Если б не было так, то чего ради ты бежишь в баню после такого греха? Не потому ли, что почитаешь себя нечистейшим паче всякой нечистоты? Какого другого искать тебе доказательства, сколь нечисто сделанное тобою? Или какого ожидать тебе решения от Бога, когда сам ты, падший в грех, такое имеешь мнение о случившемся? — Что таковые нечистыми себя почитают, хвалю и одобряю; но что не в надлежащее место идут они для очищения, за это осуждаю и порицаю. Если б тут телесная только была скверна, то право чаял бы ты отмыться от этих нечистот водами бани; но душу осквернив и сделав нечистою, такое ищи и очищение, которое ее скверну сильно отмыть. Какая же баня для омытия такого греха? Горячие источники слез, стенания из глубины сердца исторгающиеся, сокрушение непрестанное, молитвы прилежные, милостыни, — и милостыни щедрые, раскаяние в сделанном, обет не покушаться более на такие дела. Так отмывается грех, так очищается душевная скверна: так что, если этого не сделаем, то, хотя бы мы обошли все источники вод, и малой части этого греха не отребим. Конечно лучше совсем не покушаться на этот срамный грех. Но если уже кто поскользнулся на него как-нибудь, пусть спешит наложить на рану принятую показанные врачевства, полагая прежде всего обет, не падать более в тоже осквернение. Если согрешив раскаемся, а потом опять на тоже покусимся, то никакой не будет пользы от пройденного очищения. Омывшийся и опять падающий в кал тинный— что разоряющий, что построил, и строющий опять, чтоб опять разорить возсозданное, — никакой не получает пользы, всуе трудится, и тяготит себя [3, 224].

53) Чего не можем мы исправить собственными своими усилиями, то довершить можем молитвами, — молитвами, разумею, непрестанными. Ибо молиться надобно непрестанно, и всем, и тому, кто в скорби, и тому, кто в радости, и тому, кто в бедах, и тому, кто в благополучии. Кто в радости и благополучии, тому надо молиться, чтоб такое состояние пребыло неподвижным и неизменным, и никогда не пресекалось; а кто в скорби и бедах, — чтоб увидеть наконец благоприятное себе изменение своего положения и вкусить сладостного покоя от бед. Покойно тебе живется? Моли Бога, да пребудет нерушимым покой сей. Видишь, что поднимается гроза? Моли прилежно Бога пронести благополучно бурю и восстановить нарушенный покой. Услышан? Благодари за то, что услышан. Не услышан? Продолжай молиться, чтоб услышанным быть. Бог нередко отсрочивает дарование по молитве, не потому, чтоб гневался и отвращался, но для того, чтоб отдалением дарования долее удержать тебя при Себе, как делают и отцы чадолюбивые. Недостоин ты? Неотступностию моления сделаешь себя достойным. Приступила к Господу хананеянка и сильно взывала: «помилуй мя, Господи, дщи моя зле беснуется» (Мф. 15, 22). Кто она была? Чужая варварка, псу уподобленная. Но неотступностию моления сделалась достойною услышания, — и не только услышана, но и похвалена: «о жено, велия вера твоя» (ст. 28). В начале прошения Господь ничего ей не ответил; но когда она однажды, дважды и трижды приступала с молением, тогда лишь явил ей милость Свою: «буди тебе, якоже хощеши», концем сим уверяя нас, что и в начале Он отлагал дарование, не имея намерения совсем отказать просящей, но желая показать терпение жены, и нам дать урок в молитве терпеть (Кол. 4, 2). Нет ничего сильнее теплой и усердной молитвы [3, 319—20].

54) Когда молимся, тогда наипаче нападает на нас злобный к нам диавол. Видит он величайшую нам пользу от молитвы; почему всячески ухитряется сделать, чтоб мы воротились отсюда из церкви домой с пустыми руками. Знает он, добре знает, что если пришедшие в храм приступят к Богу с трезвенною молитвою, выскажут грехи свои и теплою сокрушатся о том душею, то отойдут отсюда, получив полное прощение: человеколюбив бо есть Бог. Почему предупреждает отвести их чем либо от молитвы, чтоб они ничего и не получили. И это делает он, не насилуя, но мечтаниями приятными развлекая ум и чрез то наводя леность к молитве. Сами виноваты мы, что самоохотно отдаемся в его сети, сами себя потому лишаем благ молитвы, — и никакого не имеем в этом извинения. Усердная молитва есть свет ума и сердца, свет неугасаемый, непрестанный. Почему враг бесчисленные помыслы, как облака пыли, ввевает в умы наши и даже такое, о чем мы никогда не думали, собирая, вливает в души наши во время молитвы. Как иногда порыв ветра, нападши на возжигаемый свет светильника, погашает его: так и диавол, увидев возжигаемым в душе пламень молитвы, спешит навеять оттуда и отсюда бесчисленные заботливые помыслы и не прежде отстает от этого, как когда успеет погасить занявшийся свет. В таком случае будем поступать так, как поступают те, которые возжигают светильники. Те что делают? Заметив, что подступает сильное дуновение ветра, они загораживают пальцем отверстие светильника и таким образом не дают ветру доступа внутрь, потому что, ворвавшись внутрь, он тотчас погасит огонь. Тоже и в нас. Пока совне приражаются помыслы, мы можем еще противостоять им; когда же отворим двери сердца и примем внутрь врага, то не сможем уже нисколько противостоять им. Враг, погасив в нас всякую добрую память и помышление святое, делает из нас коптящий светильник: тогда в молитве лишь уста произносят слова пустые. Почему как те, возжигатели светильников, палец налагают на отверстие светильника, так и мы заградим дверь сердца трезвенным помыслом, и тем пресечем злому духу вход туда, чтоб вошедши, он не погасил там света молитвы [3, 358].

55) Молился Исаак об отъятии безчадия Ревекки, жены своей, и услышал его Бог (Быт. 25, 21). Не подумай, что он, как только призвал Бога, так и услышан был. Нет, много времени прошло у него в молитве о том к Богу. Двадцать лет молился он об этом Богу. Сорок лет было ему, когда взял за себя Ревекку (ст. 20); а когда родились у него дети, было ему шестьдесят лет (ст. 26). Двадцать лет безчадствовала Ревекка, и во все это время Исаак молился Богу. —

Оттого и отходим отсюда всегда с пустыми руками. Кто из нас двадцать лет молился Богу об одном чем-либо, или хоть двадцать каких либо месяцев? [3, 361—2].

56) Недовольно для спасения нашего молиться, если при том не будем молиться по тем законам, которые положил для сего Христос. Какие же Он положил законы? Молиться за врагов, хотя бы они много нас опечалили. И если не будем этого исполнять, то погибли мы, как видно из того, что было с фарисеем. Ибо если этот, не против врагов молясь, а только потщеславившись, такое понес наказание, то какое наказание ожидает тех, которые многие и долгие творят молитвы против врагов! Что делаешь ты, человек? Стоишь, испрашивая прощения грехов, и гневом наполняешь душу свою? Когда надлежит нам быть кротчайшими всех, потому что беседуем к Господу всемилостивому, молимся Ему о грехах своих, просим себе милости, человеколюбия и прощения; тогда ли прилично свирепствовать, предаваться зверству и горечью исполнять уста свои? И как, скажи мне, можем мы с тобою улучить спасение, вид держа просителей, а слова произнося гордостные и преогорчевая тем своего Владыку? Вошел ты, чтоб уврачевать собственные свои раны: это время умилостивления, время умоления и стенаний, а не гнева, — слез, а не раздражения, — сокрушения, а не негодования. Зачем возмущаешь порядок вещей? Зачем сам против себя воюешь? Зачем разоряешь собственное построение? Молящемуся прежде всего другого надлежит быть мирным душою, иметь ум смиренно настроенный и сердце сокрушенное; а против врагов вопиющий никак не может ничего такого исполнить, потому что он полон гнева и неспособен иметь кроткие чувства [3, 366].

57) Когда увидишь, что породились какие-либо затруднения или в супружестве, или в положении прочих житейских вещей, призывай Бога на помощь. Это есть самый лучший способ разрешения встречающихся затруднений. Оружие молитвы есть самое сильное. Это я часто говорил, и ныне говорю, и не перестану говорит. Хоть ты — грешник, — смотри на мытаря, который не получил отказа, но столько грехов своих очистил. Хочешь ли знать, какова сила молитвы? Не сильно у Бога столько дружество, сколько молитва. И это не мое слово: не посмел бы я от своего ума произнести такое положение. Послушай из писаний, как дружба не сделала того, что сделала молитва. «Кто от вас, говорит Господь, иматъ друга и идет к нему в полунощи, и речет ему: друже, дажд ми взаим три хлебы, понеже друг прииде с пути ко мне, и не имам чесо предложити ему: и той извнутрь отвещав речет: не твори ми труды: уже двери затворени суть, и дети моя со мною на ложи суть: и не могу востав, дати тебе. Глаголю вам: аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочество его, востав даст ему елика требует» (Лк. 11, 5–8). Видишь как, чего не сильна была сделать дружба, то сделала неотступность (моления)? Поелику проситель был друг, то, чтоб ты не подумал, что по этой причине имела успех просьба, Господь сказал: «аще и не даст ему, зане друг ему есть, но за безочество его даст ему». Если и не сделает, говорит, этого дружба, но неотступность сделает то, для чего не сильна была дружба. — Но где же было так на деле? На мытаре. Мытарь не был друг Богу, но сделался другом. Так и ты, хотя бы враг был, неотступностию сделаешься другом. Посмотри и на Сирофиникиссу, и послушай, что говорит ей Господь: «несть добро отъяти хлеба чадом, и поврещи псомъ» (Мф. 15, 26). Как же Он сделал это, если оно не хорошо? Неотступностию жена достигла сего блага, да уразумеешь, что чего мы недостойны, того достойными делаемся посредством неотступного моления [3, 370].

58) Не говори: грешен я, не имею дерзновения, не смею молиться. Тот и имеет дерзновение, кто думает, что не имеет дерзновения; как наоборот, кто думает, что имеет дерзновение, отнимает силу у дерзновения, как фарисей. Кто почитает себя отверженным и бездерзновенным, тот паче будет услышан, как мытарь. Смотри, сколько на это имеешь примеров, — Сирофиникиссу, мытаря, разбойника на кресте, друга в притче, три хлеба просившего и получившего их не по дружбе, а по неотступности прошения. Всякий из этих, если б сказал: грешен я, постыжден, и потому не могу приступить с прошением, ничего бы и не получил. Но как каждый из них не на множество взирал грехов своих, но на богатство человеколюбия Божия, то воздерзновенствовал и восприял смелость, и будучи грешником, стал просить того, что выше его достоинства, и получил, чего желал. Воспоминая все сие, будем молиться непрестанно, с трезвением, дерзновением, с благими надеждами, со многим усердием. Будем молиться и за врагов и за друзей, и конечно получим все благопотребное. Человеколюбив бо есть Даятель, — и не столько мы желаем получать, сколько Он желает давать [3, 370—1].59) Хотя и вне церкви находишься, взывай и говори: «помилуй мя!» не губами только шевеля, но из сердца вопия. Ибо Бог слышит и молча вопиющих к Нему. Не место требуется, но благонастроенное сердце. Иеремия во рве тинном был и Бога имел с собою; Даниил в яме со львами сидел, и Божиим покрываем был благоволением: три отрока в пещь огненную вверженные хвалебными песнями Бога преклонили на милость; разбойник распят был, но крест не помешал ему рай отверсть; Иовь сидел на гноищи, и Бога милостивым к себе соделал; Иона — во чреве китове был, и Бог услышал его. Хоть в бане будешь молись, хоть в пути, хоть на одре, — и где бы ты ни был, молись. Ты сам — храм Божий, не ищи другого места для молитвы: нужно только молитвенное настроение ума и сердца. Море было впереди, позади Египтяне, посреди Моисей. Для молитвы крайнее стеснение, и однако же молитва была пространнейшая. Позади гнались Египтяне, впереди стояло море, посреди— молитва. Моисей ничего не говорил, но Бог сказал ему: «что вопиеши ко Мне» (Исх. 14, 15)? Уста не говорили, но сердце, вопияло. — И ты, возлюбленный, всегда и везде так прибегай к Богу! Бог — не человек, чтоб идти к Нему в известное место. Он всегда и везде близ есть. Если желаешь о чем-либо просить человека, спрашиваешь, что он делает, занят чем, или отдыхает. Идя к Богу, ничего такого разведывать ненужно. Где ни приступишь к Нему и не призовешь Его, слышит. Скажи: помилуй мя, — и Бог уже близ есть. «Еще глаголющу ти, говорит Он сам, реку: се Аз» (Ис. 58, 9). О глас, преисполненный человеколюбия? Не ожидает и окончания молитвы; не успеешь кончить молитвы, как уже получишь дарование [3, 458—9].60) Когда скажу кому: молись, проси Бога, умоляй Его, — отвечает иной: просил единожды, дважды, три, десять, двадцать раз, — и все не получаю просимого. — Не отступай, брате, пока не получишь. Концом моления да будет получение просимого. Тогда перестань, когда получишь; или лучше и тогда не переставай, но все продолжай молиться. Пока не получишь, молись, чтоб получить; а когда получишь, молись благодаря, что получил [3, 458].61) Многие входят в церковь, прочитывают тысячи стихов, и выходят; но не помнят, что читали. Уста двигались, а слух не слыхал. Сам ты не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы Бог слышал твою молитву? — Я преклонил, говоришь, колена; но ум твой блуждал вне. Тело твое было внутрь церкви, а мысль вне ее. Уста говорили молитву, а ум считал барыши, обдумывал сделки и обмен товаров, обозревал поля и прочие имения, и вел беседы с друзьями. Злый диавол, зная, сколь полезна для нас молитва, наипаче нападает помыслами во время ее. Часто праздно лежим мы на одре, и никаких не имеем помыслов. Но пришли помолиться, — и помыслы бесчисленны. Это враг хлопочет, чтоб мы отошли от молитвы ни с чем [Там же].62) Видишь, возлюбленне, что все в Божественном Писании написанное, не для другого чего предано памяти, как для пользы нашей и спасения рода человеческого. Поучаяся в нем, всякой из нас находит и налагает на раны свои соответствующие врачевства. Для того всякому открыт доступ до него, и всякому желающему удобно найти требуемое для томящей его болезни врачевство, воспользоваться им и получить наискорейше оздравление; только пусть не отвергает предлагаемого врачевства, а с охотною покорностию примет его. Ибо нет ни одной, из схватывающих человеческое естество болезней, — ни душевной, ни телесной, — для которой не нашлось бы здесь врачевства. И вот смотри! Входит кто сюда, печалию томимый и житейскими обстоятельствами теснимый, и от того одолеваемый малодушием; но вошедши сюда и тотчас услышав слова пророка: «вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, — спасение лица моего и Бог мой» (Пс. 41, 6.4), — достаточное приемлет утешение, и отходит отрясши всякое малодушие. Иной, крайнею бедностию томимый, скорбит и мучится, особенно видя, как к другим течет богатство, и они надымаются и с такою выступают пышностию. Но слышит он слова Пророка: «возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает» (Пс. 54, 23). И еще: «не бойся, егда разбогатеет человек, или егда умножится слава дому его: яко егда умрети ему, не возмет вся» (Пс. 48, 17.18), — и воодушевляется терпеть благодушно долю свою. Иной опять скорбит, подвергшись наветам и клевете, и жизнь вменяет не в жизнь, нигде не находя человеческой помощи. Но и этот от того же Пророка получает урок, — в подобных обстоятельствах не к человеческой прибегать обороне, но поступать, как он говорит о себе: «оболгаху мя, аз же моляхся» (Пс. 108, 4). Видишь, где ищет он содействия и помощи? Другие говорит, сплетают козни, клеветы и наветы; я же прибегаю к стене необоримой, к якорю надежному, к пристани неволненной, — к молитве, которою все трудности делаются для меня легкими и удобоодолимыми. Иной еще, будучи отвергнут и презрен прежде ему помогавшими, и оставлен друзьями, смущается и мятется помыслами. Но и он, если захочет придти сюда, услышит потребные ему слова блаженного сего пророка: «друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа: и нуждахуся ищущии душу мою, и ищущии злая мнгь глаголаху суетная, и лстивым (ковам) весь день поучахуся» (Пс. 37, 12. 13). Видишь, как те до самой смерти сплетали наветы и непрестанную вели войну? — Ибо весь день означает — всю жизнь. Что же делал он, когда те так наветовали на него и такие строили ему ковы? «Аз же, говорит, яка глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих: и бых яко человек не слышай и не отверзаяй уст своих» (ст. 14. 15). Видишь преизбыточество любомудрия, как он, противоположных держась путей, одерживал верх? Те ковы сплетали, а он и уши затыкал, чтоб даже не слышать о том. Те все время изощряли язык и поучались суетностям и козням, а он молчанием обезоруживал их манию (злые замыслы). Почему же он так поступал, и когда строили против него ковы, он держал себя, будто глухой и немой, не имеющий ни слуха, ни языка? Послушай, что сам он говорит о причине такого любомудрия. «Яко на Тя, Господи, уповах» (ст. 16). Поелику, говорит, я на Тебя возложил все упование мое, то никакой уже у меня заботы нет о том, что те делают. Ибо единое Твое мановение довольно к тому, чтобы рассеять, и сделать бесплодными все их наветы и ковы, и ничему из заготовленного ими не дать перейти в дело. Видите, как во всякой нужде, беде и скорби, можно здесь получить пригодное врачевание и отойти отсюда отрясши всякую житейскую печаль. Посему я и умоляю вас: почаще сюда приходить и тщательно внимать тому, что читается здесь из божественных Писаний, и не только здесь внимать Писаниям, но и дома брать в руки священные книги и усердно усвоять себе прочитываемое. Ибо великая отсюда произойдет польза [4, 261—2].63) С постом надобно соединять молитву. А что воистину так должно, слушай, что говорит Христос: «сей род ничимже изыдет, токмо молитвою и постом» (Мф.17, 20). И об Апостолах пишется, что, по утверждении в вере душ учеников в Дервии, Листре и Ликаонии, они помолившеся с постом, предаша их Господеви (Деян. 14, 2. 3). Опять и Апостол говорит: «не лишайте себе друг друга, точию по согласию до времене, да пребываете в посте и молитве» (1 Кор. 7, 5). Видишь, как пост имеет нужду в содействии с этой стороны? — И молятся тогда более трезвенно, так как ум тогда бывает быстродвижнее, не будучи тяготим злою ношею страстей [4, 279].64) Молитва есть великое оружие, великое ограждение, великое сокровище, великое, пристанище, безопасное убежище; только если трезвенно приступаешь к Владыке, и отвсюду собрав ум свой, в таком настроений вход пред Него совершаем, никак не допуская врагу нашего спасения прокрасться к нам. Ибо он, зная, что в это время мы, исповедав грехи свои и показав врачу раны свои, можем получить совершенное уврачевание, сильнее на нас нападает, и всякие употребляет хитрости, чтоб отбить нас от молитвы и ввергнуть в нерадение и рассеянность. Почему будем трезвиться, умоляю вас, и, зная козни врага, в это наипаче время стараться отражать его, как бы видя его присущим и пред очами нашими стоящим, и отревая всякий помысл, возмущающий ум наш, всецело простираться горе, делая моление наше настоящею молитвою, чтоб не только язык произносил слова молитвы, но и ум сшествовал глаголемому. Если же язык будет произносить слова, а ум вне будет влаяться, то домашние пересматривая вещи, то торжищные воображая дела, то никакой не будет нам пользы, а паче осуждение. Св. Павел внушает нам молиться на всяко время духом (Еф. 6, 18), — не языком только, но и в самой душе, — духом. Духовны да будут наши моления, да трезвенствует при сем помысл и ум да простирается вместе с словами [4, 280].65) Великое благо — молитва. Если, разговаривая с добродетельным человеком, получаем не малую пользу; то с Богом беседовать сподобившийся, каких не получит благ? Ибо молитва есть беседа с Богом. Что это так, послушай, что говорит Пророк: «да усладится Ему беседа моя» (Пс. 103, 84), т.-е., глаголание мое с Богом да явится приятным Ему [Там же].