Каким образом из этих преданий уверяемся в действительности Моисеева повествования? Во-первых, общим их сходством с Моисеевым повествованием в описании местопребывания первых людей; эта черта есть во всех преданиях, следовательно, она не вымышлена Моисеем. Если же одна черта здесь историческая, то должно принять и все за историю — это закон исторической критики. Во-вторых, их глубокой древностью и всеобщностью. Если бы эти предания были вымышлены, то судя по их тону, особенно по тому, как они передаются у Моисея, должно бы отнести их ко временам позднейшим; но, явившись позже, они потеряли бы свою всеобщность. Итак, предания эти истинны; следовательно, история Моисея, содержащая в себе то же, что заключается в преданиях, истинна.

Подведем теперь откровенное учение о происхождении человека и зла под взгляд разума.

а) По учению христианской религии люди произошли от Бога с достаточными совершенствами. Благоприятствует ли это разуму? Ничего и не может быть для него благоприятнее. Он видит, что человек сам собою произойти не может, что из стихий, или от какого-нибудь из низших существ ему произойти также несвойственно; следовательно свойственнее всего произойти ему от Существа высочайшего, от Бога. Что человек сотворен с достаточными, но еще не развитыми совершенствами, —думать так тоже весьма сродно разуму, потому что существу свободно деятельному весьма свойственно самому развиваться и усовершаться.

б) Далее, Откровение учит, что человек пал, что источник зла — в человеке, и что Бог невиновен в этом. Что на это скажет разум? Ему иначе и нельзя судить об этом. Переносить источник зла в мир высший — это ужасно! Искать какого-то вечного злого начала— это нелепо! Полагать начало зла в самом человеке, в его свободе — это всего приличнее!

в) Правда, некоторые стороны христианского учения о первом человеке кажутся удивительными, и эта удивительность служит источником возражений против этого учения. Как, например, тело могло быть бессмертным? Это приводит ум в удивление. Но эта сторона представляется в Священном Писании с ограничением: бессмертие тела возможно было при условии вкушения от древа жизни. Если бы даже оно не было ограничено, то и тогда нельзя было бы еще сомневаться в нем, ибо от нынешнего тела нельзя еще заключать к телу невинному. Притом, сомнения насчет этого утверждаются на том положении, что все сложное из стихий должно разрушиться. Но организм мира так же, только в большем еще размере, сложен из стихий, однако и несмотря на это он не разрушается и никогда, как утверждают сии вольнодумцы, не разрушится. Следовательно, возможно не разрушаться и нашему телу, которое имеет тот же организм, только в меньшем виде. Скажут: организм мира крепче; но откуда мы это знаем? Итак, единственное основание сомнения насчет бессмертия тела зыбко и неверно; следовательно, и самое сомнение неуместно.

г) Еще служит предметом пререкания здесь для некоторых то особенное отношение первых людей к Богу и тварям, о котором учит христианская религия. Но эта особенность бросается нам в глаза и, так сказать, колет их тогда, когда взор наш останавливается на нынешнем состоянии человека. Судя же по первобытному состоянию человека, нельзя не допустить, что человек действительно был в теснейшем отношении с Богом и природой, что Бог и Ангелы являлись ему и непосредственно руководили его. Итак, учение это совершенно благоприятствует уму; оно только и может успокоить его. Философы, не зная или не принимая этого учения, весьма бедно решали вопрос о происхождении зла, или останавливались на нем, как на неразрешимом.

Обратимся к практической стороне этого учения. Нужно ли его излагать народу? Нужно. Жизнь наша большей частью наполнена бедствиями, и самые счастливцы не без скорбей. Развязка всего этого, ответ на то, отчего мы страждем и за что, — здесь, в учении о первобытном состоянии человека. С другой стороны, в людях насчет сего состояния могут рождаться мысли оскорбительные для Бога, могут спрашивать: не Он ли виновен в том, что мы несчастны, что мы пали? Есть также в народе неправильные понятия о грехе Адама; говорят: он согрешил, а мы правые наказываемся за него и тому подобное. Все это нужно объяснять, и потому нужно полагать на церковной кафедре учение о первобытном состоянии человека.

Знаком ли народ с этим учением? Вообще есть в нем понятия об этом, но не в надлежащей полноте и ясности, отрывочные, привязанные к букве, а не к духу письмени. Были ли у нас проповеднические опыты в этом роде? Были, но их весьма мало. Такого рода Записки на Книгу Бытия; также некоторые беседы преосвященного Михаила. Когда наиприличнее рассуждать об этом? Во время четыредесятницы, которая начинается воспоминанием падения, и в которую читаются паремии из Книги Бытия, из них весьма хорошо избирать тексты для проповедей об этом. Но, к сожалению, у нас так не делается... Пособием для таких проповедей могут служить толкования святого Златоуста и Записки на Книгу Бытия. Как излагать учение это для народа? Кратко и больше с нравственной стороны; могут быть здесь и взгляды мистические, каких много в Записках преосвященного Филарета. На какие точки преимущественно обращать внимание? На следующие: нужно знать, что человек был хорош; что он сделался худым, и сам виною сего; что он пал, и притом не от простого вкушения плодов, а от греха; что сперва погрешил он мыслию. Нужно искоренять ту мысль что мы невинны, а Адам виновен; надобно утверждать ту мысль, что вред, причиненный нам падением Адама, устранен Иисусом Христом, и что потому мы сами теперь бываем виною нашей погибели, сами падаем.Обратимся к другому вопросу: падение первых людей какие имело следствия для всего рода человеческого? По учению Священного Писания весь род человеческий испытывает пагубные следствия этого падения; сложность всех этих следствий известна у нас под именем первородного или прирожденного греха (рессаtum originale vel innatum). Откуда такое название, и хорошо ли оно? У апостола Павла читаем: «единем человеком грех в мир вниде и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде» (Рим. 5; 12). Но здесь под грехом разумеется не вся сложность пагубных следствий падения, а только часть их — несчастный обычай грешить, навык преступать волю Божию. В этом смысле и на том же основании Тертуллиан, а потом Августин эту порчу назвали грехом (рессаtum), и это название подало повод к сомнениям и спорам, потому что оно не выражает дела. Под грехом мы обыкновенно разумеем действие свободы; а действия, не зависящие от нашей свободы, не есть грех. Поэтому вольнодумцы утверждали, что учители Церкви навязали нам первородный грех, в котором мы сами не виновны. И действительно, грех Адамов, как свободное действие его воли, не мог перейти, к нам; но к нам могли перейти и действительно перешли, пагубные следствия этого греха, как учит само слово Божие. Следовательно, вместо названия грех, лучше называть это прирожденной порчей, или падшим состоянием, или продолжающимся отпадением человека от Бога: этими названиями гораздо лучше выразится существо дела, при них не будет места и недоумениям и спорам. Священное Писание нигде не говорит о сем состоянии вообще, а указывает во многих местах только на его частности. Например, называя это законом греховным (Рим. 7; 23), оно указывает только на наклонность грешить, а не на всю сложность зол; называя ветхим человеком, оно разумеет внутреннюю порчу человеческого существа, но не указывает на порчу физическую, на смерть и прочее. Мы будем называть это — наследственной порчей.Есть ли эта наследственная порча в роде человеческом? Утверждает ли Священное Писание существование ее? Решительно утверждает. Рассмотрим порознь указания его на это. Самое важное место в этом отношении следующее: «рожденное от плоти плоть есть» (Ин. 3). Какая мысль этого изречения? Поскольку учение об этом предмете хорошо разобрано Церковью, то обратимся опять к ней.Церковь учит, что грех Адама переходит к потомкам путем рождения; что он изглаждается только благодатью; что кто не крещен, тот остается с первородным грехом; что вследствие первого греха получена наклонность к злу в уме и воле людей; что все люди подвержены греху и наказанию, но при всем том есть также в людях наклонность к добру; и образ Божий хотя потерян в нас, но не совсем. От сего учения Церкви систематики наши отступали много и часто. Например, преосвященный Ириней Фальковский в своем Богословии говорит, что человек вследствие греха потерял всю свободу по отношению к вещам духовным и что он свободен только в отношении к делам гражданским, — к действиям наружным: liberum arbitriym, так рассуждает он, ad spirituale penitus amissum, etiamsi ad civile datur. Отчего такая разность учения богословов с учением Церкви? Она произошла от влияния протестантства. Церковь Восточная всегда утверждала, что повреждение есть в потомках Адама, что оно распространяется путем рождения, что человек поэтому лишается Божия благоволения; но мысли о том, что он совершенно потерял свободу вследствие падения, она никогда не приняла. Сходно с этим учили и на Западе до времен Пелагия; с этого же времени явилось направление, известное под именем августинизма. Августин, опровергая Пелагия, отрицавшего наследственную порчу, вдался в другую крайность, — стал учить, что человек вследствие падения все потерял и сделался совершенно злым во всех отношениях. Но Церковь отвергла такое его учение, и Запад снова обратился к взгляду умеренному, господствовавшему в Церкви Восточной, который и дожил до времени реформации. Протестанты воскресили преувеличенный взгляд Августина, дабы стать против Западной и Восточной Церкви: для этого он был весьма благоприятен. Западная Церковь, утверждая, что в человеке и в состоянии его падения есть остаток произвола, находила в этом основание к добрым делам, и затем — к индульгенциям и к так называемой сокровищнице сверхдолжных дел (operum superrogatoriorum). Чтобы подорвать все это, протестантам нужно было только уничтожить остатки произвола в человеке, — воскресить старое учение Августина; тогда все дела благочестия: покаяние, строение храмов, призывание святых и прочие — сами собой падут. Протестанты и приняли такой взгляд; но вскоре после Лютера и Меланхтона некто Флак еще далее простер его, так что все существо человека обратил в грех: "Весь человек, — говорил он, — и во всех отношениях есть грех". Это не понравилось и самим протестантам, как видно из Formula concordiae cum catholicis. Что сказать об этой разности? Она имеет весьма важное значение: от того или другого взгляда на первородный грех зависит все учение нравственное. Какие же главные пункты церковного учения об этом? 1) Есть грех первородный, или наследственная духовно-физическая порча; 2) она переходит на весь род человеческий; 3) переходит путем рождения; 4) никто сам не может от нее избавиться; 5) хотя свобода наша много терпит от нее, однако ж она не совсем уничтожена: есть в человеке способность обращаться к добру и делаться чадом Божиим. Вот все главные пункты церковного учения о первородном грехе.Обратимся теперь к Священному Писанию. Учит ли оно о всем этом? Учит ясно и многократно. Есть места в нем, говорящие о всеобщем повреждении людей, не от свободы, но от прирожденной порчи. Так, Иисус Христос в беседе с Никодимом говорит: «рожденное от плоти плоть есть». Что это значит? Без сомнения, Никодим пришел к Иисусу полюбопытствовать; узнав, что он Мессия и Царь, он пришел узнать, под каким условием можно войти в Его Царство. Это занимало тогда всех иудеев, и ответ у них в этом случае был уже готов: первым условием к сему они признавали плотское рождение от Авраама. Никодим, по всей вероятности, высказал мысли подобного рода, и Иисус Христос отвечал ему, что все это ничего не значит, что для этого нужно другое условие — надобно родиться свыше, ибо отцы рождают детей неспособных быть в сем Царстве, быть чадами Божиими, рождают, следовательно, детей худых. Таким образом, мысль Иисуса Христа в этом месте та, что человек сам по себе худ, и что его может исправить только Бог Своими особыми средствами. Апостол Павел, рассуждая о язычниках, говорит: «бехом естеством чада гнева» (Еф. 2; 3). Это естеством показывает, что нравственное повреждение прирождено, а не случайно, что оно не есть злоупотребление свободы, а самое злоупотребление свободы есть уже его следствие. Таким образом первый пункт церковного учения согласен с учением Писания. Второй пункт — распространение порчи через естественное рождение утверждается тем же местом Писания: «рожденное от плоти…» и словами апостола Павла: «бехом…» то есть «бехом» через рождение. Третий пункт, что никем, кроме Бога, это зло не может быть исправлено, подтверждается вообще всем учением о воплощении, ибо для чего бы воплощаться Сыну Божию, если бы в том не было нужды? Кроме того, на это есть много ясных мест в Посланиях к Римлянам (в первой главе), к Ефесеям, к Евреям и в других. Четвертый пункт, что это прирожденное зло делает нас предметом гнева Божия, утверждается на том, что благодать дается на основании заслуг Христовых и прямо говорится: «несть бо иного имене под небесем, данного в человецех, о немже подобает спастися нам», кроме имени Иисуса Христа (Деян. 4; 12). Пятый пункт, что в нас есть остаток свободы, виден из того, что апостолы внушают людям и требуют, чтобы они бодрствовали, подвизались, усовершались. Если бы человек был совершенно мертв, не имел нимало произвола, то следовало бы ничего не требовать от нас. Итак, сравнивая учение церковное с библейским, видим, что оно совершенно согласно с ним.Места эти следующие:а) Еф. 5; 8. — «бесте иногда тма, ныне же свет о Господе». Следует ли отсюда, что человек естественный не имеет свободы? Может следовать и нет. Если под тьмою разуметь здесь совершенную тьму рассудка, то свободы, очевидно, нет. Но апостол не такую тьму здесь разумеет. Совершенная тьма рассудка, уничтожающая свободу, состоит в неведении Бога, закона и цели своего существования. Но тот же апостол в других местах (Рим. 1) приписывает язычникам знание и Бога и закона и своего назначения; следовательно, не приписывает им совершенной тьмы, а потому и свободы не уничтожает.