вспомним и этот рассказ того же неизвестного в «Деяниях Иоанна». Призрачно-легким шагом Идущий по камню, где не могло быть следов, начинает, а Идущий по воде кончает: то связано с этим, – какою связью, внутренней ли только или внутренне-внешней, мы опять не знаем, но этого нам и не нужно знать, чтобы осязанием ученика прикоснуться к внутренней плоти Господа сквозь внешнюю; глазами ученика увидеть внутреннее лицо Господне сквозь внешнее; и уже от нас зависит, соединим ли мы эти два лица в одно – то самое, о котором сказано:

вот, Я с вами до скончания века. Аминь. (Мт. 28, 20.)

Вспомним все это, и, может быть, мы поймем, что Хождение по водам действительно было, хотя и не в протяжении нашего геометрического пространства, а лишь в одной точке его, где наше пространство, трехмерное, соприкасается с четырехмерным; не в длении нашего исторического времени, а лишь в одном миге его, где время соединяется с вечностью.

Теми же словами, какими говорит Иоанн о Воскресении, можно бы сказать и о Хождении по водам:

Иисус явил Себя ученикам Своим. (Ио. 21, 1.)

Не «явился», потому что и призрак – то, чего нет, может «являться», – а «явил Себя»,

, «Себя Самого», как то, что есть, и перед чем, может быть, призрачно все, что мы считаем действительным.VIII…На гору взошел помолиться. Вечером же, лодка была посреди озера, а Он Один – на земле.И увидел их, бедствующих в плавании, потому что ветер был им противный. (Мк. 6, 46–48.)Так как еще до Умножения хлебов «времени прошло много», «время было позднее», по свидетельству Марка (6, 35); «день склонялся к вечеру», по свидетельству Луки, (9, 12); «настал вечер», по свидетельству Матфея (14, 15), то здесь, у Марка, «вечером»,, значит, вероятно, «в ранний час ночи». Мог ли Иисус ночью, даже при свете почти полной, предпасхальной луны, увидеть лодку посреди озера, в «двадцати пяти или тридцати стадиях», четырех-пяти километрах от берега (так по Иоанну, 6, 1), с вершины горы в 500–600 метров (средняя вышина гор на северо-восточном берегу озера, близ Вифсаиды)? Видел, может быть, лишь черную точку в дрожащей и сверкающей сетке лунных искр на волнах, как бы в ослепительном кипении расплавленного серебра; но не знал, что это, – лодка или только одна из тех черных мушек, что призрачно плывут и тают в глазах от слишком яркого света. Но если не внешним, то внутренним зрением увидел «бедствующих в плавании». Думал о них в эту минуту и любил их так, как еще никогда. Эти Двенадцать (все, вместе с Иудой: предал, или хотел предать, но, может быть, раскается; «вошел в него сатана», но, может быть, выйдет), эти Двенадцать были последним и единственным, что осталось у Него на земле, – спасенным, как из пожара, сокровищем. «Мир Его не узнал», – эти узнали; «свои не приняли», – приняли эти. Может быть, уже молился о них, в эту ночь, как в ту, предсмертную: