Все, что мы выше говорили о миссионерстве, приложено тут — с этой специфической окраской. Только тогда это будет истинным миссионерством, а не использованием своего пастырского положения для деятельности светской, пусть и самыми лучшими заданиями одухотворенной. Конечно, и расточаемая таким пастырем благодать будет действовать во спасение тем, кто оказались бы способны личным своим опытом самостоятельно доходить, или собственными силами сохраняться на стезях церковного "освящения". Но всей полноты возможностей, которая заключена в его пастырстве, такой священник далеко не использует, во благо себе и другим. В известной мере тогда центр тяжести уже перелагается на паству, на ее усердие. Об этом так поучал паству архиеп. Симон.

"Не оправдывайте, братие, своего нерадения о духовном совершенствовании, говоря, что нет священника по душе. Как священник подойдет к тебе, когда ты отворачиваешься от него? — Если же ты приступишь к священнику со страхом Божиим и готовностью повиноваться его наставлению, то он, хотя бы и не был готов дать тебе полезный совет, совестью побуждаемый, потрудится для тебя, поищет нужного для тебя руководства, помолится Богу, и Сам Господь вразумит его, как руководить тобой. Только ты сам без колебаний и самомнения ожидай благодатной помощи через того духовника, к которому приступил, и увидишь, что этот именно духовник — самый лучший для тебя руководитель".

Чтобы в самой общей форме охватить деятельность пастыря под углом зрения доброй ее направленности, заведомо им блюдимой полезно вспомнить соображения, которые на последнем пастырском совещании излагал еп. Виталий, применяя к деятельности пастыря троичную характеристику мироспасительного подвига Господа нашего Иисуса Христа: пророчество, священство, царство! Пастырь не в том, конечно, смысле должен свое пророческое назначение понимать, что будущее способен он вещать, а в том, что его прямая и первая обязанность есть исповедовать Истину. Какую? Ту, которая составляет содержание Церкви. Пастырь должен олицетворять Истину в ее незыблемости, неповрежденности, неизменности. Стоя на этом камне Веры, пастырь осуществляет действия, обнимаемые понятием священства, сам воспринимая церковную благодать, он раздает ее — в том любовно индивидуализованном целительстве, которое несет с собою верным "освящение". И тогда, само собою, возникает его "царственное", в своей духовной благостности, господство над паствой, которое одновременно в какой-то, иногда самой резкой и открытой, форме, является несением и венца мученичества…

***

В каких формах осуществляется раздаяние благодати священником? В самых разнообразных, не поддающихся точному обозначению. Сам облик пастыря, все его поведение должно способствовать доброму выполнению этого его призвания. Одна, чисто внешняя, казалось бы, особенность священнического сана, может быть тут особо отмечена, как яркий образец форм, под которыми протекает пастырское раздаяние благодати. Благословение! Ведь оно совершенно явственно означает что? Пастырь, начертанием над верным крестного знамения, призывает на него Божию благодать, которую тот смиренно и благоговейно принимает. Все ли и всегда ли воспринимают пастырское благословение именно так? Не возникает ли иногда ложная со стороны священника стыдливость? Не возникает ли ложная забота о своем достоинстве со стороны получающего приветствие…

Все внешнее в Церкви свидетельствует о внутреннем — и одной из забот пастыря является повышение, в этом смысле, культуры паствы. Широкое поприще открывается перед ним! Основная забота пастыря, это — пробудить у паствы сознание церковности как обогащения, неустанного и беспредельного, церковной благодатью — в подвиге служения Христу и приближения к Нему. Разбудить это сознание и вызвать готовность оторвать часть времени от мирской суеты для Бога; извлечь из глубины души закосневшее, чуть не парализованное устремление к святыне, — вот чего надо достичь. Трудно ждать успеха, если это все делается в "вещательной" форме. Успех обещает только индивидуально-дифференцированное приближение к каждому. Для этого развивать должен в себе пастырь духовную зрячесть. Она достигается духовным опытом, просветленным любовью во Христе. В обыденном общении — увидеть духовно человека и любовно остановить на нем пастырский зрячий взор, этим иногда сразу закрепляется связь благодатная. И еще нужно — долготерпение. О нем так говорит архиеп. Симон:

"Есть два вида снисхождения — попустительство, послабление строгости правил и законов — это один вид, а другой — настойчивое требование совершенного исправления, но с бесконечным долготерпением. Первый вид снисхождения слово Божие решительно осуждает, как путь ложный, ибо попустительство укрепляет грех и разврат, а путь доброго пастыря, это долготерпение, с готовностью все перенести от согрешивших, но непременно привести их к покаянию исправить". Напрягать свое духовное внимание во спасение паствы и с неослабным долготерпением вести их ко Христу — этим исчерпывается задание пастыря. Тут нет никаких правил, а есть только "жизнь во Христе", — к которой зовет нас о. Иоанн Кронштадтский. Ему подражать обязаны мы все, при всей нашей заведомой немощи. А какие в этом направлении чудеса наша зарубежная жизнь порою являет, во всей своей неизбывной немощи — то, вероятно, каждый так или иначе, мог на своем опыте пережить… Активизация духовной жизни в приходе, конечно, прежде всего, должна идти по линии приближения прихожан к храму. Тут прежде всего хорошо отдать себе отчет, как далеко ушли мы все, даже очень близкие к храму, от русского древнего благочестия. При Царе Алексее Михайловиче посетил Россию патриарх Антиохийский Макарий. Сопровождавший его Павел Алеппский оставил обстоятельное описание этого путешествия. Оно, в части, касающейся России, с места выражает и восторг, и вопль усталости — как впечатление от наших служб. "Накануне четвертого воскресенья по Пятидесятнице мы отстояли у них вечерню, также утреню поутру, а затем обедню, затянувшуюся до полудня. Тут-то мы впервые вступили в топи и борения, и настало для нас время пота и труда, ибо во всех казацких церквах до земли московитов вовсе нет стасидиев (сидений), даже для архиереев. Представь себе, читатель; они стоят от начала службы до конца неподвижно, как камни, беспрестанно кладут земные поклоны и все вместе, как бы из одних уст, поют молитвы; и всего удивительнее, что во всем этом принимают участие и маленькие дети. Усердие их к вере приводило нас в изумление. О, Боже, Боже! Как долго тянутся у них молитвы, пение и литургия! Но ничто так не удивило нас, как красота маленьких мальчиков и их пение, исполняемое от всего сердца, в гармонии со старшими. Начиная с этого города и по всей земли русских, то есть казаков, мы заметили возбудившую наше удивление прекрасную черту, все они за исключением немногих, даже большинство их жен и дочерей, умеют читать и знают порядок церковных служб и церковные напевы; кроме того священники обучают сирот и не оставляют их шататься по улицам невеждами".