17. Итак, великий Василий говорит: «Очистившись от позора, которым запятнался через порок, и вернувшись к [присущей] от природы красоте, и посредством чистоты как бы возвратив царскому образу первоначальный вид — только так и можно приблизиться к Утешителю» [344]. И еще: «Святой Дух недоступен по природе, вместим по благости; все наполняет [Своею] силой, а сообщаем бывает одним лишь достойным; сообщаем же не в равной мере, но в соответствии с верой распределяя Свою энергию» [345]. И еще: «невместимого же мipoм, но одними святыми ради чистоты [их] сердца зримого чем должно почитать, или какие существуют чествования соответствующие Ему?» [346]. И еще: «а Своим ученикам Господь, засвидетельствовав чистоту жизни [происшедшую в них] от Его учений, дает уже быть и тайнозрителями и созерцателями Духа» [347]. И еще: «а поправшие земное и ставшие превыше него, засвидетельствованы как достойные дара Святого Духа» [348].

18. А чтобы и на примере, посредством неясного образа (δι' άμυδράς εικόνος)

109}ве возникает окраска, и рыхлость глины сжимается, так что в глубине ее поры настолько закрываются от силы огня, что она больше не дает проходить воде, состоящей из толстых частичек. Поэтому даже обливаемая водой, она пребывает не разрушаемой, как не размокающая. А равных ей по объему камня или земли она намного легче и теплее, что, конечно, приобрела она от огня. Значит, глиняный сосуд причащается огня и тогда, когда уже выставлен для употребления. Причащается же и тогда, когда лежит в разожженной печи, обжигаемый насквозь или соединенный с огнем. Но тогда он причащается не одних только результатов, но и едва ли не всех самих действий огня, и не уступает [огню] ни в температуре, ни в сожигающей силе. И он легко может и уделять от действия, которого сам причащается, всему приближающемуся к нему, если только само оно способно к такому причащению, хотя природу [свою] имеет неизменной и сам по себе является землей. А перемещенное [и оставленное] вне печи для употребления причастно только результатов действия огня, но уже не [самих] действий.

19. Поэтому, пожалуйста, помышляй, по возможности беря от сосудов полезное для предлежащего [нам] рассмотрения, что естественная жизнь и существование, и знание, и все тому подобное суть результат божественных энергий, а не сами действия в собственном смысле этого слова. А кто божественно и сверхъестественно существует и живет, тех боговдохновенная жизнь и благодать есть поистине божественная и сверхъестественная энергия, по которой совершается единение Бога и достойных Бога. Ведь тварно и является результатом божественных действий, а не самими этими действиями, все то, что творческим повелением произведено из не сущих. Когда же Господь по обетованию сотворит вместе с Отцом в достойных обитель [349], то зарож{стр. 110}дающееся при этом в богоносцах не творческим повелением совершается, но божественным соединением с Богом и вселением Бога, богодетельной (θεουργική) силой и благодатью сообщающего соединившимся [с Ним нечто] от принадлежащего Ему по природе. Следовательно, не только результатов, но и самих Божьих энергий причащаются святые ангелоподражательно и ангелолепно (άγγελομιμήτως τε και άγγελοπρεπώς); ибо великий Василий говорит, что в ангелах есть то отличие от Святого Духа, «что Ему святыня [принадлежит] по природе, а в них есть освящение по причастию» [350].

20. Так же воссияют праведные, как Господь воссиял на горе, и царство их будет не тварное и вовсе не иное, а то же самое, что и у Него. Так и тут в Павле живет и глаголет Христос [351], хотя и [сам] Павел является живущим и глаголющим. Так Петр мертвит и живит [352], хотя один только Бог является умерщвляющим и оживляющим. Так Иаков и Иоанн с Ним на горе телесными очами видят невечерний и непреложный свет [353], который впоследствии озарил и Павла, помрачив его зрительное чувство, не перенесшее избытка светлости [354], ибо плотская природа не вмещает силу этого света. Так Стефан с земли смотрит в небо, и [будучи] с телом [355]. И через прикосновение телесных рук происходит подаяние Духа Святого [356], преподающее чистосердечно и истинно подошедшему [нечто] от божественной энергии и благодати, которая в свою его очередь может через него быть дана другому, а через того — еще иному, и {стр. 111} так она идет, все время распространяясь по преемству [от одного к другому]. Ах! кто воспоет достойно, о, Божие единородное Слово, силу Твоего на землю пришествия? Ибо не воспламеняется чуждым и земным огнем божественный Твой жертвенник, но в другом смысле чуждым и небесным, хранимым передачей [эстафеты] негасимого огня, который Ты прииде воврещи на землю [357] по несравненной бездне человеколюбия, которого причащаются и служебнии Твои дуси [358]и которым изгоняются демоны, который Моисей увидел в купине [359] и которым Илия был восхищен от земли [360], который и лик Твоих апостолов видел от Твоего тела изливающимся и которым был осиян Павел и из гонителя претворился в ученика, который есть сила воскресения и энергия бессмертия, просвещение святых душ и составление всех словесных сил.

21. Но ведь для демонстрации (άπόδειξις) сказанного были привлечены на время и очевидные для чувств знамения, чтобы убедить еще не совершенно закосневших в упрямстве: причастилась ведь жизни отроковица архисинагога [361] и сын вдовы [362] от прикосновением и голосом Владычным, причастились и Тавифа в Иоппии, и юноша Евтих в Троаде: одна от голоса Петра [363], другой — от прикосновения Павла [364]. Какой же это жизни они причастились? Не той ли животворящей, которую имел, — а не причащался ее, — Владыка? Неужели сможет кто–нибудь еще сказать, будто не природной и нетварной божественной энергии {стр. 112} причащаются все святые, которые по причине произвольного умаления [в них действия их человеческой] природы познаются по одной лишь благодати, имея выказать по ней столько силы, насколько Тот, Кто по природе Бог, воплотившись, приобщился нашей слабости, соразмерив, как Сам Он знал, обожение спасаемых благодатью Своему умалению? И как иначе они унаследуют Царство Божие, которое есть «сообщение по благодати присущих Ему по природе благ» [365]? Тогда как Он дозволил им целиком войти в Себя и уделил [им нечто от] собственной славы и светлости, так что им вовсе невозможно познаваться самим по себе, как [не виден сам по себе] чистый воздух, совершенно просвещенный светом, или скорее как неподдельное словесное золото, раскаленное невещественным божественным огнем, ибо они, согласно боговдохновенно сказавшему Максиму, «в обожении стали богами и по причине препобедившей благодати Духа восприяли одно только божественное действие, чтобы во всем было одно лишь единственное действие Бога и достойных Бога, всецелого [Себя] всецелым достойным [Его] благолепно соединившего [366]» [367].

22. Ведь как все отпечатки причащаются печати, однако же, каждый, будучи по отдельности, перемещается, куда бы то ни было; а если ты, взяв один из них, приладишь {стр. 113} к печати, то он больше не сможет быть отнесен куда–либо в иное место, но обладает одним движением со своим первообразом (άρχετύπω), сделавшись с ним одним [и тем же] за исключением разницы в веществе, — так и когда божественный образ в нас возвращается к первообразу [368], то исполняется просимое в том чудесном молении о нас: дай им, — глаголет [Господь], — да вси едино будут: якоже Аз, Отче, в Тебе, и Ты во Мне, да и тии в Нас едино будут [369]в истине. Так прилепляяйся Господеви — един дух [370]. Так воистину тайна, соединения и стечения из [двух] тел в одну плоть велика есть — но ведь [это когда она совершается] во Христа и в Церковь [371]. Ведь печать всю себя отдает воску, и каждый из отпечатков по мере возможности пропорционально своей пригодности получает в удел, не только одно из [одинаковых] начертаний, но также и единение с напечатлевающим.

23. Что же ты еще страшишься сложности в Боге, когда и энергии Его являются и называются нетварными? Скорее тебе следует страшиться, как бы не сделать Бога тварью, признавая тварными Его природные энергии, тогда как божественный Дамаскин говорит о двух действиях в Христе, что «тварное явит тварную природу, а нетварное выразит нетварную сущность, ибо необходимо, чтобы природное было сообразно природам» [372]. Согласуется с этим и [речение] священного Максима: «Если отнять природную волю и сущностную энергию божественной {стр. 114} и человеческой сущности, то как будет Он Богом или человеком?» [373]. Что же, не нетварны ли также и ипостасные свойства (τα υποστατικά) всевышней Троицы, хотя их и много? Почему же тогда не много богов, или не сложен из–за этого Единый? Или ты назовешь эти свойства совершенно одним и тем же, что и сущность Бога, и совершенно неотличимыми, подобно тому как [ты называешь неотличимой от сущности] и энергию? Боюсь, не ввел бы ты нам совершенно бессущностного и безипостасного [т. е. несуществующего] бога: ведь все эти свойства сами по себе вполне безипостасны [т. е. вовсе не имеют самостоятельного существования]. А ты называешь их во всем тождественными сущности Бога, и говоришь, будто Бог по всякому образу [рассмотрения] един и не имеет частей, не понимая того, что Он и множится, оставаясь единым, и делится, оставаясь неделимым, и многообразно причаствуется, будучи совершенно не делимым на части, и сверхсущностной силой нерасторжимо держась Своего единства [374].24. Скажи же мне, и у каждой отдельной ипостаси не много ли есть свойств? Ведь Отец и беспричинный и причина, и изводитель и рождающий; и ведь, конечно, всеми этими свойствами Отец обладает нетварно. Неужели ты действительно считаешь ипостасные свойства абсолютно тождественными ипостаси, как если бы ничем не отличались природные свойства от природы и сущностные — от сущности? Значит, ипостасью ты назовешь ипостасные свойства, как уже синонимически, а не омонимически назвал природные природой? Но отцы [говорили] не так: ведь они называют эти ипостасные свойства воипостасными (ένυπόστατα), а не ипостасью, как и сущностные — не сущ{стр. 115}ностью, а в точном смысле слова всущностными (ένούσια). В особенности же когда и применительно к каждой отдельной ипостаси суть многие и различные ипостасные свойства, то как ипостась и ипостасное свойство будут одним и тем же? Итак, поскольку были явлены многие и различные нетварные ипостасные свойства, то по твоему искуснейшему, и возвышенному, и основательному рассуждению либо много будет богов, либо каждая из божественных ипостасей будет сложной. Таким образом, ты провозгласил нам Бога многосоставным (πολυσύνθετον), о, самозваный защитник превосходящей всякое разумение простоты.25. Но, любезный, сложение бывает самоипостасных [т. е., являющихся в качестве отдельной ипостаси], а не созерцаемых в [некоем] ином [сущих], — и это есть общее учение и внешних, и свыше [вдохновленных] мудрецов [375], — и ни об одном из сущих не говорится, что оно слагается с собственным действием: ведь ни сожигающая сила не сложна потому, что она еще и греет, ни луч по причине света [является сложным]. Так что скорее случится тебе, ставящему на первое место во всех отношениях неразделимый мысленный образ нетварного, [сказать] это о тройном числе Ипостасей — ведь суть много [376] нетварных, сходящихся воедино [Лиц], и Каждое из Них воипостазировано как самоипостасное (ένυπόστατον ώς αύθυπόστατον). А природные и ипостасные свойства в Боге хотя и сливаются многие воедино, но ни одно из них не существует в [особой] ипостаси как самоипостасное, и раньше не было, и позже не будет; и ни одно из этих природных свойств не может стать присущим какой–либо иной сущности, так как [всякое природное свойство] является врожденным. А все сложное {стр. 116} [является таковым] либо по слиянию из различных сущностей, либо по неслитному соединению, в каковых [сложных объектах] ипостасных качеств (υποστατικά) видится больше одного, а совершенных ипостасей не больше одной на каждое, — потому что в противном случае оно не будет одним и не сложится, — и соответственно этим [ипостасям сложное] различимо или по причине разных сущностей, или по [наличию в нем] сущности и созерцаемых в ней, как в субъекте (ώς έν ύποκειμένω), противоположностей и сущностных различий. Однако, поскольку они являются присущими не ей одной, но и другим природам, из–за чего все тварное, действуя и претерпевая, подвергается изменениям через увеличение и уменьшение, прибавление и отъятие, и тогда испытывает неким образом отъятие ранее соединенного. Тем самым оно показывает себя вполне делимым; а все делимое по необходимости сложно.26. А в Боге состоящем из одной неделимой сущности нет ни уменьшения, ни увеличения, ни приложения, ни отъятия; а значит, нет и разделения, которое являло бы нам предшествующую сложность. И «всеми [свойствами], которыми обладает Бог», скажу словами великого Афанасия, «Он обладает по природе, а не по приобретению» [377], и лишь как действующий, а не претерпевающий по ним. Поэтому Он является абсолютно неподверженным никакой несущей изменение противоположности, и один из всех Он не имеет сущностных различий, а имеет, как уже прежде было доказано, энергии, по причине которых все — и даже сами мысленные [создания] — словно вещество подчиняются Ему, содержащему и перестраивающему все Своим глаголом, точнее — волением, сиречь посредством вечного, и неистощимого, и бесстрастного действия. Но ты никогда не {стр. 117} увидишь что бы то ни было из присущего Ему врожденным кому–либо другому из всех. И то же самое в отношении лишь действующего сообразно с этим [т. е. присущим Богу свойством]: никто бо, — глаголет [Писание], — благ, токмо един Бог [378], блаженный и един сильный, един имеяй безсмертие, во свете живый неприступнем [379]. Итак, откуда ты возьмешь сложение божественного из разноприродных [частей], когда из всего является [Его] единство? А из трех Ипостасей каждая есть совершенная и отличная [от других], даже и в самом превосходящем всякое разумение и рассуждение неизреченном единстве. Но и помыслить никто не сможет одну из Них отделенной прежде или после от других, чтобы из этого последовала бы сложность: «не успеваю привести на ум Одно, — говорит Григорий Богослов, — как озаряюсь Тремя» [380]. Значит, соединение и вместе с тем совершенство ипостасей и здесь устраняют сложность.27. Таким вот, пожалуйста, образом разумей и сохраняй божественную простоту, но не отметай Его природные выступления (προόδους) как несуществующие, и не считай имеющим начало (άρκτόν) невечерний и неизменный свет, и не говори про две божественности, и два Богоначалия, и два Благоначалия (άγαθαρχίας), я имею в виду тварное и нетварное: так ведь действительно [будет] два. Ведь поскольку обе они — сущность и энергия — являются нетварными, ничто не препятствует им быть одним, подобно тому, как луч и солнце суть один свет. И не думай, будто сама Божия божественность и Царство являются тварными, ибо они суть природные энергии Бога. И боготворящую благодать не низводи в тварь, чтобы вместе с ней не низвести и Того, Кто имеет и подает ее от [Своей] природы. И не доказывай опрометчиво, {стр. 118} что Сын Божий родился подобно нам; ибо каким же это образом ради нас Он соизволил родиться подобно нам, если не подал нам Духа Святого, но тварного, и более того, если Он не дал нам Духа сыноположения [381] взамен плоти, приняв которую от Девы, Он стал Сыном Человеческим? И обиталищами тварей не делай храмы Божии, то есть святых, ни себя самого не делай настолько жалким, чтобы не только не иметь божественного и боготворящего причастия, но оставаться и без надежды на него, ни Бога не делай столь бессильным, чтобы Он не мог посылать Свое святое причастие (μετάδοσιν) в разумные Свои творения, когда они очистятся. Тем более не делай Его бессущностным и безипостасным, называя Его по всему тождественным энергиям, которые сами по себе являются бессущностными и безипостасными, не будучи, очевидным образом, ни сущностями, ни ипостасями. И причаствуемой не делай сверхсущностную (ύπερούσιον) и превосходящую всякое именование, и саму по себе непричаствуемую и неявляемую сущность Божию, называя все нетварное сущностью. Да не явишься вторым Евномием, называя, подобно ему, все ипостасные свойства, как нетварные, относящимися к сущности, под предлогом [отстаивания] божественной простоты. И монофелитом не сделайся, полагая у Христа божественную природу лишенной действия, ни новым Савеллием на другой лад, считая имена Божии не имеющими существенного наполнения (πραγμάτων έρημα), как обозначающие все одно и то же, и полагая их именованиями одной лишь сущности. Да не случится этого всего с тобой, объявляющим энергии Божии тварными, — поскольку не бывает никогда никакой простоты в пустых измышлениях, — но веруй, пожалуйста, в Одного и Того разделяемого и нераздельного Бога, соединенного в различии и разделенного в единстве, не выходящего из Себя Самого в выступлениях и приснодвижимого в недвижности, нераздельно делящегося на части и целиком причаствуемого по образу солнечного луча.{стр. 119}28. Но пусть, снова став посреди, великий Василий, как никто провозгласивший Бога единым и простым, ясно покажет, что Бог не будет сложным по причине таковых энергий. «Как же, — говорит он, — не несложен Тот, Кто по [Своей] сущности прост? Ведь обороты [речи], указывающие на Его отличительное свойство, отнюдь не повредят понятию о Его простоте; либо тогда все, что говорится о Боге, будет показывать нам Бога сложным. И, по–видимому, если мы хотим сохранить представление о простом и неделимом на части, то или мы ничего не будем о Боге говорить, кроме того, что Он не рожден, и откажемся называть Его нетленным, неизменным, Творцом, Судьей и всеми теми [именами], которые ныне используем в славословии, — или, приемля эти имена, что будем делать? Уж не будем ли употреблять их, относя все это к сущности? Тогда мы покажем Его не только сложным, но и состоящим из неоднородных частей, потому что каждое из этих имен означает нечто другое» [382].