Сыну Божию умереть ради спасения человека, когда, как Всемогущий, Он мог бы совершить наше спасение каким–либо иным способом — в этом беспредельное Божие снисхождение! Умереть смертью самой позорной и мучительнейшей, когда Он мог умереть без позора и без страданий, — в этом бесконечное Его долготерпение. Но ради кого Он проявил и это беспредельное снисхождение, и это неизреченное долготерпение? Ради человека, бывшего Ему врагом. В этом — бесконечная любовь!

Христиане, когда Господь наш страдал за нас, был распят и умер за нас, тогда ведь мы не признавали Его Богом, мы поносили Его, и я, мы презирали Его закон, мы чтили иных богов и, сверх всего этого, не совершили ничего доброго, напротив, мы были погружены в бездну всякого зла. И за это мы подлежали Его гневу и вечному мучению, как грешники. «Яко… грешником сущим нам Христос за ны умре» (Рим. 5:8). Умереть отцу за сына или родственнику за родственника — это в порядке вещей. Умереть друг за друга — также в порядке вещей, это долг дружбы, это величайший пример любви. «Болши сея любве никтоже имать», говорит Христос, «да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15:13). И примеры такой дружбы также можно найти среди людей. Но чтобы кто умер за врага — этого не требует ни природа, ни дружба… И никогда ничего подобного не бывало между людьми, и не слыхано даже… Однако это было и об этом возвещается в нашей христианской вере: Господь наш умер за врагов Своих… Вот любовь выше естества, превыше слова и разума: это Любовь Божественная. «Составляет же Свою любовь к нам Бог», говорит апостол Павел, «яко… грешником сущим нам Христос за ны умре» (Рим. 5:8). Это такое благодеяние, возблагодарить за которое по достоинству мы не могли бы, хотя бы каждый из нас и имел по сто жизней и все эти сто жизней от–дал на смерть из любви к Христу, хотя бы эти жизни были по тысяче лет и из любви к Христу все эти тысячи лет мы носили бы крест… В конце концов, сколько бы мы ни страдали, ведь мы страдали бы за своего Благодетеля, между тем как Христос все Свои страдания претерпел за врагов Своих. И в воздание за жизнь Свою Он вовсе не требует наших жизней, за кровь Свою не требует нашей крови; Он требует от нас за любовь, которую Он явил к нам, только нашей любви!

И ужели за столь великие благодеяния Бог недостоин такого воздаяния, не может получить его?! О, люди, люди! Каким именем назвать мне вас? Слепцами, что ли, если не видите таких благодеяний? Неблагодарными ли, что не хотите знать их? Не каменное ли сердце в груди у вас, что не смягчается перед беспредельной Божией любовью?!.

Я знаю, что ведь только злые духи безнадежно упорны в зле, нераскаянны, и потому–то они вечные враги Божии и никогда не сделаются Его друзьями. Вы — не бесы, но возможно ли признать в вас людей? Не уроды ли вы — с природой человека и с расположением бесовским? Ведь вы всегда «можете» сделаться друзьями Божиими и… все–таки не хотите… Пусть Он вочеловечился, пострадал, пусть был распят, умер; пусть Он всю кровь, до капли, пролил за нас — все–таки вы не хотите Его… Хотя бы Он еще тысячу раз пострадал столько же, если б это было возможно, и снова умер, вам все нипочем — не хотите Его?!. Какие теперь дни? Не празднует ли Церковь ныне страсти, крест, смерть Христовы? Но найдется ли между вами истинно кающийся? Плачет ли кто–нибудь столь же горько, как Петр? Исповедует ли Его кто–нибудь столь же искренно, как разбойник: «помни мя, Господи, егда приидеши во царствии си»? (Лк. 23:42). Но что я говорю? Скорей спрошу о том, найдется ли такой, который теперь не продавал бы Его по сребролюбию, как Иуда, который за блага мира сего не предавал бы Его, как Пилат, который всяческими грехами не распинал бы Его на кресте, как иудеи? Найдется ли между нами хоть один такой, который бы не намеревался, лишь только Он воскреснет, снова Его к кресту пригвоздить, на что не дерзнули даже иудеи?!. Христос висит на древе крестном, а вот — христианин, который не думает оставлять объятия блудницы. Другой временно ее покинул, но не с тем ли, чтобы поскорее опять соединиться с ней? Другой не желает возвратить присвоенного чужого добра, третий упорствует примириться с врагом. Иной вовсе не раскаялся; другой хотя и раскаялся, но с тем, чтобы снова предаться прежним порокам… А страсти Христовы… нипочем?! А кровь Христова… попирается?!. Не умер ли Христос для того, чтобы врагов Своих сделать друзьями Своими, чтобы спасти грешников? И что же?… Не хотят?! О, нераскаянные, с каменным сердцем, грешники! Пусть! Не хотите иметь Его другом, так отнеситесь к Нему, по крайней мере, как к врагу! (Оратор с пламенной ревностью обличает равнодушие христиан, которое ему представляется ужаснее самой вражды!) Хотите, я покажу вам вашего врага — на радость вам! Смотрите же, смотрите — и радуйтесь, потешайтесь, насыщайтесь, насыщайтесь зрелищем, смотрите на Него, мужи и жены, духовные и миряне, богатые и убогие, смотрите все на этого врага вашего!.. Что ж — мало вам этого? Вы хотите еще больших поруганий, мучений, чем теперь видите?!. Ведь все эти страдания вам следовало бы претерпеть, да и то вы не могли бы удовлетворить правды Божией и были бы осуждены на вечные муки… А Он один претерпел все страдания, чтобы навсегда избавить вас от мучений, Он взял на Себя долг ваш и заплатил за него Своей кровью! Кару за ваш горделивый разум Он понес в терновом венце, за ваши злые, хульные речи — в уксусе и желчи, за вашу злобу — в пронзении ребра, за ваши грабительства — в пригвождении рук, за вашу плотскую скверну — в язвах избитого тела; наконец, всю тяжесть грехов поднял в древе крестном! Взял на Себя грехи — и еще не приобрел грешников. О, неизреченная любовь, пожертвовавшая жизнью за врагов! О, ужасная неблагодарность, препятствующая из врагов стать друзьями!

Нераскаянные, с каменным сердцем, грешники! В Японии доселе (Оратор разумеет, конечно, свое время) идолопоклонники и смертельные враги христиан с сатанинской хитростью вырубили у порога городских ворот на мраморе честный крест, объявив христианам, которых они не выносят, которых не желают ни видеть, ни слышать, если христиане хотят войти к ним в город, то пусть прежде пройдут ногами по Кресту! Чем и достигли того, что ни один христианин не решился проникнуть в столь нечестивую страну. Так и я с божественной ревностью пойду и положу знамение сего Распятого у порога дверей дома блудницы, чтоб вам нельзя было вступить в тот дом, не наступив на Него! Что же? Ступайте и попирайте Его! Но я «глаголю вам: отселе узрите Сына Человеческаго седяща одесную силы и грядуща на облацех небесных» (Мф. 26:64). Придет, придет время, когда вы увидите этого Мертвеца, облеченного всемогуществом, «с силою и славою многою» (Мф. 24:30), при Его втором пришествии. Не навсегда эти очи останутся сомкнутыми, не навсегда эти руки останутся пригвожденными. Придет час, и эти очи загорятся всеми огнями Божьего гнева, эти руки явятся вооруженными молниями Божией правды, эти, теперь запекшиеся и безмолвные, уста прогремят громовым голосом и изобличат нашу неблагодарность: «Идите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его!» (Мф. 25:41).

И все–таки я знаю, о сладчайший Иисус, что любовь Твоя — неисчерпаемая пучина, потому что бесконечна. Воистину страшна наша неблагодарность! Но продли хоть на малое время обычное Твое долготерпение, с каким Ты носил крест Твой и дозволил мне выговорить перед этими христианами одно из Твоих бесконечно благостных слов: «Отпусти им» (Лк. 23:24)! Изреки прощение всем духовным и мирянам — всем грешникам! Если мы доселе были Твоими врагами, по благодати Твоей снова будем Твоими друзьями. И с этим упованием, целуя Твои пречистые нозе, молим Тя: егда снидиши со креста, прииди и пригвоздися к сердцам нашим, да будеши неразлучен с нами и здесь на земли, и в Твоем небеснем царствии! Аминь.

Слово в неделю Пасхи«Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа» (Ин.20:20)Сорадуюсь и я с вами, божественные ученики воскресшего Владыки. Сорадуются с вами все христоносные народы, узревшие наконец немерцающий свет светоносного дня Воскресения. Радуются горе треблаженные лики и, окружив престол Царя Сил, ангели мира поют Ему победную песнь. Радуется низу самый ад и весь сияет от светлого явления восшедшего Солнца славы, приносящего невечерний день жизни горестным прародителям. Радуется светло одеянная невеста Христова, Церковь, и с весельем приветствует Жениха, исшедшего из гроба, как из чертога. Самая Голгофа изменила свой вид: она была ужасным местом плачевного события, а стала славным зрелищем всемирного веселья. Крест, копье, венец терновый, жестокие орудия ужасных страданий, боголепно украшают торжество Божественного Победителя. Гроб, горестное обиталище прежнего тления, теперь явился живоносным чертогом нетления; раны, виновницы смерти, стали источниками бессмертной жизни. «Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа». Возрадуемся же и мы, торжествующие слушатели, и восхвалим богоданную благодать славного Христова Воскресения.Когда заключились врата рая, из которого был изгнан человек, отверзлись врата ада, которыми вошла в мир смерть, вошла вместе с проклятием и тлением. Она, как тиран, воцарилась над несчастным человеческим родом, который с трудом и страданием нес тяжелое иго и неизменно расплачивался собственной жизнью за тягчайший долг. Но как Адам первый из всех людей согрешил, так он должен был первым и умереть. И все–таки раньше всех и самого Адама умер праведный и невинный Авель, убитый завистливым братом Каином. Разве не было справедливо, чтобы как от Адама начался грех, так от него же началась и смерть, а не от Авеля? Братья, каждое царство только тогда и устойчиво, когда оно основано на справедливости. Если царит справедливость, и начало царства твердо, и пребывание его вечно. Наоборот, царство непрочно, если оно несправедливо, и очень кратковременно, если оно живет насилием. Если оно начинается несправедливостью, его начало шатко, и если держится насилием — близок конец его. Конечно, несправедливое непрочно и насильственное неустойчиво. Теперь посмотрите на высокое дело человеколюбного промышления Божия. Бог попустил — и первым умер не Адам, который первым согрешил, что было бы справедливо, а невинный Авель. Вот, царство смерти началось несправедливостью и потому начало его шатко. Авель не только первым умер, но вдобавок неестественной, насильственной смертью, убитый братом. Так царство смерти, начавшее с несправедливости, привлекло к себе на помощь насилие и потому стало близко к концу. Итак, в мире воцарилась смерть, но царство ее было несправедливо и насильственно, а потому нетвердо и кратковременно. Вот мысль Афанасия Великого в его 61–м вопросо–ответе. «Если бы Адам умер первым, смерть имела бы твердое основание, ибо первым унесла согрешившего. Но так как она первым приняла несправедливо убитого, царство ее шатко и слабо». С самого начала обнаружилось, что смерть, хотя и тиран, все же не имеет свободной царской власти над человеческим родом. Из рук ее ускользнул Енох, взятый в рай живым; избежал ее Илия, на огненной колеснице взошедший на небо. Илия же избавил от власти смерти сына вдовы сарептской, а ученик его Елисей–сына сонамитянки. В последок дней пришел воплотившийся Сын Божий, Господь живых и мертвых, страшный истребитель смерти и открыл ей всю ее слабость. Он одним словом отнял у нее дочь Иаира, уже умершую, и как от сна воскресил ее к жизни; отнял сына вдовы, которого уже несли на одре к гробу, и возбудил его одним прикосновением руки; отнял у смерти Лазаря, которого ад уже четыре дня держал в узах, и одним возгласом исторгнул его из тления; отнял столько телес усопших святых, изведенных от гробов к жизни, которых ад содержал уже столько времени. Наконец, Господь низложил тирана, умертвил смерть, разрушил ее царство, когда тридневен славно воскрес от мертвых. Потомки Адама, мы все, как птицы, были в той роковой несчастной сети, которую смерть держала повсюду протянутой. В эту же сеть предал Себя и Богочеловек Иисус, восприяв вольную смерть. Но Он предал Себя с Божественной Своей силой, разорвал сеть и по славном Своем Воскресении первый воспарил на небо и спас и нас от власти смерти. «Сеть сокрушися, и мы избавлены быхом. Помощь наша во имя Господа» (Пс.123:7–8). Мы спасены и больше уж не пленники смерти. Мы смотрим на нее и уже не боимся ее свирепого вида. До Воскресения Христа смерть была страшна для человека. По Воскресении Христовом человек стал страшен для смерти. С тех пор как воскресший Иисус победил смерть, ее смело презирают ученики Христовы. Из среды мучеников даже малые дети и юные девы смеются над ней. Вот дар воскресшего Владыки, преимущество славного Воскресения. Воскрес Христос, и умерщвлена смерть. Воскрес Христос, и разрешилось тление. Воскрес Христос, и воссияло бессмертие. Воскрес Христос, и паки отверзся рай. «Где ты, смерте, жало? Где ти, аде, победа?» (1 Кор. 15:55) Как смертные, мы падаем, но как бессмертные воскресаем. Мы заключаемся в темницу мрачной могилы, но и туда проникает блаженный свет Владычного восстания, и он оживотворяет нас. Мы ждем смерти, но предвидим бессмертную жизнь, залог чего нам дало Воскресение Спасителя. Христос воскресе!