Необычайная радость Сарры по рождении Исаака и удаление Агари с Измаилом. — Божественное промышление об изгнанных. — Сила и безопасность того, кто пользуется божественною помощью. — Гибельные действия зависти и увещания к ее искоренению.

1. Будем и сегодня, возлюбленные, продолжать вчерашнюю беседу, и снова предложим вам духовную трапезу, чтобы еще раз увидеть, как вы и вчера слышали, неизреченное промышление и снисхождение благого Бога и, с другой стороны, великое послушание праотца и его душевное расположение. Вы видели, как рождение Исаака обрадовало Сарру. «И сказала Сарра, — говорит Писание: смех сделал мне Бог; кто ни услышит обо мне, рассмеется» (ст. 6). Всякий, говорит, кто услышит об этом, примет участие в моей радости. Велик дар, ниспосланный мне от Бога; он превышает человеческую немощь. Кто, говорит она, не изумится, видя, как я питаю молоком от сосцов своих, уже находясь в крайней старости, и до настоящего времени будучи бесплодною? И как бы сама удивляясь и изумляясь этому событию, Сарра присовокупляет: «Кто сказал бы Аврааму: Сарра будет кормить детей грудью? ибо в старости его я родила сына»? Так как это событие было выше природы, потому Сарра и говорит: «Кто сказал бы»? То есть: кто подумает? Кто бы мог представить себе это? Какой ум в состоянии постигнуть, это? Какое рассуждение достаточно будет для того, чтобы вполне объяснить случившееся? Не столько удивительно, что из камня в пустыне потекли источники вод, когда Моисей ударил по нему жезлом, сколько то, что из утробы, уже омертвевшей, родилось чадо и явились потоки молока. Чтобы всем была очевидна действительность рождения, и чтобы всех, как современников, так и потомков, слышащих об этом, уверить в чуде, Сарра сама питает младенца, и принимает на себя труд вскормить его собственным молоком, и говорит: «Кто сказал бы Аврааму: Сарра будет кормить детей грудью»? Не новое ли это, удивительное и сверх всякого ожидания дарованное мне утешение, что я родила сына в старости моей? Что значит: «в старости его я родила сына»? Значит: кроме неплодства, самые лета возраста были таковы, что надобно было отказаться от всякой надежды рождения. Но Господь, устранив все эти препятствия, даровал мне и рождение сына и источники молока. Рассмотрим теперь последующие события. Когда окончилось время питания молоком, «и увидела Сарра, — говорит Писание, — что сын Агари Египтянки, которого она родила Аврааму, насмехается и сказала Аврааму: выгони эту рабыню и сына ее, ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком. И показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его» (ст. 9–11). Посмотри здесь, возлюбленный, как Сарра опять не терпит вольностей Измаила, и не может равнодушно переносить, чтобы сын рабыни обращался так с Исааком. И как прежде, желая смирить высокомерие Агари, в сильном негодовании она заставила ее обратиться в бегство, так и теперь, желая в самом начале обуздать притязания Измаила, и не будучи в состоянии равнодушно терпеть, чтобы сын, рожденный по благодати и дарованный самим Богом, обращался вместе с сыном рабыни–египтянки, она говорит Аврааму: «Выгони эту рабыню и сына ее, ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком». Сарра видела, что и сама она находится в глубокой старости, и праотец уже достиг преклонных лет (так как оба уже прожили много лет), и опасалась, чтобы, в случае внезапной их смерти, Измаил, по праву рождения от семени праотца, не стал домогаться участия в наследии отца и равнять себя с Исааком, поэтому и стала говорит: «Выгони эту рабыню и сына ее». Пусть, говорит, знает Агарь, что сын рабыни не будет иметь ничего общего с сыном моим Исааком; да и не прилично, чтобы сын рабыни обращался так близко с сыном госпожи. Впрочем, Сарра поступила в этом случае не несправедливо, а очень справедливо, и так справедливо, что и Сам Бог одобрил ее слова. А праотец, будучи любвеобилен и привязан к Измаилу, с неудовольствием принял слова Сарры. «И, — говорит Писание, — показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его». Он не об Агари заботился, но имел сострадание к отроку, уже бывшему на возрасте. Заметь же здесь чрезвычайное снисхождение человеколюбца Бога. Он видел, что негодование Сарры на равночестие детей есть чувство обыкновенное, свойственное человеческой природе, но что и Авраам не может равнодушно перенести изгнания Измаила и рабыни (хотя он и не противоречил Сарре по великой своей кротости, однако это казалось ему жестоко, т. е. тяжело, неприятно и невыносимо). Поэтому Господь, со свойственным Ему человеколюбием, желая укрепить союз их единодушия, говорит Аврааму: «Не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; во всем, что скажет тебе Сарра, слушайся голоса ее» (ст. 12). Не принимай, говорит, с скорбью слов ее; но во всем, что ни скажет тебе Сарра, слушай ее.

2. Все то, говорит Бог, что ныне высказывает тебе Сарра касательно Измаила и Агари, прими и послушайся слов ее. Не желай оскорбить ту, которая во все время (сожительства с тобою) показывала столь великую любовь к тебе, которая не один раз, но дважды, чтобы избавить тебя от смерти, жертвовала собою для твоего спасения и стала для тебя виновницею такой славы: и, во–первых, сделала то, что ты с таким богатством вышел из Египта; а потом была причиною, что ты удостоился такой чести от Авимелеха. Итак, не позволяй себе предпринимать что–либо вопреки словам ее. Да не иначе и будет впоследствии. «Ибо в Исааке, — рожденном от нее, — наречется тебе семя» (ст. 12), и он будет твоим наследником. «И от сына рабыни Я произведу народ, потому что он семя твое» (ст. 13). Поэтому сделай так, как она говорит тебе, и послушайся слов ее. Посмотри же теперь, какой вдруг мир, какое единодушие водворились в сожительстве их, как скоро благость Божия скрепила союз их. «Авраам встал, — говорит Писание, — рано утром, и взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и отрока, и отпустил ее» (ст. 14). Заметь опять великое благомыслие праведника, и то, как он во всем обнаруживает благочестивое настроение. Когда он услышал слова Сарры: «Выгони эту рабыню и сына ее», — это показалось ему неприятно, потому что он питал любовь к Измаилу. Но когда и Господь тоже повелел, он тотчас исполнил поведенное и забыл естественную любовь свою; он рассуждал, что как скоро Бог повелевает, то всякая страсть должна упраздниться, потому что повелевающий есть Господь природы. Итак, рабыня, говорит Писание, взяв хлебы и мех воды, «пошла» с отроком. Но смотри опять, как, по благоволению Божию к праведнику, и она удостаивается попечения свыше. Изгнанная (Авраамом) Агарь блуждала по пустыне, и, оставшись без воды, нигде не находила для себя никакого утешения. «И она оставила, — говорит Писание, — отрока под одним кустом» (ст. 15). Сердце ее сокрушалось от скорби и любви к сыну, и вот она «села вдали, — сказано, — в расстоянии на [один] выстрел из лука. Ибо она сказала: не [хочу] видеть смерти отрока. И она села против, и подняла вопль, и плакала» (ст. 16). Но милосердый и человеколюбивый Бог, которого попечение о нас превосходит всякую любовь отца и матери, «услышал голос отрока оттуда, где он находится» (ст. 17), сжалился над отроком и умилосердился над страданием Агари. Он допустил ей только почувствовать свое одиночество, и тотчас даровал ей Свою помощь. «И Ангел Божий с неба воззвал к Агари, — говорит Писание, — и сказал ей: что с тобою, Агарь? не бойся; Бог услышал голос отрока оттуда, где он находится» (ст. 17). «Встань, подними отрока и возьми его за руку, ибо Я произведу от него великий народ» (ст. 18). О, как человеколюбив Господь! Он не презрел ее, хотя она и рабыня была; но по Своему обетованию праотцу, от семени которого был Измаил, Он удостаивает и Агарь Своего, столь великого попечения, и говорит: «Что с тобою, Агарь? не бойся; Бог услышал голос отрока …. Встань, подними отрока и возьми его за руку, ибо Я произведу от него великий народ». Не скорби, говорит, о том, что ты изгнана из дому, потому что о сыне твоем Я буду иметь такое промышление, что и он получит многочисленное потомство. «И Бог открыл, — сказано, — глаза ее» (ст. 19), не потому, будто она дотоле не имела зрения, а потому, что и открытые глаза не приносили ей пользы без откровения; свыше. Поэтому, когда Бог хотел показать ей Свое попечение о ней, «открыл, — сказано, — глаза ее», т. е. сообщил Свое откровение ей неведущей, воскресил ее Дух, указал ей путь, так что она увидела и место, где протекали потоки воды. «И она увидела, — говорит Писание, — колодезь с водою, и пошла, наполнила мех водою и напоила отрока» (ст. 19). В непроходимых местах Господь указал ей путь; и когда она находилась в таком беспомощном состоянии, не имея никакой надежды на спасение, Он явил ей Свое милосердие, вместе и ее самое утешив и об отроке показав Свое промышление. Так, хотя бы мы находились в пустыне, хотя бы в самых крайних бедствиях, хотя бы не имели никакой надежды на спасение, но как скоро Богу угодно будет (помочь нам), мы не будем иметь нужды ни в чьей помощи, а одна помощь Божия доставит нам все. Если мы приобретем Его благоволение, то никто не преодолеет нас, и мы будем выше всего. «И, — говорит Писание, — Бог был с отроком; и он вырос, и стал жить в пустыне» (ст. 20). Так, когда мы снискали благоволение Божие, то, хотя бы находились в пустыне, мы будем жить безопаснее живущих в городах, потому что помощь Божия есть величайшая защита и стена непреодолимая. А чтобы понять, как находящийся в пустыне может быть безопаснее и могущественнее того, кто живет в городах и пользуется большою помощью от людей, вспомним, как Давид, скитаясь из места в место, и проводя жизнь, как странник, был ограждаем вышнею десницею. А напротив Саул, который находился среди городов, водил с собою столько войска, и имел копьеносцев и телохранителей, Саул каждый день трепетал и страшился нападения неприятелей. Тот — одинокий, не имея при себе никого другого, не нуждался в человеческом содействии; а этот, будучи облечен в диадему и нося багряницу, имел нужду в его помощи: царь нуждался в пастухе, облеченный в диадему — в незнатном человеке (1 Цар. 18).

3. Впрочем, если хотите, начнем слово наше несколько выше, чтобы, вполне представив все это событие, убедиться, что нет ничего сильнее (человека) огражденного высшею помощью, и нет ничего слабее лишенного этой помощи, хотя бы он был окружен бесчисленным множеством войска. Давид был еще очень молод и, по причине несовершеннолетия, жил в доме отца; но как уже наступало время открыться его добродетели, то, получив приказание отца посетить своих братьев, его послушался и отправился к ним. Пришедши таким образом для свидания с ними, он узнал, что предстоит битва с иноплеменником Голиафом, что весь народ еврейский вместе с Саулом поражен страхом, и сам царь находится в опасности потерять все. Тогда Давид сначала хотел только видеть это новое и странное зрелище, как один человек решился противостать целым тысячам. Но братья, не терпя мужества его духа, стали завидовать ему и говорили: или ты за тем только пришел, чтобы смотреть на сражение (1 Цар. 17:28)? Итак, не для свидания с нами пришел ты? Посмотри на его благоразумие и великую кротость. Он не говорит им ничего дерзкого и грубого, а, утишая их пламень и укрощая зависть, отвечает: «Не слова ли это» (ст. 29)? Разве вы не видите, что я не взял и оружия и не становлюсь в ряды войска? Я просто хотел только посмотреть и узнать, откуда у этого человека такая безмерная гордость: «Ибо кто этот необрезанный Филистимлянин, что так поносит воинство Бога живаго» (ст. 26)? Потом, слыша крайне горделивые речи его и видя, как все бывшие с Саулом поражены невыразимым страхом, говорит: «Что сделают тому, кто убьет этого Филистимлянина» (ст. 26)? И обнаружив такими словами великое мужество души своей, приводит всех в изумление. Саул, узнав об этом, призывает к себе юношу, не знавшего ничего, кроме должности пастушеской и, видя (малый) возраст его, показывает к нему пренебрежение. Но, услышав от него, как он справлялся с медведями, когда они нападали на стада его (не тщеславие побудило этого славного мужа рассказать об этом, но необходимость, чтобы и в Саула вдохнуть мужество, и обратить его внимание не на слабость наружную, а на веру, сокровенную внутри, и на помощь свыше, с которою он — юноша — был сильнее мужей, безоружный — вооруженных, пастух — воинов), — узнав, говорю, отсюда мужество духа его, царь хотел облечь его в собственное (царское) оружие; но он, возложив на себя это оружие, не мог даже и снести его. А так случилось для того, чтобы тем яснее открылась сила Божия, которая через него действовала, и чтобы последствия не были приписаны силе оружия. И так как, облеченный в оружие, он чувствовал тягость, то и сложил его, а взял только пастушескую суму и несколько камней, и с этим вышел против той воплощенной башни [Святитель выражает этим исполинский рост Голиафа]. Иноплеменник, с своей стороны, смотря на слабость его возраста, уничижает праведника, и сперва словами нападает на него, как на бессильного отрока. Именно, когда он увидел, что Давид выступает против него с пастушескою сумою и несет с собою одни камни, то начал говорит ему почти так: ты думаешь, видно, что ты опять приставлен к овцам и гоняешь каких–нибудь собак? И ты, как будто на гоньбу за какою–нибудь собакою, решаешься на битву со мною с таким оружием? А вот опыт сейчас докажет тебе, что тебе надобно биться не с обыкновенным человеком. Произнося столь надменный слова, он поспешно наступал, потрясал своими военными доспехами и поднимал оружие. Итак, один выступал на борьбу, уверенный в силе оружия, а другой ограждал себя верою и вышнею помощью. И Давид, с своей стороны, прежде всего словами смиряет высокомерие иноплеменника и говорит ему: ты идешь против меня с мечем и копьем, и думаешь победить собственною силою; а я (иду) во имя Господа Бога. Сказав это, и взяв из пастушеской сумы один камень, как бы действительно хотел прогнать какую–нибудь собаку, нападающую на стадо, бросил камень пращою; поразив Голиафа в лицо, он сразу поверг его (на землю), и немедленно, схватив меч его, отсек ему голову, принес ее к царю, и таким образом положил конец войне. Итак, чрез него и царь нашел себе спасение, и все войско его вздохнуло свободно. Стоило посмотреть на это дивное и необычайное дело, как вооруженный был поражен безоружным, опытный в воинском деле пал от (руки) человека, не знавшего ничего, кроме жизни пастушеской. Почему же так сделалось? Потому, что Давид был подкрепляем вышнею помощью, а Голиаф был лишен ее, и потому впал в руки Давида. Но посмотри затем, какие безрассудные действия производит страсть зависти. Когда царь увидел, что праведник наслаждается великою славою, и что ликующие девы восклицают: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» (1 Цар. 18:7), то не потерпел благодушно таких слов (хотя в самом–то деле ему приписывали более, нежели Давиду), — но был побежден завистью и стал воздавать злом человеку, оказавшему ему добро, и того, кого следовало почитать спасителем и благодетелем, покушался даже умертвить. О, крайнее безумие! О, верх безрассудства! Того, кто сохранил ему жизнь и все войско его освободил от ярости иноплеменника, он стал после того подозревать, как врага, и, нисколько не помня благодеяния, так недавно ему оказанного, подпав страсти, помрачив рассудок свой завистью, как каким–нибудь опьянением, стал смотреть на благодетеля, как на неприятеля.

4. Таково зло от этой страсти: она прежде всего вредит самому тому, в ком зарождается. Как червь, зарождающийся в дереве, прежде всего поедает самое дерево, так и зависть прежде всего сокрушает самую душу, породившую ее в себе. А тому, кому завидует, делает не то, чего желал бы ему, а совсем противное. В делах зависти, ты смотри не на начало, а на конец, и прими во внимание то, как самая злоба завидующих доставляет только большую славу тем, которые подвергаются их зависти, потому что страдающие от зависти преклоняют Бога к себе на помощь и пользуются содействием свыше, а завидующий, будучи лишен благодати Божией, легко впадает в руки всем. Порабощаемый прежде всяких внешних врагов собственною страстью, он как бы сокрушает сам себя, и как бы пожираемый невидимыми зубами и таким образом истощаясь сам в себе, так сказать, погружается в бездну. Зная это, будем, убеждаю вас, убегать этой пагубной страсти, и всеми силами исторгать ее из души своей. Это гибельнейшая из всех страстей и вредит самому спасению нашему; это изобретение самого диавола. Потому и Премудрый говорит: «Завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем. 2:24). Что значит: «Завистью диавола вошла в мир смерть»? Это значит: когда тот злой зверь увидел первозданного человека бессмертным, то по злобе своей увлек его к преступлению заповеди и таким образом сделал то, что человек подвергся наказанию смерти. Итак, зависть произвела обольщение, обольщение — преступление, преступление — смерть. Потому сказано: «Завистью диавола вошла в мир смерть». Видишь ли, какое зло от этой страсти? Возвеличенного бессмертием она подвергла смерти. Но тогда как враг нашего спасения, побуждаемый собственною завистью, был причиною того, что первый человек, созданный бессмертным, подвергся осуждению смерти, — благопопечительный и человеколюбивый Господь собственною смертью опять даровал нам бессмертие, так что мы приобрели еще больше, нежели сколько потеряли. Диавол лишил нас рая, а Господь возвел на небо; тот был причиною осуждения нашего на смерть, а этот даровал нам бессмертие; тот лишил нас райского блаженства, а этот уготовал нам царствие небесное. Видишь ли премудрость твоего Господа, как он те самые оружия, которые завистью диавола направлены были против вашего спасения, обратил, на его же главу? Притом Господь, не только удостоил нас больших благ (чем в Раю), но и самого диавола предал во власть нашу, сказав: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов» (Лк. 10:19). Итак, размышляя обо всем этом, исторгнем зависть из нашей души и будем стараться о приобретении благоволения Божия. Оно — наше оружие непобедимое; оно — наше самое великое могущество; при его помощи и Измаил, хотя был еще юн и находился в пустыне и в крайне затруднительных обстоятельствах, возвеличился и имел в потомстве многочисленный народ, — потому что «Бог был с отроком», говорит Писание (Быт. 21:20). Здесь и окончим настоящее наше слово. Итак будем, умоляю вас, презирать настоящее, а стремиться духом к будущему, благоволение Божие почитать выше всего и жизнью добродетельною приобретать себе твердость упования, чтобы и настоящую жизнь провести беспечально, и будущих благ достигнуть, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 47

«И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама» (Быт. 22:1). Божественное повеление о принесении Исаака в жертву и несокрушимая твердость веры и послушания Авраама божественной воле. — Прообразовательное значение этого жертвоприношения. — Клятвенное подтверждение Богом данных прежде обетований и увещание слушателей к исполнению божественных заповедей.1. Много полезного для нас заключается в сегодняшнем чтении из Писания и неизреченное сокровище сокрыто в этих кратких словах. Таковы божественные изречения: не во множестве слов, но в кратких выражениях содержат великое богатство. Итак, исследуем указанные слова Писания и тщательно изучим смысл нынешнего чтения. Здесь мы увидим новые примеры и великой добродетели праотца и дивного человеколюбия Божия. «И было, — говорит Писание, — после сих происшествий Бог искушал Авраама». Что означают эти слова: «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама»? Посмотри, как божественное Писание уже в этих самых словах хочет открыть нам добродетель праведника. Намереваясь поведать нам об искушении, наведенном от Бога на Авраама, Писание предварительно хочет указать нам самое время, в которое праотцу дано было повеление принести (в жертву) Исаака, чтобы ты (полнее) знал великое послушание праотца, и то, как он ничего не позволял себе почитать выше угождения Богу. Что же значит: «И было, после сих происшествий»? После рождения Исаака, Сарра, видя близкое обращение Измаила с Исааком, как мы вчера об этом беседовали с вами, вознегодовала на это и сказала Аврааму: «Выгони эту рабыню и сына ее, ибо не наследует сын рабыни сей с сыном моим Исааком», — а праотцу показалось это жестоко. Тогда Бог, желая утешить праведника, сказал ему: послушай Сарру, жену твою, и сделай так, как она говорит тебе; «не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; …ибо в Исааке наречется тебе семя»; но и (от) Измаила «произведу народ, потому что он семя твое» (Быт. 21:10–13). Все данное ему от Бога обетование и благовестие состояло в том, что потомки Исаака размножатся в великий народ. Питаемый этими надеждами, праведник приближался к концу своего поприща, как бы уже получив возмездие за столь великие и непрерывные скорби и искушения, уже достигнув наконец спокойствия; он видел пред глазами своими преемника, который должен был наследовать ему. Таким образом, говорю, жил в мире праведник, вкушая плоды величайших для себя утешений. Но Ведущий сокровенные помышления, желая показать нам всю добродетель праведника и ту великую любовь, какую он имел к Богу, — после столь великих обетований, и особенно после нового, недавно бывшего [обетование, что в Исааке наречется Аврааму семя; обетование это дано в последний раз при изгнании Агари и Измаила из дому Авраама], которое было еще в свежей памяти, — когда Исаак пришел уже в возраст и находился в самом цвете лет, и любовь к нему отца видимо более и более усиливалась, тогда–то именно, после тех слов обетования, после того, как было сказано: «В Исааке наречется тебе семя», и он будет твоим наследником, — «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама». Что значит: «искушал»? Не то, будто Бог это делал по неведению; а Он подверг праотца искушению для того, чтобы и тогдашние современники, и потомки его до настоящего времени научились, подобно праотцу, иметь такую же любовь (к Богу), и оказывать такое же послушание повелениям Господним. «И сказал ему (Бог): Авраам! Он сказал: вот я» (ст. 1). Что значит здесь повторение имени? Это знак великого благоволения Божия к праотцу, и такой зов давал ему разуметь, что Бог хотел повелеть ему нечто особенно важное. Таким образом, усиленным призванием побуждая его усилить свое внимание и тщательно выслушать глагол Божий, Бог говорит ему: «Авраам! Он сказал: вот я». И «[Бог] сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе» (ст. 2). Повеление слишком тяжкое! Дело, превышающее силы природы человеческой! «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака». Посмотри, как самые эти слова только больше воспламеняли и усиливали огонь любви, какую питал праведник к Исааку. «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака». Каждое слово само по себе достаточно было к тому, чтобы потрясти душу праведника. Не сказал (Бог) просто: Исаака, но присовокупил: «сына твоего», — которого ты получил сверх всякого чаяния и родить мог в самой глубокой старости; «единственного», — вожделенного твоего, которого ты так крепко любишь; «Исаака», — которого чаешь иметь своим наследником, от которого Я обещал размножить потомство твое и размножить столько, что число его сравняется со множеством звезд и с песком на берегу моря. Итак, этого–то самого сына возьми, «и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе». Для меня удивительно и то, как только мог праведник выслушать такие слова. Этого самого сына, говорит Бог, столько для тебя вожделенного, принеси Мне во всесожжение на одной из гор. Что же праведник? Он не смутился духом, не поколебался в мыслях, не пришел в недоумение при столь странном повелении, не стал размышлять или рассуждать сам с собою так: что это значит? Тот, который сверх всякого ожидания, даровал мне помощника, по Своему человеколюбию оживотворил омертвевшую утробу Сарры, теперь, когда сын мой уже воспитан, возрос и находится в цветущих летах, Он повелевает мне умертвить чадо мое и принести во всесожжение? Тот, кто недавно сказал мне: в нем «наречется тебе семя», — теперь требует противного? Как же исполнятся данные Им обетования? Как возможно, чтобы от усеченного корня произросли когда–нибудь ветви, или от срубленного дерева произошел плод, или из иссушенного источника проистекли реки? По человеческому суду это быть не может. Впрочем, для воли Божией все возможно.2. Ничего однако же, подобного не подумал этот праведник; но, как благодарный домочадец, он оставил всякое человеческое рассуждение и только об одном заботился, чтобы исполнить повеление; он стал как бы чужд человеческой природе, и всякое сострадание и любовь отеческую поставив ниже повелений Божиих, поспешил приступить к исполнению их. «Авраам, — говорит Писание, — встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и, встав, пошел на место, о котором сказал ему Бог» (ст. 3). Заметь, как человеколюбец Господь самым расстоянием места искушает добродетель праведника. Представь себе, что должен был вытерпеть праведник в течение трех дней, размышляя сам с собою о данном ему повелении, — о том, как он должен собственными руками заклать столь возлюбленного сына, а между тем никому не мог сообщить об этом деле, — и подивись боголюбивой и мудрой душе его. Понимая всю важность этого повеления Божия, он решительно никому не открывает его, ни рабам, ни самому Исааку, но один сам собою совершает этот подвиг, и остается несокрушим, как адамант, показав все мужество своего духа, не много размышляя, а с полною готовностью повинуясь мановению Божию. По прибытии к указанному месту, «На третий день Авраам, — говорит Писание, — возвел очи свои, и увидел то место издалека. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом» (ст. 4, 5). Заметь и здесь великое благоразумие праведника: он хотел скрыть (свое намерение) даже от слуг своих, во всем показывая пламенное усердие и решительную готовность исполнить волю Божию. Он знал, что это дело было новое и необычайное и что прежде его никто другой не делал ничего подобного, — и потому скрывает его от рабов и, оставляя их с ослом, говорит: «Останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдем туда и поклонимся, и возвратимся к вам» (ст. 5). Он говорил это, не зная, что будет так; но пророчествовал, вероятно, сам того не зная. А слугам говорил так конечно для того, чтобы скрыть от них настоящее дело и заставить остаться на том месте. Затем праотец отошел с сыном. «Взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе» (ст. 6). Какое мужество духа! Какая твердость воли! «И возложил на Исаака, — говорит Писание, — дрова для всесожжения»; а сам взял нож и огонь, и пошли оба (с сыном) вместе. Какими глазами смотрел он на своего сына, несшего дрова, на которых он, спустя немного, должен был принести его во всесожжение? Как руки его могли держать огонь и нож? И между тем как в руках он нес огонь чувственный, внутренний огонь воспламенял его сердце и сокрушал всякие (возникавшие в нем) помыслы, возбуждая в нем решимость — победить (настоящее искушение) любовью к Богу и заставляя размыслить, что Тот, Кто дал ему возможность сделаться отцом, даже сверх сил человеческой природы, может и теперь совершить дело, превышающее разум человеческий. Посмотри, однако же, как, еще прежде огня чувственного, мало–помалу воспламенялся в нем огонь внутренний и пожигал душу праведника. «И начал, — говорит Писание, — Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой!» (ст. 7). Одного этого слова достаточно было для того, чтобы потрясти всю внутренность праведника. «Он отвечал: вот я, сын мой». Ты называешь отцом того, кто немного спустя будет уже бесчаден; и я называю своим сыном того, кто скоро должен взойти на жертвенник, кого я сам буду закалать собственными руками. Сын говорит: вот ты несешь огонь, а я дрова; где же жертва, назначенная для принесения (Богу); — «Где же агнец для всесожжения?» Представь себе здесь всю муку праведника, — как он мог переносить, что слышал, как мог отвечать сыну, как не поколебался духом, как мог скрыть от сына и не обнаружить предстоящего дела? Но с твердою мыслию и с мужеством духа он отвечает сыну: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой» (ст. 8). Посмотри и здесь, как он опять предвещает будущее, сам того не зная. Таким ответом он думал скрыть от Исаака истину; но сына этими словами он на время успокоил, а сам между тем претерпевал еще большую и сильнейшую скорбь, размышляя об этих самых словах, смотря и на телесную красоту сына, и на благообразие душевное, его послушание, привлекательность и самый возраст его цветущий. «И шли [далее] оба вместе. И пришли на место, о котором сказал ему Бог» (ст. 8, 9). Пришли, говорит Писание, на высокую гору, которую Бог показал ему, «и устроил там Авраам жертвенник». Опять я изумляюсь мужеству праведника, как мог он создать жертвенник, как достало у него для этого сил, как не сокрушился духом от внутренних страданий? Но вот он и жертвенник воздвиг, и дрова на него положил, «и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего» (ст. 9, 10).3. Не оставим, возлюбленные, этого рассказа без внимания, но подумаем, как не покинула тела душа праотца, как достало у него сил собственными руками связать и возложить на дрова возлюбленного, дорогого его сердцу, единородного сына. «И простер, — говорит Писание, — Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего». О, душа боголюбивая! О, дух мужественный! О, любовь крепкая! О, разум, побеждающий человеческую природу! Взять нож «заколоть сына своего». Но кому здесь более удивляться и изумляться? Мужественному ли духу праотца, или покорности сына? Он не убежал, не огорчился поступком отца своего, но повиновался и покорился его намерению и как агнец безмолвно возлежал на жертвеннике, ожидая удара от руки отца. Когда все было уже приготовлено и не оставалось ничего более, то благий Господь, желая показать, что Он дал ему такое повеление не для действительного заклания сына, а для обнаружения всей добродетели праведника, являет, наконец, и собственное человеколюбие, увенчивая праведника за самое произволение, т. е. самую решимость праотца принимая за действительно принесенную жертву. «Но Ангел Господень, — говорит Писание, — воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам!» (ст. 11). Как скоро Бог увидел, что праведник готов исполнить Его волю и уже приступает к закланию сына, то и взывает к нему с неба: «Авраам, Авраам!» Вот и здесь употреблено повторение (имени), чтобы удержать рвение праведника и этим возгласом остановить руку праотца, уже поднятую на заклание сына. «Он сказал: вот я. [Ангел] сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (ст. 11, 12). «Не поднимай, — говорит, — руки твоей на отрока». Я дал Свое повеление не для того, чтобы на самом деле оно было исполнено, и Я желаю не того, чтобы ты заклал своего сына, но чтобы для всех сделалось очевидным твое послушание. Итак, «не делай над ним ничего»; Я довольствуюсь самым произволением твоим, и за него увенчиваю и прославляю тебя. «Теперь Я знаю, что боишься ты Бога». Посмотри, какое снисхождение в этих словах. Что же? Разве прежде того Господь не знал добродетели праведника, а только теперь узнал ее? Нет; не то Он говорит, будто сам только теперь узнал, — а что? Ныне, говорит, ты всем показал, насколько искренний имеешь ты страх пред Богом. Я, конечно, знал раба Моего; но дело, ныне тобою совершенное, сделается предметом назидания и для современников, и для будущих поколений. Ныне ты всем показал, как ты боишься Бога и усердно исполняешь Его повеления. «И не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» — столь дорогого для тебя и столь искренно тобою любимого сына ты не пощадил ради Меня, ради требования Моего, ради повеления, данного Мною, но Мое повеление предпочел любви к своему сыну. Зато и возьми опять к себе сына твоего. Ведь я обещал тебе умножить потомство от семени твоего. Иди теперь, увенчанный за послушание. Я и одно произволение считаю достойным увенчания и (добрые) намерения награждаю, и пусть на самом деле сбудется то, что ты сказал слугам твоим и Исааку. Ты обещал им: «поклонимся, и возвратимся». Так и будет. А на вопрос: «Где же агнец для всесожжения?», — ты отвечал: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения». Посмотри же кругом себя, и увидишь предсказанное тобою овча; его и принеси во всесожжение вместо сына. «И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо сына своего» (ст. 13). Я видел, говорит Бог, благочестие в сердце твоем: вот и приготовил тебе то, о чем ты предварительно сказал сыну. (И) «взял (Авраам) овна и принес его во всесожжение вместо сына своего». Видишь ли человеколюбие Божие? И жертва совершена, и праотец показал благочестие души своей, получил венец за одно свое (доброе) намерение и, взяв обратно сына, возвратился с бесчисленными венцами. А все это было прообразованием креста Христова. Потому и Христос говорил иудеям: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин. 8:56). Как это видел человек, живший за столько лет прежде? В прообразе, в тени. Как здесь овча принесено вместо Исаака, так и словесный Агнец принесен в жертву за весь мир. Истина должна была предъизобразиться в тени. Посмотри же, возлюбленный, как действительно все было преобразовано в тени. Там сын единородный, и здесь Единородный. Там возлюбленный и истинный (сын), и здесь возлюбленный и единосущный Сын, как и говорит Бог Отец: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 3:17). Исаак приносим был отцом во всесожжение, и Христа предал Отец, как восклицает Павел, говоря: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего» (Рим. 8:32)? Здесь (явилась) тень; а впоследствии открывается истина вещей, гораздо превосходнейшая — в жертву за весь мир принесен словесный Агнец. Он очистил всю вселенную. Он освободил людей от заблуждения и привел к истине. Он сделал землю — небом, не природу стихий изменив, а водворив между земными людьми жизнь небесную. Он уничтожил всякое служение демонам. Чрез Него люди уже не поклоняются более камням и деревьям, и одаренные словом не почитают бесчувственных (истуканов). Уничтожено всякое заблуждение, и свет истины просветил вселенную.4. Видишь превосходство истины? Видишь, что тень и что истина? «И нарек, — говорит Писание, — Авраам имя месту тому: Иегова–ире. Посему [и] ныне говорится: на горе Иеговы усмотрится» (ст. 14). Заметь благочестивые чувства праведника — как он всякий раз дает названия местам по случившимся на них событиям. Желая увековечить в самом названии этого места, как бы на каком медном столбе, бывшее на горе посещение Божие, Авраам нарек имя месту тому, как говорит Писание: «Иегова–ире». Достаточно было (кажется) для праведника той награды, что он и возвратил себе Исаака живым, и удостоился великой похвалы в словах (Господа): «Теперь Я знаю, что боишься ты Бога». Но щедролюбивый Бог, которого дары и благодеяния всегда превышают наши соображения, осыпает и теперь Своими щедротами праведника, и воздавая ему награды за наградами, говорит опять: «И вторично воззвал к Аврааму Ангел Господень с неба и сказал: Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (ст. 15–18). Так как ты исполнил, говорит, повеление Мое и вполне показал свое послушание, то слушай: «Мною клянусь, говорит Господь». Примечай снисхождение Божие: «Мною, — говорит, — клянусь», чтобы ты был уверен, что все, сказанное Мною, совершенно исполнится. Как люди, сопровождая свои обещания клятвой, придают им большую твердость и тем успокаивают получающих обещания, так и Господь, применяя человеческое обыкновение, говорит: «Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня». Заметь человеколюбие Господа. «Не пожалел, — говорит, — сына твоего, единственного твоего, для Меня»; а между тем Сам возвращает его (сына) живым. Не смотри здесь, возлюбленный, на конец события, но вникни в расположение душевное, с каким праотец беспрекословно исполнял повеление. А что касается произволения, то праотец уже обагрял свою руку кровью, уже касался ножом груди сына своего и действительно приносил жертву. Потому и Господь, как бы жертва на самом деле была внесена, воздает за то похвалу праведнику и говорит: «Не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня». Но если ты не пощадил его ради Моего повеления, то Я пощадил его ради твоего послушания. В награду за такое послушание Я, «благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое». Заметь обилие благословения, — это значит: Я еще более умножу семя твое. Сын, закланный в намерении твоем, распространит потомство твое до такого множества, что оно сравняется с числом звезд и с песком, и «благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего»… Все это, говорит, будет даровано тебе за твое великое послушание.