Впрочем, отпущенными из царских сокровищ суммами здания обители исправлены не во всех отношениях: святой Дионисий, со своей стороны, считал необходимой потребностью стенную живопись в соборном храме, что и позвало его снова в Трапезунд для личных объяснений с императором об остальных нуждах священной его обители. Император, как и прежде, благосклонно выслушал почтительные просьбы старца и исполнил их с сердечной радостью и удовольствием. Но тогда как, радуясь о новых пособиях своей обители, преподобный славил Бога и весело спешил к своему братству, всегдашний враг человеческого спасения, завистливый сатана, попущением Божиим, готовил жестокий и чувствительный удар для его сердца. По прибытии к Святой Горе святой никого не нашел в монастыре, потому что набежали туда турки и взяли всех братий в плен, забрав с ними и церковные драгоценности. Увидев это, он предался великой скорби и плачу, но ни одного укоризненного или ропотного слова не произнес на Господа, зная, что это наведено на него от ненавистника добра — диавола. Чрез некоторое время, как истинный пастырь расхищенного стада сердечно сокрушаясь о страдальческом его положении в плену неверных, он всех своих пасомых выкупил, и они снова собрались воедино. Но такой чадолюбивый подвиг дорого стоил Дионисию: истратив данные от царских щедрот суммы на искупление чад своих и на окончательное устройство обители, он остался по-прежнему без средств, как в отношении необходимого продовольствия, так касательно и прочих церковных нужд. В таком затруднительном положении снова обратился он к божественному Дометию и требовал его совета — что делать в такой крайности: идти ли опять к императору или оставить дело на произвол неисповедимых судеб Божиих. Когда же Дометий положительно изрек, чтоб отправиться еще раз к императору, Дионисий, несмотря на множество путевых неприятностей и трудов, принял совет его с безусловной покорностью и, оставляя монастырь, поручил его старческому надзору и попечительности Дометия. «Тебе, отец мой, — сказал он прощальным голосом, — по Господе Боге и после великого Предтечи поручаю обитель сию: предчувствую, что мне не видеть ни ее, ни тебя, отец мой!» — «Да, отвечал вдохновенно старец, — мы уже не узрим друг друга на земле; зато там, в небесах, пред лицом Божиим, блаженствуя бесконечно, не расстанемся вовеки». — Так и сбылось.

По прибытии в Трапезунд преподобный рассказал брату своему, а потом, представленный императору, передал и ему о случившемся несчастии и смиренно испрашивал царственных пособий для своей обители. Император с участием выслушал старца и утешил его надеждой на возможную помощь с царской его стороны. Но святой Дионисий не дожил до того дня, когда император предположил исполнить свое слово; потому что чрез несколько после сего дней наступил преподобному последний день жизни на земле. Призвав брата своего и попросив императора, он поручил заботливости их обитель свою и при них же, обратившись с молитвой о них к Богу, тихо испустил последний вздох жизни — отошел ко Господу, на 72 году от роду. Это было 25 июня. Брат его, митрополит трапезундский, торжественно отдал последний долг преподобному, с должной честью и благоговением совершил погребение тела его, от коего впоследствии истекло множество чудес — для призывавших молитвенно преподобного в помощь себе. Между тем, братия, сопутствовавшие преподобному, были облагодетельствованы богатой милостыней, как от императора, так и от митрополита, и потом отправились на Афонскую Гору. Когда весть о кончине преподобного была передана ими монастырю, — все рыдали о лишении такого отца [174]. А святой Дометий, утешавший их поначалу, хотел было уйти от них в безмолвие, но все братство со слезами пало к ногам его и просило не оставлять их совершенными сиротами, но заступить место преподобного Дионисия. Послушливый Дометий тронулся слезами их и нехотя принял на себя правление обителью — до тех пор, пока не отошел ко Господу, в глубокой старости. Богу нашему слава во веки. Аминь.

Память преподобного Дометия игумена Дионисиатского [175]

Духоносный и богоносный отец наш Дометий был сподвижником и другом святого Дионисия, ктитора обители честного Предтечи, а после кончины его — пастырем и игуменом сей обители.

(Смотри житие препод. Дионисия, 25 июня).

Страдание святого преподобномученика Прокопия [176]

Родина святого преподобномученика Прокопия была местность близ Варны. Родители его были благочестивые христиане. По достижении двадцатилетнего возраста у него явилось желание посвятить себя иноческому житию, а потому, оставив родителей и сродников, он удалился на святую Афонскую Гору.Прибыв на Святую Гору, он сначала не определялся ни в один монастырь, а жил как странник, переходя из одного места в другое по всей Афонской Горе, присматривался к различным родам иноческой жизни и наконец, избрав самую суровую отшельническую жизнь, подчинил себя руководству старца Предтеченского скита Дионисия.Проводя строгую отшельническую жизнь, он для утверждения себя еще в более высоких подвигах пожелал принять ангельский образ, чего старец не только не возбранил ему, но даже сам постриг его в монашество.По принятии ангельского образа Прокопий еще более начал подвизаться в посте, бдении и молитве; кроме того, имел совершенное послушание и великое терпение в подъятии трудов отшельнической жизни и, как бы венцом всех его подвигов, украшался кротким и незлобивым нравом, приводя всех отцов в удивление своей добротой и простосердечием. Но, однако, и враг нашего спасения, диавол, видя Прокопия преуспевающим в добродетелях, и сам не дремал, но зорко следил за подвижником, изыскивая лишь удобное время неожиданно напасть на него, разграбить душевное сокровище и, нанеся сердцу смертельный удар, ждать окончательного падения.Всезлобный враг начал свой лукавый приступ с того, что каждодневно стал навевать в его душу помыслы уйти в мир. Брань, воздвигнутая душегубцем, день от дня становилась сильнее и, наконец возобладавшая чувствами Прокопия, с ожесточением обратилась в бурю, вырвавши несчастного с корнем добрых начинаний из вертограда Христова и сообщества труждающихся в нем делателей. Против вражеской бури Прокопий не устоял, а потому решился оставить Святую Гору и уйти в мир, что он и сделал, и, никому не сказавшись, отправился в Смирну.Как только Прокопий высадился на берег, не дремлющий диавол, уже овладевший его сердцем и умом, начал смущать и приводить Прокопия в отчаяние, подсказывая, что так как он без всякой причины оставил Святую Гору и подвиги, в которых не захотел пребывать долее, не терпя иноческих трудов, и возвратился опять в мир, то непременно должен подвергнуться мучениям.Смущение, овладевшее его душой, сделалось еще сильнее, когда он вспомнил, что своим удалением из Афонской Горы причинил скорбь добродетельным мужам и что все отцы Предтеченского скита считают его как бы уже умершим для добродетельной жизни, так как он ушел из Святой Горы подобно татю, ни с кем не посоветовавшись и ни у кого не взяв благословения, не находя оное нужным. Так точно и здесь он не хотел или, быть может, враг не допускал его открыть свои помыслы духовнику и таким образом поступить по совету последнего [177].