НАДЕЖДА

Надежда — одна из теологических добродетелей. Постоянные размышления о вечности — не бегство от действительности (как считают некоторые наши современники), а одна из функций, которые призван осуществить христианин. Это не значит, что нам не следует беспокоиться о состоянии современного мира. Читая историю, вы видите, что именно христиане, внесшие неоценимый вклад в развитие нашего сегодняшнего мира, более других думали о мире грядущем. Сами апостолы, которые положили начало обращению к христианству Римской империи, великие люди, создавшие культуру средневековья, английские евангелисты, добившиеся уничтожения работорговли, — все они оставили след на земле именно потому, что ум их был занят мыслями о небе. И лишь по мере того как христиане все меньше думали о мире ином, слабело их влияние на положение вещей в этом мире. Цельтесь в небо — попадете и в землю; цельтесь в землю — не попадете никуда! Это правило кажется странным, но мы сталкиваемся с чем-то подобным и в других областях. Например, здоровье — великое благо, но как только вы делаете его объектом своих забот, вам начинает казаться, что оно у вас не в порядке. Думайте побольше о работе, развлечениях, свежем воздухе, вкусной пище — и вполне вероятно, что здоровье получите в придачу. И еще: если все наши мысли направлены на совершенствование нашей цивилизации, нам не спасти ее. Для этого надо научиться думать о чем-то ином и хотеть (в еще большей степени) этого иного.

Слишком многим из нас очень трудно хотеть «неба» вообще — разве что во имя того, чтобы встретиться с умершими близкими. Одна из причин, почему нам это трудно, в том, что мы не приучены. Вся наша система образования ориентирует наш разум на этот мир. Другая причина в том, что, когда такое желание проявляется, мы его попросту не узнаем. Большинство людей, которые действительно научились бы заглядывать в глубины своего сердца, знали бы: то, что они желают, и желают очень сильно, в этом мире обрести нельзя. Здесь много такого, что сулит нам желаемое, но эти обещания никогда не выполняются. Страстная юношеская мечта о первой любви или о какой-то заморской стране, волнение, с которым мы беремся за дело, глубоко нас интересующее, не могут быть удовлетворены ни женитьбой, ни путешествием, ни научными изысканиями. Я не имею в виду неудачные браки, либо неудавшиеся каникулы, или несбывшиеся ученые карьеры. Я говорю о самых удачных. В первый момент, когда наша мечта — на пороге осуществления, нам кажется, что мы ухватили жар-птицу за яркое ее оперение, но уже в следующий момент она ускользает от нас. Я думаю, вы все понимаете, о чем я веду речь. Жена может быть прекрасной женой, гостиницы и пейзажи — просто отличными, а химия — невероятно интересным делом, но при всем при этом что-то ускользает от нас.

Существуют две неверные реакции на это и одна правильная.

1. Реакция глупца. Он винит всех и вся. Его не покидает мысль, что, если бы он попробовал связать свою жизнь с другой женщиной или если бы отправился в более дорогое путешествие, то ему удалось бы поймать то таинственное нечто, которого ищем все мы. Большинство скучающих, разочарованных богатых людей относятся к этому типу. Всю свою жизнь переходят они от одной женщины к другой (оформляя разводы и новые браки), переезжают с континента на континент, меняют хобби, не теряя надежды, что вот это-то наконец настоящее, но разочарование неизменно постигает их.

2. Реакция утратившего иллюзии здравомыслящего человека. Он вскоре приходит к заключению, что все эти надежды были пустой мечтой. Конечно, говорит он, когда вы молоды, вы полны великих ожиданий. Но доживите до моего возраста, и вы оставите погоню за солнечным зайчиком. На этом он и успокаивается, учится не ожидать от жизни слишком многого и старается заглушить в себе голос, нашептывающий ему о волшебных далях. Такой подход к проблеме, конечно, гораздо лучше первого и приносит человеку больше счастья, а сам человек — меньше неприятностей обществу. Обычно он становится педантом, склонным покровительственно, снисходительно относиться к молодым. Но в целом жизнь протекает для него довольно гладко. Это был бы наилучший путь, если бы нам не предстояло жить вечно. Но что, если безграничное счастье существует, ожидая нас где-то? Что, если человек действительно может поймать солнечный зайчик? В этом случае было бы очень печально обнаружить слишком поздно (сразу же после смерти), что своим так называемым здравым смыслом мы убили в себе право наслаждаться этим счастьем.

3. Реакция христианина. Христианин говорит: «Ничто живое не рождается на свет с такими желаниями, которые невозможно удовлетворить. Ребенок испытывает голод, но на то и пища, чтобы насытить его. Утенок хочет плавать: что ж, в его распоряжении вода. Люди испытывают влечение к противоположному полу; для этого существует половая близость. И если я нахожу в себе такое желание, которое ничто в мире не способно удовлетворить, это, вероятнее всего, можно объяснить тем, что я был создан для другого мира. Если ни одно из земных удовольствий не приносит мне подлинного ублаготворения, это не значит, что Вселенной присуще некое обманчивое начало. Возможно, земные удовольствия и рассчитаны не на то, чтобы удовлетворить ненасытное желание, а на то, чтобы, возбуждая его, манить меня вдаль, где и таится настоящее. Если это так, то я должен постараться, с одной стороны, никогда не приходить в отчаяние, проявив неблагодарность за эти земные благословения, а с другой стороны, мне не следует принимать их за что-то другое, копией, или эхом, или несовершенным отражением чего они являются. Я должен хранить в себе этот неясный порыв к моей настоящей стране, которую я не сумею обрести, прежде чем умру. Я не могу допустить, чтобы она скрылась под снегом, или пойти в другую сторону. Желание дойти до этой страны и помочь другим найти туда дорогу должно стать целью моей жизни».

Нет смысла обращать внимание на людей, старающихся высмеять христианскую надежду о небе, говоря, что им не хотелось бы провести всю вечность, играя на арфах. Этим людям надо ответить, что если они не могут понять книг, написанных для взрослых, то не должны и рассуждать о них. Все образы в Священном писании (арфы, венцы, золото) — это просто попытка выразить невыразимое. Музыкальные инструменты упоминаются в Библии потому, что для многих людей (не для всех) музыка — это такое явление нашего мира, которое лучше всего передает чувство экстаза и бесконечности. Венцы или короны указывают на то, что люди, объединившиеся с Богом в вечности, разделят с Ним Его славу, силу и радость. Золото символизирует неподвластность неба времени (ведь металл этот не ржавеет) и его непреходящую ценность. Люди, понимающие все эти символы буквально, с таким же успехом могли бы подумать, что, когда Иисус говорил нам, чтобы мы были, как голуби. Он имел в виду, что мы должны нести яйца.ВЕРАВ этой главе я собираюсь поговорить с вами о том, что христиане называют верой. Очевидно, что слово «вера» используется ими в двух смыслах или на двух уровнях; и я рассмотрю каждый из них по очереди. В первом случае это слово означает принятие или признание за истину доктрин христианства. Довольно просто. Но вот что озадачивает людей, по крайней мере, озадачивало меня: в этом смысле христиане рассматривают веру как добродетель. Я, помню, не переставал задавать вопросы, почему, на каком основании она может быть добродетелью — что может быть морального или аморального в принятии или непринятии какого-то набора заявлений? Я говорил, что каждый здравомыслящий человек принимает или отвергает любое заявление не потому, что он хочет или не хочет его принять, но потому, что доводы в пользу его кажутся ему либо удовлетворительными, либо нет. И если он ошибся, оценивая, насколько вески представленные ему доказательства, это не значит, что он плохой человек. Разве что недостаточно умный. Если же, считая доказательства неубедительными, он все-таки старался бы поверить, несмотря ни на что, это было бы просто глупо.Что ж, я и сегодня придерживаюсь этой точки зрения. Но тогда я не видел одной вещи, которой многие люди не видят и по сей день. Я считал, что, если человеческий разум однажды признал что-то как истину, это «что-то» автоматически будет считаться им истиной до тех пор, пока не появится серьезная причина для пересмотра привычной точки зрения. Я фактически считал, что человеческий разум целиком управляется логикой. Но это не так. Например, умом — на основании веских доказательств я совершенно убежден в том, что обезболивающие средства не могут вызвать у меня удушья и что опытный хирург не начнет операцию, пока я совсем не усну. Однако это не меняет того факта, что, когда меня кладут на операционный стол и я ощущаю на своем лице эту ужасную маску, меня, словно ребенка, охватывает паника. Мне приходит в голову, что я задохнусь, я пугаюсь, что меня начнут резать прежде, чем мое сознание отключится окончательно. Иными словами, я теряю веру в анестезию. И происходит это не потому, что эта вера противоречит рассудку. Напротив, им-то она и обоснована. Я теряю ее из-за воображения и эмоций. Битва между верой и разумом, с одной стороны, и эмоциями и воображением, с другой.Когда вы задумаетесь над этим, то в голову вам придет множество примеров. Человек знает на основании достоверных фактов, что его знакомая девушка большая лгунья, что она не умеет держать секретов и ей нельзя доверять. Но когда он оказывается в ее обществе, разум его теряет веру в эту информацию о ней и он начинает думать: «А может быть, на этот раз она будет другой», и снова ставит себя в дурацкое положение, рассказывая ей тo, чeгo рассказывать не следовало. Его чувства и эмоции разрушили его веру в то, что было правдой, и он это знал.Или возьмите другой пример: мальчик учится плавать. Он прекрасно понимает умом, что человеческое тело совсем не обязательно пойдет ко дну, если оставить его в воде без поддержки: он видел десятки плавающих людей. Но сможет ли он верить в это, когда инструктор уберет руку и оставит в воде без поддержки именно его? Или он внезапно потеряет веру, испугается и пойдет ко дну?Приблизительно то же происходит с христианством. Я не прошу кого бы то ни было принять Христа, если рассудок его под давлением убедительных доказательств говорит ему обратное. Так вера не приходит. Но предположим, голос рассудка, опять-таки под давлением доказательств, свидетельствует в пользу христианства. Я могу сказать, что случится на протяжении нескольких последующих недель. Наступит момент, когда вы получите плохие известия, или попадете в беду, или встретите людей, не верящих в то, во что вы верите, и тотчас же поднимутся противоречивые чувства и поведут атаку на убеждения. Или придет минута, когда вы пожелаете обладать женщиной, или захотите сказать ложь, или впадете в самолюбование, или подвернется случай раздобыть деньги не совсем честным путем, — короче, такая минута, когда было бы удобнее, если бы вся эта христианская вера оказалась выдумкой. И снова желания поведут атаку на убеждения. Я не говорю о таких моментах, когда вы столкнетесь с новыми логическими доводами против христианства. Таким доводам или фактам надо смело смотреть в лицо, но не об этом, речь. Я говорю о тех случаях, когда христианским убеждениям человека противостоят чувства и настроение.