4. Но почему же, скажешь, Христос действовал не чрез Платона и не чрез Пифагора? Потому, что душа Петра была гораздо способнее к любомудрию, чем душа тех людей. Те были настоящие дети, которые всюду увлекались пустою славою; а Петр был муж любомудрый и способный к принятию благодати. А если ты смеешься, когда слышишь это, — в том нет ничего удивительного. Ведь и иудеи тогда также смеялись и говорили, будто апостолы напились молодого вина. Но после, когда потерпели те тяжкие и самые жестокие бедствия, когда увидели, что город гибнет, что огонь разливается и стены падают на землю, когда увидели и те разные неистовства, которых никто не может изобразить словом, — тогда уже больше не смеялись. Так и вы тогда не будете смеяться, когда наступит время суда, когда будет возжен огонь геенны. Но для чего я говорю о будущем? Хочешь ли, я покажу, каков Петр и каков Платон? Исследуем пока, если угодно, их нравы и посмотрим, чем занимался тот и другой. Этот последний употребил все время жизни на занятия предметами бесполезными и пустыми. В самом деле, какая польза знать, что душа философа становится мухою? Подлинно (душа Платонова) — муха; не в муху превратилась, но муха вошла в душу, обитавшую в Платоне. Что это за пустословие! Откуда могло придти в голову — говорить подобный вздор? Это был человек полный насмешливости и всем завидовавший. Он как будто бы старался о том, чтобы ни от себя не произвести, ни от другого не позаимствовать ничего полезного; таким образом, от другого он заимствовал переселение душ, а сам представил учение о гражданском обществе, где предписал гнуснейшие правила. Пусть, говорить он, жены будут общие, пусть обнаженные девицы борются на глазах любовников, пусть будут общими и отцы, и рождающиеся дети. Не выше ли это всякого безумия? Но таков Платон со своим учением. Здесь же не природа делает отцов общими, а любомудрие Петра. Что же касается до учения (Платонова), то оно даже уничтожало (общих отцов), потому что оно ничего другого не производило, кроме того, что настоящего отца почти не знали, а ненастоящего признавали отцом. Платон поверг душу в какое–то опьянение и в грязь. Пусть все, говорит он, без всякого опасения пользуются женщинами. Потому я не стану разбирать учения поэтов, чтобы не сказали, будто я занимаюсь баснями; но я поговорю о других баснях, которые гораздо смешнее этих. Сказали ли где–нибудь поэты какую–либо подобную нелепость? А тот, кто почитался главою философов, облекает женщин даже в оружие, в шлемы и поножи, и утверждает, что род человеческий ничем не разнится от собак. Так как между собаками, говорит он, и самка и самец имеют одинаковое участие в делах, то пусть и женщины также принимают участие во всем, и пусть все перевернется вверх дном. Диавол всегда старался через посредство этих людей доказать, что наш род не имеет никакого преимущества перед бессловесными животными. В самом деле, некоторые из них дошли до такого суемудрия, что утверждали, будто и между бессловесными животными есть разумные. И смотри, как разнообразно диавол неистовствовал в их душах. Главные между ними говорили, будто наша душа переходит и в мух, и в собак, и в животных; а их преемники, устыдившись этого, впали в другую гнусность, приписали животным всякое разумное знание и постоянно доказывали, что существа, созданные для нас, по достоинству выше нас. И не это только говорят они, но и то, будто у животных есть предведение и благочестие. Ворон, говорят они, знает Бога, равно как и ворона; и они имеют дары пророчества и предвещают будущее; есть, говорят, у животных правосудие, есть общество, есть законы, и собака между ними, по мнению Платона, завистлива. Вы, может быть, не верите словам моим? Это и естественно, потому что вы воспитаны в здравых догматах: кто вскормлен этою пищею, тот не может поверить, что есть человек, который с удовольствием поедает нечистоты. А между тем, когда говоришь им, что все это басни и совершенное безумие, — они отвечают: вы не поняли. Да никогда и не захотим понимать столь смешного вашего учения. Да, очень смешного! Ведь не нужно глубокого ума для того, чтобы постигнуть, что значит все это нечестие и эта путаница. Уж не по вороньи ли, безумные, говорите вы, как делают мальчики? Поистине, вы настоящие дети, как и те! Но Петр не сказал ничего подобного; напротив, он подал голос, который, как обильный свет, просиявший в каком–нибудь темном месте, рассеял мрак вселенной. А как кроток, как скромен его нрав! Как он стоял выше всякой пустой славы! Как он имел в виду лишь одно небо и был чужд хвастовства, не смотря на то, что даже воскрешал мертвых! Случись кому–нибудь из этих неразумных людей совершить что–нибудь подобное, хотя бы даже только призрачно, не тотчас ли он стал бы требовать себе жертвенника и храма, не захотел ли бы быть в числе богов? Ведь и теперь, когда нет ничего такого, они всегда мечтают об этом. Что, в самом деле, значат у них Афина и Аполлон и Гера? Это у них — роды духов. Есть у них и царь, который хотел умереть для того, чтобы его почитали равным Богу. Но апостолы (поступают) не так, а совершенно наоборот. Послушай, что говорят они при исцелении хромого: «мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?» (Деян. 3:12); и в другом месте: «и мы — подобные вам человеки» (14:15). Но там — великое хвастовство, великая гордость; все — только для почестей от людей и ничего — для любомудия. А когда что–либо происходит для славы, тогда все бывает низко: пусть человек имеет все, но не владеет этим (презрением славы), — он совершенно чужд любомудрия и одержим сильнейшею и гнуснейшею страстью. Презрение славы может научить всему доброму и изгнать из души всякую губительную страсть. Поэтому убеждаю и вас — проявлять великую ревность о том, чтобы исторгнуть эту страсть с корнем; иначе и нет возможности благоугодить Богу и снискать благоволение перед этим неусыпным оком. Итак, будем всячески стараться о том, чтобы снискать себе небесную помощь, чтобы не испытать и настоящих горестей, и сподобиться будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 5

«Мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим» (Деян. 2:14).

Нужно избегать лести. — Что значит — луна превратится в кровь. — В чем истинная польза епископа. — Христос установил новые законы.

1. Здесь апостол обращает свою речь к тем, которых выше называл иноземцами; говорит, по–видимому, только к ним, а между тем исправляет и тех, которые смеялись. А что некоторые смеялись, это было устроено (Богом) для того, чтобы (Петр) начал говорить в защиту (апостолов) и, защищая их, научил других. Итак, эти люди считали для себя великою похвалою и то, что они жили в Иерусалиме. «Сие да будет вам», говорит, «известно, и внимайте словам моим». Этим пока возбуждает их внимание, а далее начинает уже защищать. «Они не пьяны, как вы думаете» (ст. 15). Видишь, как скромна его защита? Хотя он имел на своей стороне большую часть народа, однако говорит с ними весьма кротко; и сперва опровергает их лукавое предположение, а затем уже приступает к защите. Потому–то он и не сказал: как вы говорите, издеваясь и смеясь над нами; но: «как вы думаете», — желая показать, что они говорят это неумышленно, и приписывая это скорее их неведению, нежели злому умыслу. «Они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня» К чему он говорит это? Разве нельзя быть пьяным и в третьем часу? Конечно, можно; но он не хотел долго на этом останавливаться, так как (апостолы) были совсем не в таком положении, как говорили в насмешку эти люди. Отсюда, следовательно, мы научаемся, что без нужды не надобно много говорить. А с другой стороны, и дальнейшие слова его служат этому подтверждением. Теперь речь его обращается уже вообще ко всем. «Но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни, говорит Бог» (ст. 16, 17). Пока нигде еще (не видно) имени Христа, и обетование это — не Его обетование, а — Отца. Заметь благоразумие (апостола). Он не опустил (этого обстоятельства) и не стал тотчас же говорит о том, что касается собственно Христа, — именно, что Он обещал это после Своего распятия: иначе, если бы он сказал так, то все бы испортил. Но ведь этого, скажешь, было бы достаточно для доказательства Его Божества. Так, — когда этому веруют, пока же о том только была еще забота, чтобы этому поверили; а когда не веруют, то следствием этого было бы то, что их побили бы камнями. «Излию от Духа Моего на всякую плоть». Подает и им благие надежды, если только они сами того захотят. И не допускает их до мысли, что это лишь преимущество апостолов, — так как отсюда возникло бы неудовольствие, — и таким образом устраняет зависть. «И будут пророчествовать», говорит, «сыны ваши». Не вам, говорит, принадлежит это великое дело и не вам эта похвала; к вашим детям перешла благодать. Детьми называет себя вместе с прочими апостолами, а их — отцами. «И юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать» (ст. 17, 18). Продолжает показывать, что апостолы снискали благоволение (Божие), так как удостоились Святого Духа, а те — нет, потому что распяли Христа. Так и Христос, желая укротить их гнев, говорил: «сыновья ваши чьею силою изгоняют?» (Мф. 12:27) Не сказал: Мои ученики, так как показалось бы, что Он льстит Себе. Равным образом, и Петр не сказал, что они не пьяны, но что они говорят по внушению Духа, и не просто (сказал это), а прибегнул к пророку и, оградившись им, говорит с совершенною уверенностью. Таким образом от обвинения он освободил их сам, а касательно благодати приводит в свидетели пророка. «Излию от Духа Моего на всякую плоть». Так сказано потому, что на одних благодать изливалась во сне, а на других наяву. Ведь и во сне пророки имели видения и получали откровения. Затем (апостол) продолжает пророчество, которое заключает в себе нечто и страшное. «И покажу», говорит, «чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу» (ст. 19). Этими словами намекает и на будущий суд, и на разрушение Иерусалима. «Кровь и огонь и курение дыма». Смотри, как изобразил разрушение. «Солнце превратится во тьму, и луна — в кровь» (ст. 20). Это он сказал применительно к положению страждущих. Впрочем, рассказывают, что много такого и действительно было на небе, как свидетельствует Иосиф (Флавий). В тоже время (апостол) этим и устрашил их, напомнив им о бывшем мраке и заставив ожидать того, что будет. «Прежде нежели наступит день Господень, великий и славный». Если теперь, говорит, вы грешите безнаказанно, так еще не считайте себя в безопасности. Ведь это начало некоторого великого и тяжкого дня. Видишь ли, как он потряс и поколебал их душу, и смех обратил в оправдание? В самом деле, если это начало того дня, то необходимо следует, что им угрожала величайшая опасность. Что же? Продолжает ли он говорит о том, что наводило страх? Нет. А что? Он снова дает им отдохнуть и говорит: «и будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (ст. 21). Это сказано о Христе, как говорит Павел (Рим. 10:13); однако Петр не решается высказать этого ясно. Но возвратимся к тому, что сказано выше. Прекрасно восстает Петр против смеющихся и издевающихся, говоря: «сие да будет вам известно, и внимайте словам моим». А в начале он говорил: «мужи Иудейские», называя, как мне кажется, иудеями тех, которые жили в Иудее. Предложим, если угодно, и сами слова Евангелия, чтобы ты узнал, каким вдруг сделался Петр. Вышла, говорит (евангелист), рабыня, «и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином»; а он отвечал: «не знаю, что ты говоришь», и когда снова спросили его, — «тогда он начал клясться и божиться» (Мф. 26:69–74).

2. А здесь смотри, с каким говорит он дерзновением, с какою великою свободою. Он не похвалил тех, которые сказали: «слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих»; а, напротив, на ряду с другими отягощает и их своими словами, желая сделать их более ревностными и представить свое слово чуждым лести. Это и всегда прекрасно наблюдать, так, чтобы при снисходительности слово было чуждо всякой лести, равно как и всякого оскорбления, что — не легко. Не без причины также устроено и то, что это совершилось в третьем часу: когда показывается блеск света, тогда люди еще не заняты бывают хлопотами об обеде, тогда — ясный день, тогда все на площади. Видишь ли слово, исполненное свободы? «И внимайте словам моим». Сказав это, Петр ничего не прибавил (от себя), а присовокупил: «но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни». Этим показывает, что уже близка и кончина. Оттого–то слова: «в последние дни» имеют некоторую особенную выразительность. Затем, чтобы не подумали, будто это дело касается только сынов, он присовокупляет: «и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут». Заметь порядок: сначала сыны, как и Давид говорит: «вместо отцов Твоих были сыновья Твои» (Пс. 44:17); и в свою очередь, Малахия: «и он обратит сердца отцов к детям» (Мал. 4:6). «И на рабов Моих и на рабынь Моих». И это — знак добродетели, — потому что мы стали рабами Божиими, освободившись от греха. Да обилен и дар, когда дарование переходит и на другой пол и не ограничивается одним или двумя лицами, как было в древности, например — Девворою и Олданою. И не сказал (Петр), что это — Дух Святой, и не истолковал слов пророка, но привел лишь одно пророчество, предоставив ему говорить самому за себя. Ничего пока не говорит он и об Иуде, потому что всем было известно, какая казнь его постигла. Но он молчит, зная, что ничто на них так сильно не действует, как то, когда беседуют с ними на основании пророчества; это сильнее даже самих дел. Когда Христос творил чудеса, Ему часто противоречили; а когда Христос привел им следующие слова из пророчества: «сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня» (Пс. 109:1), — они умолкли, так что не могли уже сказать Ему в ответ ни одного слова. Да и во многих местах Он напоминает им Писания, — например, когда говорит: «Он назвал богами тех, к которым было слово Божие» (Ин. 10:35), а лучше — это всякому можно встретить везде. Потому–то и Петр здесь говорит: «излию от Духа Моего на всякую плоть», т. е., на народы; но еще не раскрывает и не объясняет (пророчества), потому что это не было полезно. Так точно не ясны и эти слова: «и покажу чудеса на небе вверху», потому что своею неясностью они еще больше устрашали их. Если бы он объяснил им, — он более вооружил бы их против себя. Потому–то он и обходит его, как будто бы оно было ясно, желая внушить такое понятие. Конечно, после он объясняет им, когда беседует с ними о воскресении, когда приготовил их к тому своим словом. Потому он охотно и обходит (это пророчество), что благодеяния не в силах были привлечь их: этого никогда не было. Ведь тогда никто не спасся; а теперь верные спаслись при Веспасиане. Вот это и означают слова (Спасителя): «и если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть» (Мф. 24:22). Что было более тяжко, то случилось наперед, так как сначала жители были взяты в плен, и тогда город был разрушен и сожжен.

Затем (Петр) останавливается на иносказании, чтобы ближе представить пред взорами слушателей разорение и плен. «Солнце превратится во тьму, и луна — в кровь». Что значит выражение: луна превратится в кровь? Мне кажется, он означает чрез это чрезмерность кровопролития и намеренно говорит так, чтобы внушить им великий страх. «И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется». «Всякий», говорит, будет ли то священник (хотя этого еще не высказывает), или раб, или свободный, потому что «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28). И справедливо: это различие, действительно, имеет место лишь здесь, где все — тень. Если в царских чертогах нет ни благородного, ни неблагородного, но всякого обозначают его дела; если и в искусствах каждый ценится по своему произведению, то тем больше — в том состоянии. «Всякий, кто призовет». «Призовет» не просто, — потому что «не всякий», говорит (Христос), «говорящий Мне: Господи! Господи!» (Мф. 7:21), — но призовет с усердием, при хорошей жизни, с должным дерзновением. Таким образом, слово его пока еще не тягостно, так как он вводит речь о вере, хотя не скрывает и страха наказания. Почему? Потому что показывает, что есть спасение в призывании.3. Что ты говоришь, скажи мне? Вспоминаешь о спасении после распятия? Потерпи немного. Человеколюбие Божие велико; и то самое, что Господь их призывает, доказывает Его Божественность не меньше воскресения, не меньше чудес. Ведь в чем выражается чрезвычайная благость, то по преимуществу и свойственно Богу. Потому–то и говорит (Христос): «никто не благ, как только один Бог» (Лк. 18:19). Но эту благость не станем обращать для себя в повод к беспечности, потому что Он и наказывает, как Бог. Так вот и это сделал Тот самый, Кто сказал: «всякий, кто призовет имя Господне, спасется», — говорю о том, что совершилось над Иерусалимом, — о том тягчайшем наказании. Об этом я желаю сказать вам немного слов, которые будут полезны вам и для обличения маркионитов, и многих других еретиков. Так как они утверждают, что Христос — Бог благий, а тот (который наказывает) — злой, то посмотрим, кто это сделал. Кто же это сделал? Злой ли в отмщение за Него? Не может быть; иначе как же он будет чужд Ему? Или добрый? Но (из Писания) оказывается, что это совершил и Отец, и Сын. Касательно Отца, это видно из многих мест, например, где говорится, что Он посылает в виноградник Свои воинства, а касательно Сына — из слов: «врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною» (Лк. 19:27). А с другой стороны, и сам Христос говорит о предстоящих скорбях, которые, по своей жестокости, превосходят все, что только когда–либо было сделано, и сам же возвестил о них. Хочешь ли послушать, что было? Их пронзали рожнами. Может ли быть зрелище более ужасное? Или хочешь, я расскажу о страданиях женщины, — о том печальном событии, которое выше всякого бедствия? Или сказать о голоде и заразе? Я опускаю, что еще ужаснее этого. Тогда люди не признавали природы, не признавали закона, зверей превзошли жестокостью; и все это совершилось вследствие необходимостей войны, потому что так угодно было Богу и Христу. На это прилично будет указывать и маркионитам, и тем, которые не верят геенне: этого будет довольно, чтобы обуздать их бесстыдство. Эти бедствия не ужаснее ли тех зол, какие были в Вавилоне? Этот голод не гораздо ли невыносимее тогдашнего? Об этом и сам Христос сказал так: «тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет» (Мф. 14:21). Как же некоторые говорят, будто Христос простил им грех? Может быть, этот вопрос считается обыкновенным; но вы в состоянии разрешить его. Никто нигде не может указать вымысла подобного тому, что было на самом деле. И если бы писавший это был христианин, — слова его еще могли бы быть подозрительными; если же это иудей, и иудей самый ревностный, явившийся уже после евангелия, то эти события не должны ли быть достоверны для всех? Ведь ты всюду увидишь, как он превозносит все иудейское. Итак, и геенна есть, и Бог благ. Не ужаснулись ли вы, услыша о тех страданиях? Но страдания здешние — ничто в сравнении с тем, что будет там. Я опять вынужден казаться вам неприятным, тягостным и несносным. Но что ж мне делать? Я на то и поставлен. Как строгий воспитатель, по самой обязанности своей, неизбежно навлекает на себя ненависть воспитанников, так точно и мы. Иначе, не странно ли будет, если люди, назначенные царями на какую–нибудь должность, будут исполнять данные им приказания, хотя бы они были и неприятны, а мы, для избежания упреков с вашей стороны, станем пренебрегать обязанностью, на которую поставлены?У всякого свой долг: из вас многие обязаны иметь сострадание и человеколюбие, быть любезными и ласковыми с теми, кому вы оказываете благодеяние; а мы, с своей стороны, для пользы тех, кому служим, являемся тягостными, жестокими, несносными и неприятными, так как мы приносим пользу не тем, чем нравимся, а тем, чем уязвляем. Таков и врач. Но он еще не слишком неприятен, потому что он сейчас же дает чувствовать пользу своего искусства; а мы — в будущем. Таков и судья: он тягостен для преступников и мятежников. Таков и законодатель: он неприятен тем, которые должны подчиняться его законам. Но не таков тот, кто призывает к удовольствиям, кто устрояет общественные празднества и торжества, кто увенчивает народ; нет, эти люди нравятся, потому что увеселяют города разнообразными зрелищами, не жалея расходов и издержек. Потому–то получившие от них удовольствие и награждают их с своей стороны похвалами, занавесами, множеством светильников, венками, ветвями, блистательною одеждою. Между тем больные, лишь только увидят врача, становятся печальны и унылы. Равным образом и мятежники, как скоро увидят судью, приходят в уныние, а не радуются и не торжествуют, разве когда и сам тот перейдет на их сторону. Теперь посмотрим, кто всего больше приносит пользы городам, — те ли, которые устраивают эти празднества, эти пиршества, роскошные обеды и разнообразные увеселения, или те, которые, отвергнув все это, приносят с собою палку и бичи, приводят палачей и страшных воинов, произносят грозные слова, делают строгие выговоры, наводят печаль и разгоняют палкой народ на площади. Посмотрим, говорю, на которой стороне бывает выгода. Ведь этими последними тяготятся, а тех очень любят. Что же бывает от тех, которые увеселяют народ? Одно пустое удовольствие, которое остается лишь до вечера, а на следующий день пропадает, — бесчинный смех, неприличные и невоздержные слова. А что от этих? Опасение, воздержность, скромность в образе мыслей, кротость души, удаление от беспечности, обуздание внутренних страстей, ограждение себя от тех, которые извне вторгаются. Благодаря этим, каждый из нас владеет своим имуществом, а чрез те празднества мы теряем его, и, притом, со вредом для себя, — теряем не потому, что к нам вторглись разбойники, но потому, что, к нашему же удовольствию, нас грабит тщеславие. Всякий видит, как этот грабитель выносит все его имущество, и этим наслаждается. Вот нового рода грабеж, заставляющий веселиться тех, кто ему подвергается!4. Но там нет ничего подобного; там мы ограждены Богом, как общим Отцом, от всего видимого и невидимого: «Смотрите», говорит Он, «не творите милостыни вашей пред людьми» (Мф. 6:1). Там душа научается избегать неправды. Ведь неправда заключается не в одной только преступной жадности к деньгам, но и в том, когда мы даем чреву пищи больше, чем нужно, и в наслаждении удовольствиями преступаем свойственную им меру и доходим до неистовства. Там душа научается целомудрию, а здесь — распутству. Ведь распутство состоит не в совокуплении только с женщиною, но и в том, если мы смотрим бесстыдными глазами. Там научается кротости, а здесь — надменности: «все мне позволительно», говорит (апостол), «но не все полезно» (1 Кор. 6:12); там — благопристойности, здесь — бесстыдству. Умалчиваю уже о том, что бывает на зрелищах; здесь даже нет и никакого удовольствия, а скорее — печаль. Укажите мне по прошествии одного дня праздничного и на тех, которые несли издержки (по устройству праздника), и на тех, кого увеселяли зрелищами, — и мы увидим, что все они унылы, а особенно тот, кто тратил деньги. Это и естественно. В предшествующий день он забавлял простолюдина, и простолюдин, действительно, был счастлив и наслаждался большим удовольствием, потому что его радовала блистательная одежда; но он не мог ею пользоваться всегда и оттого скорбел и снедался печалью, когда видел, что ее с него снимают. Что же касается того, кто тратился, то, по–видимому, и счастье его было мало в сравнении с счастьем первого. Потому–то на следующий день они меняются друг с другом, и большее недовольство достается на долю последнего. Если же в делах людских то, что радует, имеет в себе столько неприятного, а что тягостно — приносит такую пользу, то тем больше — в делах духовных. Потому–то никто не жалуется на законы, напротив, все считают их общеполезными, так как не со стороны пришедшие иноземцы и не враги постановили их, но сами же граждане, надзиратели, попечители. И это считается знаком благоденствия и благожелательства, когда постановлены законы, несмотря на то, что законы наполнены наказаниями, и нельзя найти закона без наказания. Не странно ли после этого, если людей, излагающих те законы, будете называть спасителями, благодетелями, заступниками, а нас будете считать какими–то жестокими людьми и несносными, хотя мы говорим о законах Божиих? Ведь, когда беседуем мы о геенне, мы приводим те самые законы. И как светские законодатели излагают законы об убийствах, покражах, о браках и о всем подобном, так и мы приводим законы о наказаниях, законы, которые постановил не человек, но сам единородный Сын Божий. Безжалостный, говорит Он, да потерпит наказание; эта именно означает притча (о должнике) (Мф. 18:23–35); злопамятный да подвергнется крайнему мучению; гневающийся понапрасну да будет ввержен в огонь; злословящий да потерпит казнь в геенне.Если же вам думается, что вы слышите законы странные, — не смущайтесь. Зачем было бы и приходить Христу, если бы Он не имел постановить законы необыкновенные? Ведь то уже известно нам, что убийцу и прелюбодея надобно наказывать; следовательно, если бы мы должны были услышать тоже самое, то какая была бы нужда в небесном Учителе? Потому–то Он не говорит: прелюбодей да будет наказан, но — тот, кто смотрит бесстыдными глазами, и присовокупляет также и то, где и когда он подвергнется наказанию. И не на досках, и не на столпах изобразил Он Свои законы; и не столпы медные поставил Он, и не на них начертал письмена; нет, Он воздвиг для нас двенадцать душ апостольских и на них Духом Святым написал эти письмена. И мы, по всей справедливости, читаем их вам. Если у иудеев это было законно, чтобы никто не мог отговариваться незнанием, то тем больше у нас. Если же кто скажет: я не слушаю, и не буду отвечать перед судом, то за это подвергнется особенно большему наказанию. В самом деле, если бы никто не учил, то еще можно было бы этим отговариваться; но если есть учителя, то — уже нельзя. Посмотри, как Христос отнимает у иудеев это извинение, когда говорит: «если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха» (Ин. 15:22). Опять и Павел (говорит): «но спрашиваю: разве они не слышали? Напротив, по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их» (Рим. 10:18). Тогда бывает прощение, когда никто не говорит; но когда сидит надзиратель и имеет это своею обязанностью, тогда уже нет прощения. А между тем, Христос не того хотел, чтобы мы только смотрели на эти столпы, но — чтобы и сами были столпами. А так как мы сделали себя недостойными этих письмен, то будем, по крайней мере, смотреть на эти столпы. Как столпы другим угрожают, а сами не подлежат ответственности, равно как и сами законы, — так точно и блаженные апостолы. И смотри: не на одном месте стоит такой столп, но везде распространены эти письмена. Пойдешь ли в Индию, — ты услышишь о них; пойдешь ли в Испанию или до самых крайних пределов земли, — не встретишь никого, кто бы не слыхал о них, разве по собственному своему нерадению. Так не сердитесь же, а будьте внимательны к тому, что здесь говорится, чтобы вы были в состоянии приняться за дела добродетели и получить вечные блага о Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.БЕСЕДА 6«Мужи Израильские! выслушайте слова сии» (Деян. 2:22).