Сие: седмерицею падет праведный,  – сказано не просто, но потому, что борющийся законно падет необходимо и подвижнически. Сие же не во всяком случае является причиною поражения, но часто приводить и к победе. И многие, пав, истощили силу тех, которые думали устоять, ударом ноги заставив их повергнуться всем телом на землю и похитив у них победу. Почему приточник не только сказал: падет, но присовокупил: и возстанет, – чтобы указать на венец. Если же человек, когда и падет, немедленно соберется с силами и восстанет, то рассуди, насколько он доблестен.

П. А. Юнгеров [62, кн. 2, с. 124].

«Книгу Екклезиаст по содержанию удобнее всего разделить на две части: 1–4, 16 и 4, 17–12, 8 и эпилог: 12, 9–14. В первой части Екклезиаст отрицательно подходит к определению истинного блага для человека выяснением ошибочных понятий о благе и средствах для достижения его, во второй дает он положительное определение истинного блага и указывает правильные средства достижения его и сохранения; в эпилоге заключается несколько замечаний о писателе и цели книги и предостережений для мудрецов неопытных. – Но при указанном небесспорном делении книги Екклезиаст, в ней видно полное единство по мысли, цели и раскрытию их. Сходно с книгой Притчей, Екклезиаст начертывает идеал мудрой жизни и мудрого поведения человека. Но в то время как в Притчах этот идеал начертывается конкретно, в определении и уяснении отдельных поступков человека мудрого, в частом противоположении их с поведением и поступками человека глупого, в частных практических жизненных советах и мудрой практической мотивировке их, – в книге Екклезиаст этот идеал рисуется в более систематической и последовательно рассудочной отвлеченной форме, на основании общего рассуждения о плодах жизни мудрого человека. Здесь преимущественно выясняется отношение человека к земной жизни и ее благам, и все его поведение оценивается с точки зрения суеты земных благ и наслаждений и будущего загробного суда за всю земную жизнь человека. Таким образом, в книге Екклезиаст этические вопросы решаются более принципиально, абстрактно, а в книге Притчей конкретно, практически. В обеих книгах излагается, в отличие от всех других ветхозаветных книг, modus vivendi ветхозаветного подзаконного человека, но с разных точек зрения и при разном мудром освещении его: в Притчах выступает практик моралист, в Екклезиасте – философ моралист, но в обеих книгах ветхозаветный богодухновенный учитель Израиля, величайший из всех его мудрецов.

При таком понимании мудрствования Екклезиаста, конечной целью книги и выводом из нее должно быть, по суждению христианских богословов (бл. Августина, свт. Григория Нисского, Василия Вел., Иеронима и др.), возвышение мысли человека над чувственными благами, стремление к стяжанию духовных благ и устроение жизни, направленной к приобретению блаженной вечности, чуждой земных суетных благ».

Свт. Григорий Нисский. Точное истолкование Экклесиаста Соломона [15].

«Итак, почему же одна книга по преимуществу украшается надписанием Екклесиаста? Что же предположить нам об этом? Не то ли, что во всех других писаниях, исторических и пророческих, цель их клонится и к чемулибо другому, не вовсе полезному для Церкви. Ибо какая нужда для Церкви в точности изучать бедственные последствия войны, или кто были князьями у народов, основателями городов, кто от кого выселился, или какие царства впоследствии времени исчезнут, сколько таких браков и чадорождений, о которых тщательно упомянуто, и всему сему подобное, о чем только можно почерпнуть сведение в каждом писании, может ли, сколько содействовать церкви в деле благочестия? А учением сей книги имеется в виду такой только образ жизни, какого требует церковь, и преподается то, чем можно человеку преуспеть в добродетельной жизни. Ибо цель сказуемого здесь, поставить ум выше чувства, оставить, наконец, все, что в существах есть кажущагося великим и блистательным, обратиться душой к тому, что недоступно чувственному пониманию, восприять вожделение того, что недостижимо для чувства.

А, может быть, написание имеет в виду и Вождя Церкви. Ибо истинный Екклесиаст, собирающий рассеянное в единую полноту и блуждающих многократно по разным обманчивым путям воцерковляющий в единый сонм, – кто иной, как не истинный Царь Израилев, Сын Божий, Которому Нафанаил сказал: Ты еси Сын Божий, Ты еси Царь Израилев (Ин. 1:49)? Посему, если глаголы сии Царя Израилева, а Он же самый, как говорит Евангелие, и Сын Божий; то Он же именуется Екклесиастом. Да и не без основания, может быть, значение надписания возводим до сего смысла, но чтобы дознать чрез это, что сила и сих глаголов возводится к Тому, Кто на Евангелии утвердил Церковь. Ибо сказано: глаголы Екклесиаста, сына Давидова. А так и Его именует Матфей в начале Евангелия, называя Господа Сыном Давидовым» [с. 6–7].

«Суета есть, или неимеющее мысли слово, или бесполезная вещь, или неосуществимый замысел, или неведущее к концу тщание, или вообще чтолибо не служащее ни к чему полезному» [с. 8]. «Ибо обвинение пало бы на Сотворшего все, если бы и все было суетою, и создателем сего оказался у нас Тот, Кто все привел в бытие из ничего» [с. 10]. «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после » (Еккл. 1:11). «Он как бы так сказал: память о том, что было по первоначальном благоденствии, и от чего человечество стало погруженным во зло, изгладит то, что по прошествии долгого времени произойдет напоследок. Ибо не будет памяти о сем по совершившемся напоследок, то есть всецелое уничтожение памятования зол соделано для естества последним восстановлением о Христе Иисусе. Ему слава и держава, во веки веков! Аминь» [с. 24]. «И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом » (Еккл. 1:13). «Вот причина, по которой Господь пришел к людям во плоти, – вдать сердце Свое, еже рассмотрети в мудрости Своей о бывающих под небесем. Ибо что выше небес, то, как неодержимое болезнью, не имело нужды в назирающем и во врачующем. Посему, так как зло на земле (пресмыкающийся и наглый зверь – змий, влачась на персях и на чреве, в пищу себе обращает землю, не питаясь ничем небесным, но, влачась по тому, что попирается, попираемое имеет всегда в виду, блюдя пяту человеческого шествия, и вливая яд в утративших власть наступати на змиев (Лк. 10:19)); то вдал посему сердце Свое взыскати и расмотрети о всех, бывающих под небесем. Ибо в том, что превыше небес, Пророк неуничиженным видит божественное великолепие, говоря: взятся великолепие Твое превыше небес (Пс. 105:43). Сието пришел рассмотреть Екклесиаст, а именно, что под небом произошло такого, чего не было прежде: как произошла суета, почему стало преобладать неосуществившееся, какое владычество у того, чего нет? Ибо зло не самостоятельно; потому что не от сущего имеет свою особность. А что не от сущего, то, конечно, не существует особым естеством; и однакоже уподобившимся суете преобладает суета. Поэтому пришел изыскать Своею премудростью, что произошло под солнцем? Что за смешение в том, что делается здесь? Как сущее поработилось не сущему? Почему неосуществившееся владычествует над сущим?» [с. 26–27]. «Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей » (Еккл. 2:3).