Прежде лет четыренадесяти. Если послание писано в 58-м году, то видение падает на 44-й год голода, когда святой Павел с Варнавою носили милостыню в Иерусалим, а по возвращении оттуда Духом Божиим отделены были на проповедь. Итак, это видение было или в Иерусалиме, в бытность святого Павла с милостынею, или в Антиохии, пред отбытием в первый раз на проповедь языкам. То восхищение, о коем говорит святой Павел в речи к народу, когда схватили его в Иерусалиме и хотели убить (Деян. 22, 17), не сходно с этим по содержанию и было раньше его двумя или тремя годами, — именно по возвращении святого Павла из Дамаска в Иерусалим. — Чего ради помянул о времени Апостол, святой Златоуст и все наши объясняют так: «Определил и время, — за четырнадцать лет, ибо не без причины упомянул о сем, но желая показать, что, молчавши столько времени, и теперь не сказал бы, если бы не было великой нужды. Напротив, умолчал бы, если бы не видел погибающих братий. — А если Павел был таков, что в самом начале, когда не имел еще таких заслуг, удостоился великого откровения, то помысли, каков он стал чрез четырнадцать лет?» — Такое наведение и желательно было Апостолу восставить в умах коринфян, как догадывается Экумений: «Поелику же лжеапостолы казались чем-то великим и тем влекли к себе всех, вынужден был и Апостол показать, что он гораздо больше их, чтоб убедить не им, а его словам внимать. Для того и внушает: прежде четыренадесяти лет удостоившийся таких откровений, каков есть теперь, после стольких трудов, поднятых Христа ради?»

Аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем. Бог весть. — Не могу сказать, говорит, душа ли одна была взята на небо, а тело оставалось на земле, или и тело туда же было вземлемо. Внимание было занято не этим; оно все было поглощено виденным и на себя не обращалось. После видения вопрос мог родиться и, вероятно, был; но прошло четырнадцать лет, и он остался нерешенным. Если же и для самого святого Павла осталось это нерешенным, то, верно, это такого рода дело, что его решить нельзя, или не следует решать. Святой Златоуст говорит: «Смотри, как и, всем самом скромен: об одном говорит, а о другом сознается, что не знает. Сказал, что был восхищен; а в теле или вне тела, того, говорит, не знаю. Довольно было бы сказать о восхищении, умолчав о прочем, но он по скромности и то присовокупляет. Итак, что же? Ум ли только и душа были восхищены, а тело оставалось мертвым? Или и тело было восхищено? — Сего нельзя определить. Ибо если не знает сам Павел, который был восхищен и удостоился столь многих и столь неизреченных откровений, то тем паче не можем знать мы. Что был он в раю, это знает; что был на третьем небе, и то ему не безызвестно, но как был восхищен, того не знает ясно».

Восхищена бывша таковаго до третияго небесе. Чтобы это сказать, надлежало раздельно видеть, как проходятся небеса — одни за другими — второе после первого и третье после второго. Как все видение было видение того, чего не видит телесный глаз, то и небеса сии нельзя определять по соответствию чему-либо, видимому горе для телесного глаза, простого ли или вооруженного. Небеса сии сокровенны, хотя для способного видеть различны одни от других, разные содержат предметы и разное имеют значение. Внутри, или во глубине, видимого нами мира, сокрыт другой мир, столько же действительный, как и этот, — духовный, или тонко вещественный, Бог весть; но то несомненно, что в нем витают Ангелы и святые. По степени сих последних и степени небес. Как этих степеней много, то и небес, вероятно, много. Апостол был восхищен до третьего неба; но не говорит, что оно последнее. Притом смысл его слов такой, что он миновал два неба и на третьем остановился; но возможно миновать не только два, а пропустить десятки и остановиться на двадесятом.

Стих 3. И вем такова человека; аще в теле, или кроме тела, не вем: Бог весть.

Подтверждает, что был действительно восхищен, и ясно это сознавал, и знает, что это была действительность, а не мечтание какое призрачное. Не может только сказать того, в теле ли он был восхищен или кроме тела. Это, говорит, один Бог знает. Видно, для нас знание сего не нужно; верно, оно к существу дела не относится. Нечего и пытать. Он говорит как бы: изумительно это видение не по предмету только своему, но и по самому способу видения. «О предивном и вышеестественном возвещая деле, с настойчивостию подтверждает, что не знает способа, как оно совершилось» (Экумений).

Стих 4. Яко восхищен бысть в рай, и слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати.

Этот рай и есть третье небо, — или сначала восхищен был до третьего неба, а с третьего неба в рай? Если принять последнее, то пройденные небеса будут не райские обители святых и Ангелов, а какие-нибудь небесные, но не райские устроения. Феодорит пишет: «До третьяго неба, как утверждали некоторые, сказал Апостол о третьей части расстоянии между небом и землею, до которой он был восхищен и слышал неизреченные глаголы». По Феодориту выходит, что третье небо и есть рай. Экумений и Феофилакт различают рай от третьего неба. Феофилакт трем небесам нечто соответственное находит и в видимом мире. Он говорит: «Третье небо вот как понимай! Писание и воздух называет небом, когда говорит — птицы небесные, роса небесная: вот одно небо! И твердь оно означает именем неба: нарече, говорит, Бог твердь небо (Быт. 1, 8): вот второе небо. Знает оно и еще небо, в начале сотворенное вместе с землею (Быт. 1, 1): вот третье небо. От этого-то третьего неба человек тот, говорит, восхищен был мгновенно в рай». Так и Экумений: «Восхищен был до третьего неба, и опять оттуда в рай». Экумений и двукратное повторение слов: аще в теле, аще ли кроме тела, не вем объясняет этим же двукратным как бы действием восхищения. И до третьего неба восхищен я был, не знаю, в теле или без тела, — и оттуда в рай восхищен, тоже не знаю, в теле или кроме тела. «Не думай, что Апостол излишне дважды повторил эти слова; но в первый раз сказал о восхищении на небеса, а во второй — о восхищении оттуда в рай». Большая, впрочем, определенность в этих подробностях и не требуется, и ожидать нельзя, чтобы кто-либо сказал об этом что-либо решительно верное, когда молчит сам святой Павел.

Не излишним, однако ж, считаем привесть здесь следующие мысли блаженного Феофилакта: «По букве выходит, что иное место есть третье небо и иное рай; но по аналогии (в духовном смысле, в применении к явлениям нравственно-религиозной жизни) выходит, то — что будто они одно и то же, то — что не одно и то же. Аналогически многое можно сказать об этом, но скажем малое, — что более удобопонятно. Первое небо есть область нравственная, когда кто благоустрояет нрав свой. Второе небо — область ведения тварей, когда кто стяжевает ведение о всяком естестве созданном, сколько это доступно для нас. Третье небо — область ведения богословского, когда кто, в возможной для него мере, достигает ведения вещей Божественных и разум превосходящих посредством созерцания. Итак, святой Павел был конечно восхищен в места, так сказать, близ, или около, Святой Троицы находящиеся, то есть миновав и превыше став всего сотворенного, не зная, в теле ли он или вне тела. Чувствовать и сознать это невозможно было ему, ибо тут прекращается самодействие и самоопределение. Когда вводится человек в область вещей Божественных, самодеятельность его и понимание образа совершения того, что он видит, прекращается. Бог восхищает и вземлет человека, Им он бывает носим и воздействуем. Поелику же и в этих областях есть свои степени и восхождения на них, то бывает, что иной вдруг восхищается в рай, то есть вводится в созерцание сокровеннейших таинств Божества, коих, яко недомыслимых и неизреченных, никто вместить не может, если наперед не изыдет из человеческой поврежденности».И слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати. Чьи глаголы? — Господа Спасителя или Бога невидимого, или Ангелов, или святых, Господом в рай введенных?! И видение всего этого неизреченно, а тем паче невместима для земного уха тамошняя речь, чья бы она ни была. Святые славят Бога, Ангелы песнь Ему поют, Спаситель дает повеления исполнителям Его благоволений. Все там в блаженном движении, но все в строе и гармонии пренебесной, для описания которой нет слов на языке нашем. Жалеть ли, что не сказал, что слышал? Поелику Апостолы посланы были сказать людям всю волю Божию, все, что необходимо для их спасения, — а эти глаголы нельзя было сказать; то надо полагать, что они не относятся к предметам, необходимым для спасения. Если так, то и жалеть нечего, что их нельзя было сообщать нам. Они, верно, касались лично самого Апостола Павла и нужны были только для него, понял ли он их вполне, или не понял. Ибо видения бывают нужны не для обогащения ведения, а для исторжения духа из связности плотской и вещественной. Это паче всего нужно было святому Павлу при вступлении в подвиг проповеди Евангелия. Это и дано ему испытать и вкусить. Блаженный Феодорит так пишет об этих глаголах: «Апостол слышал неизреченные глаголы, каких не леть есть человеку, — не сказал: слышать, но глаголати. Ибо если бы не возможно было человеку слышать, то как услышал бы он? Но Апостол слышал, пересказать же их не осмелился. А иные говорят, что глаголы суть самые вещи; потому что Апостол видел красоту рая, лики в нем святых и всесторонний глас песнословия. Все сие в точности знает сам видевший это».Стих 5. О таковем похвалюся; о себе же не похвалюся, токмо о немощех моих.Святой Златоуст говорит: «Не то выражает, чтобы восхищенный был другой кто, но дает такой оборот речи, чтобы и сказать, что прилично и что можно, и вместе избежать необходимости говорить открыто о себе. Иначе, какая была бы сообразность, рассуждая о самом себе, вводить другое лицо? — Для чего же так выразился? Для того, что не одно и то же значит сказать: я был восхищен, и: знаю человека, который был восхищен; или: о себе похвалюся, и: о таковом похвалюся. А если кто скажет, как возможно быть восхищену без тела? то и я спрошу: как возможно восхищену быть с телом? Ибо последнее труднее первого, если рассуждать по разуму, а не покориться вере. А для чего восхищен Павел? — Для того, как думаю, чтобы его не почитали меньшим других Апостолов. Те были вместе со Христом, а он не был; посему Господь, в показание славы его, и его восхитил в рай. Ибо слово: рай многозначительно и всем известно. Таким образом, явно, что слова: о таковем похвалюся, Апостол сказал о себе самом. А если присовокупил: о себе же не похвалюся, то сие значит только, или что без нужды, напрасно и легкомысленно не сказал бы ничего подобного, — или что он хотел, сколько можно, закрыть сказанное». То же говорят и другие наши толковники. Так Экумений пишет: «Смотри, какая непритязательность! Как бы о другом ком сказывает это. О таковем, говорит, похвалюся. Это делает он, желая оставить себя в тени. О себе же не похвалюся, токмо о немощех моих, то есть о скорбях, лишениях и гонениях».Может быть, и потому так сказал он, чтоб все в сем видении отнести к Богу. Богу да воздастся слава! Тут я не был действующим. Все совершившееся Богом совершено. Ему и слава! Ко мне это прикасается только потому, что во мне происходило; но как без моего ведома и без напряжения моих сил, то я и говорю об этом, как о чем-то не своем. Хвалюсь, яко славным, не присвояя, однако ж, себе ничего. Мои только немощи, унижения, оскорбления, презрения, побои. И это все перенесть Бог помогает, но есть часть и моя; в том же видении ничего моего нет. Все Божие.Стих 6. Аще бо восхощу похвалитися, не буду безумен, истину бо реку; щажду же, да не како кто вознепщует о мне паче, еже видит мя, или слышит что от мене.Аще бо восхощу похвалитися, то есть сказанное будто о другом к себе отнести, не буду безумен, то есть не безумное дело сделаю, не ложь скажу, не введу в обман; истину бо реку, ибо так воистину было. И прямо говорит наконец, а все еще прикрывает себя и старается держать себя в тени. Так не хотелось ему окружить главу свою таким ореолом славы!