кто не подражает худым людям, тот уже оскорбляет их. Права уравнялись с пороками, и то, что делается открыто, перестало быть недозволенным. И какой совести, какой справедливости ожидать там, где совсем нет людей, которые могли бы осуждать порок, где толпятся одни те, которые должны подлежать осуждению?

Но, дабы не показалось тебе, что я нарочно выбираю худшие предметы и в намерении расстроить твой ум и зрение вожу тебя по таким местам, жалкий и отвратительный вид которых оскорбителен для совестливого взора, я покажу тебе то, что в мире по невежеству почитают добрым; ты увидишь, что и это стоит только презрения. Как думаешь ты о почестях, о венках, о несметных богатствах, о воинском могуществе, о пурпуре, что на судьях; о вольности и силе, какими пользуются люди, облеченные властью? Вред приятного по виду нечестия скрыт, весел вид улыбающегося порока, но под обманчивою наружностью таится пагуба. Это яд, которому хитрое коварство придает вкус сладости, чтобы он удобнее был принят: кажется, ты берешь стакан с питьем; но, коль скоро выпьешь, погибель неизбежна. Вот встречается с тобою кто–

Посмотри на их гнусный конец. Когда лицемер, умевший пользоваться временем, упадет; когда подлые ласкатели должны будут оставить его, как человека, лишенного власти, тогда бедствия разоренного семейства поражают совесть, тогда в полной мере чувствуют потерю расточенного имения, которым покупаема была неверная любовь легкомысленного народа.

И богатые, проводящие жизнь в беспрестанных забавах, которые, не терпя того, чтобы с ними в соседстве жили бедные, расширяют на бесконечное пространство свои поместья, у которых множество серебра и золота, у которых насыпаны или зарыты в земле огромные груды денег; и они трепещут со всеми своими сокровищами, мучаются опасениями, чтобы не разграбил их тать, не разорил разбойник или какой–нибудь более богатый враг из зависти не потревожил их несправедливыми тяжбами–Богач не ест, не спит. Воздыхает на пиршествах, хотя бы пил из сосудов, осыпанных драгоценными каменьями; и хотя иссохшее тело его покоится на самом великолепном ложе, однако он и в пуху не засыпает: не знает, несчастный, что он сам бывает виною блистательных по наружности мучений, прилепляясь к золоту и раболепствуя богатствам и сокровищам, вместо того чтобы быть их обладателем–О ужасное ослепление сердца! О глубокое омрачение неистовой страсти! Вместо того чтобы свергнуть с себя тяжкое бремя, человек продолжает гоняться за мучительным счастьем и слепо тянется к подавляющим его грудам. Он яе оказывает никакой щедрости к тем, которые почитают его покровителем; нисколько не уделяет неимущим: деньги называет он своею собственностью и, как чуждое имущество, заперев дома, стережет их с беспокойною заботливостью и из них ни друзьям, ни детям, ни даже самому себе ничего не уделяет. Он обладает ими только для того, чтобы не обладал другой. И какое разнообразие в названиях! Называют благами даже такие вещи, из которых нельзя сделать никакого употребления, разве только употребив их на худое.

По твоему мнению, может быть, безопасны по крайней мере те, которых окружает блеск золотых чертогов и охраняет стража оруженосцев? Но такие люди боятся более, нежели кто другой. Чем больше кого боятся, тем больше причины бояться тому самому. По мере возвышения человека возрастает для него и опасность, хотя бы защищали его руки телохранителей, хотя он всегда был под прикрытием многочисленной стражи–Чем меньше позволяет он быть спокойным другим, тем меньше может быть спокоен и сам. Власть страшна прежде всего для самих властителей, которых делает страшными для других. Она улыбается, дабы свирепствовать; ласкает, дабы обмануть; привлекает, дабы убить; возносит, дабы низвергнуть по некоторому закону возмездия за большую честь и знатность большими и лишениями.

Итак, то одно спокойствие верно, та только безопасность крепка, тверда и постоянна, когда человек, освободись от вихрей мятежного века, утвердит свое пребывание в спасительной пристани; когда он от земли возносит взоры к небу и, вступив в звание сына Господня, приблизившись к Богу своим сердцем, ниже себя считает все то, что другим в круге вещей человеческих кажется высоким и величественным. Кто выше века сего, тот ничего уже не может от него ни желать, ни требовать. Какая твердая, какая непоколебимая оборона, какая небесная помощь для обладания вечными благами заключается в том, чтобы быть свободным от сетей лукавого мира, чистым от земного тления, способным обитать во свете бессмертия! В этом состоянии мы ясно можем видеть, с какою хитростью прежде нападал на нас непримиримый враг для нашего погубления. Когда мы знаем и осуждаем то, чем были, то в этом самом имеем сильнейшее побуждение стремиться к тому, чем должны быть. Для этого не нужно ни денег, ни домогательств, ни усилий, ни неусыпных трудов, которыми приобретаются высокие достоинства и власть человеческая. Это дар Божий и дело легкое. Как солнце само собою светит, ручей сам собою течет, дождь сам собою орошает, так сам собою проливается Небесный Дух. Как только душа, взирая на небо, познает своего Творца, то, вознесшись превыше земли и всего земного величия, начинает быть тем, чем себя почитает. Только ты сам, запечатленный уже знамением небесного воина, облеченный во всеоружие благодати, соблюдай ненарушимо правила своего знания исполнением святых добродетелей. Занимайся тщательнее либо молитвою, либо чтением — и будешь то сам с Богом беседовать, то Бог с тобою. Да наставит Он тебя в своих заповедях, Он да управит тобою; кого Он обогатит, того никто не сделает бедным. Не может быть бедным тот, чье сердце однажды насытилось небесным брашном. Ты тотчас воз–гнушаешься испещренными золотом сводами и стенами, покрытыми дорогим мрамором, когда узнаешь, что наипаче дблжно украшать себя самого, что лучший для тебя дом есть тот, в котором, как во храме, обитает Господь, в котором утвердил свое жилище Дух Святой. Украсим сей дом лепотою непорочности, освятим светом правды. Он никогда не развалится от ветхости; живописные краски или позолота, полиняв на стенах, никогда не обезобразят его. Все обманчивое тленно, и нельзя быть твердо уверенным во обладании тем, чем нельзя обладать постоянно, Истинные украшения всегда имеют цену, истинные почести невредимы, истинный блеск продолжителен; они не могут ни обветшать, ни помрачиться; могут только преобразоваться в лучший вид при воскресении тела. Вот в кратких словах то, о чем я хотел побеседовать с тобою, любезнейший Донат.

Да огласится он трезвенным псалмопением; и так как у тебя память крепкая, голос звучный, то начни сам это пение по обычаю. Тем приятнее будут песни духовные, если, внимая им духовно, будем находить в них благочестивое удовольствие для слуха телесного.

Письмо к Рогациану о диаконе, оскорбившем епископаКиприан брату Рогациану желает здоровья.Тяжкою скорбию поражены были — я и находившиеся здесь мои товарищи, когда прочитали, возлюбленнейший брат, письмо твое, в котором ты жалуешься на своего диакона за то, что он, забывши о твоем священническом звании и о служебной своей обязанности, огорчил тебя ругательствами и своими неправдами.Так Господь Бог говорит во Второзаконии: и человек, иже сотворит в гордости, еже не послушати жерца… или судии, иже в ты я дни будет, да умрет человек той, и вси людие услышавше убоятся и не будут нечествовати ктому (Втор. 17:12–13).И не они одни, но и прочие двести пятьдесят человек, участвовавшие в их возмущении, были пожраны нисшедшим от Бога огнем, чтобы стало очевидным, что священники Божий отмщеваются Тем, Кто поставляет священников. Также в книге Царств говорится, что когда иудейским народом оказано было презрение священнику Самуилу за его старость, как теперь тебе, Бог во гневе сказал: не тебе уничижиша, но Мене уничижиша (1 Цар. 8:7), и в наказание за это воздвиг им царя Саула с тем, чтобы тот, угнетая их тяжкими неправдами, смирил и уничижил разными озлоблениями и наказаниями гордый народ; и таким–то образом было воздано этому гордому народу Божеское отмщение за уничиженного священника. Соломон, наставленный Святым Духом, тоже свидетельствует о священническом достоинстве и власти, давая наставление в следующих уловах: всею душею твоею благоговей Господеви, и иереи Его чти. И еще: всею силою твоею… бойся Господа и прослави иерея[1]. Помня эти заповеди, блаженный апостол Павел, как читаем в Деяниях Апостольских, — когда ему сказали: архиерею ли Божию досаждаеши? отвечал: не ведах, братие, яко архиерей есть: писано бо есть: князю людей твоих да не речеши зла (Деян. 23:5). Сам Господь наш Иисус Христос, Царь, Судья и Бог наш, даже до дня Своих страданий оказывал почтение архиереям и священникам, хотя они не имели ни страха Божия, ни познания Христа. Так, когда Он очистил прокаженного, то сказал ему: шед покажися иереови, и принеси дар (Мф. 8:4). По смирению, которое внушал и нам, Он все еще называл иереем того, кого знал как святотатца. Также, когда во время страданий Его ударили в ланиту и сказали: тако ли отвещаваеши архиереови? — Он не сказал ничего оскорбительного для лица архиерея, но только, защищая Свою невинность, отвечал: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле: аще ли добре, что Мя биеши? (Ин. 18:22–23). Во всех случаях поступал так терпеливо для того, чтобы и нам подать пример кротости и терпения. Будучи почтителен к священникам лживым, Он этим учил нас оказывать истинным священникам законное и полное уважение. Притом диаконы должны помнить, что апостолов, то есть епископов и предстоятелей, избрал Сам Господь, а диаконов, по Вознесении Господа на небо, постановили апостолы, как служителей своего епископского звания в Церкви. Итак, если бы мы дерзали восставать против Бога, Который поставляет епископов, то могли бы восставать и против нас диаконы, поставляемые нами (Деян. 6:5–6). И потому Диакон, о котором ты пишешь, должен раскаяться в своей дерзости, признать достоинство священства и полным смирением загладить вину свою пред епископом, своим начальником. Ибо усилия еретиков и зломыслящих раскольников начинаются обыкновенно с самоугождения, соединенного с надменным и гордым презрением к предстоятелю. Так совершается отступление от Церкви и осквернение алтаря, так возмущается мир Христов, чиноположение и единство Божие. Если этот диакон будет и впредь огорчать и оскорблять тебя своими бесчинствами, то употреби над ним власть своего сана, низложив его или усмирив. Апостол Павел, пиша к Тимофею, сказал: никтоже о юности твоей да не радит (Тим. 4:12); тем более должны сказать о тебе твои товарищи: никтоже о старости твоей да не радит. А как ты писал, что к диакону пристал еще кто–то и сделался сообщником его гордости и дерзости, то и сего, а также и всех других, если есть такие, восставшие на священника Божия, нужно или отлучить или усмирить. Мы же увещеваем и просим: пусть они лучше познают свой грех, пусть загладят вину свою, признав за нами наше право; потому что мы желаем и стараемся скорее милосердием и терпением побеждать оскорбления и обиды каждого, нежели наказывать за них по власти священства.Желаю тебе, возлюбленнейший брат, всегда быть в добром здоровье.Письмо к мученикам и исповедникам, просившим даровать мир павшим