Таким образом и совершенный исполнитель закона получил бы вечную жизнь не иначе, как по благодати Всещедрого Законоположника Бога, Который, не ограничиваясь тем, что заповедию спасает от зла, против которого она поставлена, сверх того дарует исполнителю ее благо, на которое она не дает права. Впрочем, о сем что говорить много, когда первый закон и правда его рушились еще в первом человеке, и мы есмы не иное что, как природные беззаконники? Теперь, взывает Иов, кажется, и праведный, кто чист будет от скверны; никтоже, аще и един день житие его на земли (Иов.14:4,5). При сем не должно забыть того правила правды законной, что иже весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10). Итак, что для нас величественное обетование ветхозаконное, что сотворивый заповеди жив будет в них? Не более, как то, что мы не получим жизни посредством заповедей. Обретеся ми заповедь, яже в живот, сия в смерть (Рим.7:10). Закон показывает, что делать и чего не делать, требует исполнения заповедей, обещает жизнь, но исполнение предоставляет мне, поелику же я в сем не успеваю, то в удел мне достается не жизнь, а смерть. На что же, скажешь, и является закон с своими заповедями? Для того, чтобы обличить беззаконие, чтобы не оставить человека навсегда закоснелым беззаконником и навеки лишенным жизни, чтобы пробудить в нем отвращение от беззакония и желание творить добро, чтобы начать дело его спасения? Начать только? А кончить? Сие может только благодать, Христос и вера. Кончина закона Христос в правду всякому верующему (Рим.10:4). Благодатию есте спасени чрез веру: и сие не от вас, Божий дар: не от дел, да никтоже похвалится (Еф.2:8,9). Благодать по вере прощает и изглаждает прежние беззакония, открытые законом, и дает силу избегать новых или исполнять закон. Немощное бо закона, в немже немоществоваше плотию, исправляя, Бог Сына Своего посла в подобии плоти греха и в жертву о гресе осуди грех во плоти, да оправдание закона исполнится в нас, не по плоти ходящих, но по духу (Рим.8:3,4). Ходят же по духу и живут духом только те, которые рождены от духа благодатию. Видите, братия, сколь воистину достойно чистейшего и сильнейшего желания то, что желает Апостол возлюбленным своим Филиппийцам, и чем, по его примеру, вас приветствуем: Благодать со всеми вами. Да возбудится и в вас святое желание принять желаемую для вас первенствующую святыню, всесвятую благодать Божию. Да не ослабит сего желания помысл небрежения, что если благодать преизбыточествует и там, идеже умножися грех (Рим.5:20), то приидет она и без нашей заботы и совершит в нас свое дело. Да сохранит нас Бог от сего низкого и лукавого мудрования! Что подумали бы мы о сыне, который бы не преставал умножать оскорбления доброму отцу потому именно, что во многих прежних получил прощение или остался без наказания? Не почли ль бы такового извергом, недостойным более ни прощения, ниже имени сына? Таков пред очами Отца Небесного человек, который не престает умножать грехи свои, в дерзкой надежде на преизбыточество благодати прощающей! Что должно случиться с больным, который не хочет принимать лекарств, потому что слишком уверен в искусстве своего врача, почитая его способным возвратить и от дверей смерти? Смерть всего вернее, потому что он как начал, так и будет полагать себя еще далеко от дверей смерти, доколе не очутится позади оных, и невозвратно минует искусство врача и силу врачебных пособий. Такова должна быть участь человека, который не старается пользоваться пособиями благодати по нерадивой надежде на ее могущество. Не будем, братия, ни дерзки, ни беспечны, или от безумной дерзости грешить; обратимся к святому дерзновению деятельно искать и усильно домогаться благодати прощения и исправления. Да приступаем с дерзновением к престолу благодати, да приимем милость и благодать обрящем во благовременну помощь (Евр.4:16).

Возвращаясь к приветственному слову Апостола, которое послужило руководством настоящему слову, примечаю, что Он не оставил последовать и тому обычаю приветствующих, чтобы приветствовать не только от своего лица, но, при благоприятном случае, и от лица других знаемых и любимых. Целуют вы, говорит, святии вси, то есть вообще Христиане столичного города Рима, откуда он писал сие, паче же иже от кесарева дому. Почему паче иже от кесарева дому? Вероятно, потому особенное внимание обращает на них Святый Павел, чтобы подать Филиппийцам утешительную мысль, что и между царедворцами кесаря есть уже верующие во Христа и что вера постепенно приближается к предопределенной ей победе над царями и царствами. Вероятно, и сами Христиане, иже от кесарева дому, просили Апостола приветствовать от них прочих Христиан, живущих вне столицы, дабы не оставить сомнения себе и другим, что Христианская любовь их не стесняется связями и приличиями светскими. Что ж? Могу ли некоторые подобные вести из новой столицы возвестить обитателям древней столицы? Почему не сказать, что тамошние общники веры нашей пребывают в нераздельной с нами Христианской любви, так, как и тамошние пастыри в нераздельном единомыслии веры? Скажу ли и то, что целуют вы, иже от кесарева дому? О! могу, могу сказать несравненно более. Целует вы сам Кесарь возлюбленный. Так! Сам благочестивейший Император посылает чрез мою мерность слово Его высокого благововения, привета, любви доброй Москве. Доброй Москве! Вы тотчас догадаетесь, что это не я ласкаю вас в глаза, но что сердце Царя, который не имеет нужды ласкать, - любящее сердце Царя отверзается к верной столице. Вслушайтесь еще раз добрые верою и верностию сердца: ваш Царь, соступя любовью с высоты величия, в превышающей самое величие простоте любви вас приветствует. Приимите сию добрую весть, понесите ее из дома в дом, со стогны на стогну, пусть она выйдет и за врата обширного града, пусть пройдет по селам и градам, ближним и дальним; услышав ее, они не позавидуют нам, но порадуются с нами, зная, что добрый Царь всех добрых Россиян любит единою любовию; пусть бы, если можно, пронеслась весть сия и за пределы Отечества нашего, чтобы и там знали нашу радость и наше благополучие, пусть бы достигла она до тех народов, у которых в наши времена о государственном устройстве и об отношениях между предержащей властию и подданными столько споров и распрей, что от них все общественные связи трещат, все столпы политических зданий колеблются, пусть бы они прочитали у нас явственнее на сердцах, нежели на хартиях написанное, краткое, но всеобъемлющее постановление государственное, которое заключается в следующих словах: Святость власти и союз любви между Государем и народом.

Впрочем, как они хотят. Мы, благочестивые Россияне, да сохраняем тщательно живую скрижаль спасительного царству закона, любовь царственную. Бога же, Который даровал нам Государя, сею любовью как солнце на нас сияющего, не престанем умолять, да продолжит сохранять, укреплять и руководствовать его Своею вседействующею благодатию, которая более, нежели примечает недальновидная природа, участвует как в спасении душ, так и в спасении царств и народов. Аминь.

Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1837 г.[87]

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)

Настоящий день есть один из тех, в которые Церковь с особенною торжественностью призывает нас к исполнению Апостольского завещания, мною теперь прочитанного.Сей подвиг важен, между прочим, потому, что чрез него Святитель, Богом просвещаемый, предварительно обличил неправое мнение людей, явившихся после него, которые даже доныне утверждают, будто в священных и церковных книгах и описку переписчика исправить, и непонятное слово перевода заменить понятным непозволительно и противно Православию. Они говорят: по старым, неисправленным книгам спасались и спаслись известные Святые, такие книги поправлять - значит портить. Если бы так рассуждал Святый Алексий, то, конечно, не стал бы он поверять перевод, ни поправлять рукопись Евангелия, а должен был взять книгу Евангелия, какая в его время находилась в Успенском соборе, и сказать: по сей книге спасался и спасен Святитель Петр, нечего здесь поверять и исправлять. Но он поверял и исправлял и потому, очевидно, не так рассуждал, как новые ревнители не очень старой старины, а точно так же, как и древле и ныне рассуждает Православная Церковь, то есть что спасительная истина Христова и в неисправленных и исправленных священных и церковных книгах - одна, но что для сохранения и распространения сей самой истины исправная книга лучше неисправной. Как предначинание и оправдание церковного исследования и исправления книг в последовавшие времена, Провидение Божие сохранило нам исследованную и исправленную Святителем Алексием книгу Святого Евангелия, и она являлась очам вашим в самое сие священнослужение, быв несена диаконом во святый Олтарь.Видите, братия, благодетельность Апостольского завещания. Мы вспомнили наставника нашего и от этого воспоминания тотчас получили полезное для всей Церкви наставление. Но углубимся несколько в завещание Святаго Апостола Павла о благоговейном воспоминании наставников наших.Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие. В этих словах есть нечто печальное. Поминают то, чего уже нет. Итак, когда Апостол завещает поминать наставников Богоглаголивых, то этим самым говорит, что их нет уже, и едва ли не предсказывает, что подобных им не будет. Ибо как тем, что имеем и видим, легче пользоваться, нежели тем, чего не видим и что уже миновало, то не очень нужно было бы заботиться о воспоминании прежних наставников, если бы подобные им непрерывно процветали в Церкви. Но Апостол заботится о воспоминании наставников прежде бывших - видно, не надеется, чтобы в их преемниках наставляемые вполне обрели те же дух и силу, те же подвиги и добродетели, то же слово и тот же пример. Что это предусмотрение верно, к сожалению, свидетельствуют опыты многих веков. Не случается ли слышать и ныне сетования, где ныне Святые? Где прозорливцы или чудотворцы? Где наставники, которые бы говорили слово Божие с такою силою, руководствовали к спасению с такою верностию, как Петр или Павел или хотя как некоторые из Духоносцев, бывших после Апостолов?На печальный подлинно вид навело нас Апостольское завещание поминать наставников наших. Но смотрите, как оно же может подать нам и утешение.Сетуют, что нет ныне Святых. Мимоходом замечу, что не должно преувеличивать сего мнения. Многие или немногие, только должны быть и ныне Святые, и не может быть, чтобы их совсем не было, ибо без Святых мир не был бы достоин хранения Божия и не мог бы стоять: Семя свято стояние его (Ис. 6:13). Мы можем говорить, что нет ныне в мире Святых, подобно как отец Алексия человека Божия сказал бы, что у него в доме нет сына и нет Святаго, тогда как сын его жил у него в доме и был муж Святый, но закрыт был и от отца и от других образом нищего. Справедливо можно скорбеть, что Богопросвещенные наставники и Святые ныне слишком редки, что их не видно, что в людях духовных примечается незрелость духа. Что ж? Как утешиться нам в сей скорби? Как восполнить примечаемый недостаток? Возьмите в прошедшем то, чего не находите в настоящем, - поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие прежде. Правда, поминать наставников скончавшихся не то, что пользоваться живущими, но слишком ли велика эта разница и не стоит ли одно другого? Наставление от наставника, живущего близко и удобоприемлемо, когда его видим и слышим, слово и пример его в этом случае для нас так же живы, как и он сам, - преимущество немаловажное! Но живя в теле, подобно нам, кто бы он ни был, он еще подвержен искушениям и не избавлен от возможности споткнуться и, может быть еще, в своем падении увлечь с собою наставляемых. Напротив того, наставник скончавшийся, которого житие и скончание жительства ознаменованы присутствием в нем благодати Божией, которого чистое учение оправдано святою жизнию и святость жизни подтверждена святою и блаженною кончиною, есть руководитель к спасению решительно достоверный и непоползновенный, есть притом помощник тем более сильный и неизмогающий, что, отложив тленность и немощь земной жизни, живет в беспрепятственном причастии света и силы Божией - преимущество высокое и несравненное! Что касается до близости и удобоприемлемости наставления и помощи духовной, близость в духе не измеряется областями жизни и расстояниями места и времени, но мыслию, желанием и любовию, созерцанием, молитвою и верою. Вера может сблизить вас с наставником благоговейно воспоминаемым почти так же, как с присутствующим, ибо и с сим душеполезно сближает она же, а не просто видение лица и слышание слова. Вера посредством Писания или Предания оживит пред вами учение и пример отшедшего к Богу наставника, а посредством молитвы приобретет вам его действенную за вас молитву к Богу и действительную помощь. Сим образом поминайте наставники ваша, и без сомнения вы будете удовлетворены в потребностях духа вашего так, что не будет нужды сетовать на несовершенство или скудость наставления современного.