Meecham H. G. The Epistle to Diognetus. — Manchester, 1949.

MnaXavof Л. Х. notpoXoyia. — 'AOfivai, 1930. — C. 83 и далее.

Kihn H. Der Uhrsprung des Briefes an Diognet. — Freiburg, 1882.

Слово Мелитона Философа пред Антонином кесарем

И он начал говорить так: Не легко обратить скоро на правый путь такого человека, который долгое время прежде находился в заблуждении. Однако же это возможно. Ибо если человек хотя немного отвращается от заблуждения, свидетельство истины становится удобоприемлемо для него. Как с рассеиванием мрака тотчас проясняется небо, так бывает и с человеком, если он обращается к Богу; скоро снимается с его лица облако заблуждения, которое препятствовало правильному его зрению. Заблуждение же, как страсть и как сон, долгое время владеет теми, которые ему подверглись. Но истина пользуется словом, как жалом, и поражает тех, которые спят, и пробуждает их, и они пробужденные, видя истину, приобретают разумение слышать и различают то, что есть, от того, чего нет. Ибо есть люди, которые грех называют правдою, и действительно думают, что это правда, когда видят, что не одни они заблуждаются, а вместе с ними и многие люди. Но я говорю: не хорошо это извинение, что один человек заблуждается со многими; ибо если один сам по себе безрассуден, то велико безрассудство его; во сколько же раз больше безрассудство, если безрассудствуют многие?

А неразумие, о котором я говорю, состоит в том, что человек оставляет то, что по истине есть, и служит тому, чего по истине нет. Но есть нечто по истине, и это называется Богом. Он по истине есть, и все существует чрез Его силу. Он не есть сотворенное существо, не получил начала во времени; но Он от вечности, и существует во веки веков. Он не изменяется, тогда как все изменяется. Никакое зрение не может видеть Его, никакой разум понять Его, никакое слово — объяснить Его.

Любящие же его называют Его Отцом и Богом истины. Посему если человек, оставляя свет, говорит, что есть иной Бог, то смысл его слов тот, что он одну из тварей называет богом. Ибо если человек огонь называет богом, то это не бог, потому что огонь, и если он называет воду богом, то это — не бог, потому что вода; и если эту землю, по которой мы ходим, это небо, которое мы видим, если солнце, луну, или одну из этих звезд, которые не останавливаясь совершают предписанное им течение и движутся не по собственной воле, и если золото или серебро человек называет богом, то все это не вещи ли, которыми мы пользуемся, как хотим?

И если это дерево, которое мы сожигаем, и если эти камни, которые мы сокрушаем кто‑нибудь называет богом, то могут ли они быть богами, когда они служат для употребления людям? Не тяжко ли же согрешают те, которые в словах своих смешивают великого Бога с этими вещами, которые существуют только по Его повелению?Однако же, я говорю, что когда человек не слышит, и не различает, и не знает, что Господь — превыше всех этих тварей, он, может быть, не заслуживает осуждения, потому что никто не осуждает слепого, если он идет непрямо. Таким же образом, люди, ища Бога, натыкались на камни и дерево, а богатые между ними натыкались на золото и серебро, и чрез это отдалялись от того, чего искали. Но теперь, когда по всей земле слышится голос возвещающий, что Бог истинный, и каждому человеку дано око, чтобы видеть, теперь не имеют извинения те, которые и хотели бы, но стыдятся из‑за того, что многие разделяют их заблуждения, обратиться на правый путь. Ибо кто стыдится жить, того необходимость заставляет умереть.Посему я советую им открыть глаза свои — и видеть. Свет дан для всех нас без зависти, чтобы мы чрез него видели. Если же и по восшествии света, человек замыкает глаза свои, чтобы не видеть, то его путь ведет к погибели.Ибо зачем человеку стыдиться тех, которые с ним заблуждаются? Скорее — он должен убеждать других, чтобы последовали ему; и если они не убедятся, пусть спасает душу свою от среды их. Есть люди, которые не могут возвыситься над землею, своею матерью и потому делают себе и богов из земли, своей матери. Осуждены таковые судом истины, потому то они неизменяемое Имя прилагают к вещам изменяющимся, и не страшатся называть богами то, что сделано руками человека, и дерзают делать изображения Бога, Которого они не видели.Но я говорю, что говорила и Сивилла о них, именно, что они поклоняются изображениям умерших царей. И это легко видеть: потому что вот и теперь они поклоняются изображениям цезарей и почитают их больше, нежели богов древнейших. Ибо от этих древнейших богов идут подати и разные сборы цезарю, как такому, который больше их; поэтому и умерщвляются те, которые презирают идолов и чрез то уменьшают доход цезаря. Ибо определено, сколько почитатели дают для сокровищниц других царей в различных местах, сколько дают они мехов, наполненных морскою водой (солью). И такова злоба мира, злоба тех, которые обожают и боятся того, что лишено чувств и многие из тех, которые понимают дело, не только сами поклоняются из‑за выгод, для суетной славы, или ради господства над многими, но побуждают и других людей неразумных, обожать то, что лишено чувств. Но я хочу по своему разумению написать и объяснить, каким образом и по каким причинам стали делать изображения царей и тиранов, и как потом сравняли их с богами.Жители Аргоса сделали статуи Геркулеса, потому что он был сын их города, отличался храбростью, и своей силой убивал вредных животных, а еще больше потому, что аргосцы боялись его, так как он насильствовал и у многих отнял жен; а он был похотлив, так же сильно как и друг его, персиянин Суради. Опять актийцы обожали царя Диониса, потому что они первые развели виноградник в своей стране. Египтяне обожали еврея Иосифа, который называется Сераписом, потому что он снабжал их хлебом в голодные годы. Афиняне обожали Афину дочь Зевса, царя острова Крита, потому что она основала замок афинский, и там поставила царем Эриктипа, своего сына, который родился от ее прелюбодеяния с кузнецом Гефестом, сыном жены ее отца. Она также была в постоянном общении с Геркулесом, потому что он был братом ее по отцу; ибо Зевс царь любил Алкимену, жену Электриона аргосского, и от прелюбодеяния с нею имел сына Геркулеса. Финикияне обожали женщину Бальти, царицу кипрскую, потому, что она любила Фамма, сына Куфара, царя финикийского, оставила свое царство и поселилась в Гевале, крепости финикийской, и вместе подчинила всех обитателей Кипра царю Куфару. Но так как она прежде Фамма любила Ареса, с которым и совершила прелюбодеяние и была застигнута Гефестом ее супругом, воспылавшим ревностью, то он умертвил Фамма на горе Ливане, когда он был на охоте за дикими кабанами. С этого времени Балти оставалась в Гевале, и умерла в городе Афике, на том месте, где погребен был Фамм.Эламитяне почитали Ну, дочь царя Эламского. Когда неприятели увели ее в плен, отец ее сделал ее статую и посвятил храму в Сузане, крепости эламской. Сирияне почитали Афи, гадибитянку, которая посылала искусную в врачевании дочь Велета, чтобы она исцелила Сими, дочь царя сирийского Гадада; а когда некоторое время спустя, сам Гадад заболел проказой, Афи просила еврея Елисса, чтобы он пришел и исцелил царя. Месопотамляне также почитали Куфби, евреянку, которая освободила от врагов одного вельможу эдесского Вакру.