ты уверен, – спросил его Авель, захваченный серьезностью разговора, – что Авель похвалялся своим успехом, милостью, в которую он попал?– Ни на минуту не сомневаюсь! Он никогда не выказывал требуемого почтения к старшему своему брату, никогда не просил у господа милости для него. Мало того, все эти последователи Авеля, все эти маленькие авельчики, выдумали ад и адские мучения для маленьких каинчиков только потому, что без этого их собственная слава казалась им бессмысленной. Высшая радость авельчиков, свободных от страданий, заключается в созерцании того, как страдают другие…– Ах, Хоакин, Хоакин, какой же ты, право, жестокий!.