3. Но откуда видно это? Я должен представить и доказательство тому, о чем говорю, но не от собственных домыслов, а от Писаний дать подтверждение, чтобы свидетельство было вполне надежно. Приведу вам (в качестве доказательства) людей, покрытых ранами, целый народ, исполненный язвами, гноем, червями (до того, что он) весь – рана, весь – язва, и, однако, может так излечиться, что не останется ни шрама, ни следа, ни знака; приведу людей, которые имеют не одну рану, не две, не три, не четыре, а в ранах с ног до головы. Прилежно внимай словам моим, потому что всех касается это наше спасительное слово. Я приготовляю лекарства лучшие, чем (готовят) врачи, такие, каких не могут приготовить и цари. Что может царь? Выпустить может из темницы, но освободить от геенны не в силах; может дать денег, а души спасти не в состоянии. Я вручаю вас покровительству покаяния, чтобы вы узнали его могущество, чтобы узнали его силу, чтобы узнали, что грех не может победить его и что нет греха, который в силах был бы преодолеть его могущество. Приведу не одного, не двоих, не троих, а тысячи людей, покрытых струпьями, язвами, зараженных бесчисленными грехами, которые так могли спастись покаянием, что не осталось ни следа, ни знака прежних язв. Но усердно внимайте словам, да и не только внимайте, а и запоминайте то, что будет сказано, чтобы вы могли наставить и отсутствующих, и, таким образом, возжечь ревность тех, которые лишены пользы нынешнего слова. Итак, пусть предстанет Исаия, зревший серафимов, слышавший их таинственную песнь и прорекший много о Христе. Спросим, что говорит он. Видение Исаии, которое он видел о Иудее и Иерусалиме (Ис. 1, 1). Скажи видение, какое видел ты, скажи мне. Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит (Ис. 1, 2). Иное ты обещал, и иное говоришь. Что же иное обещал я? Ты начинаешь словами: видение о Иудее и Иерусалиме, а потом, оставив Иудею и Иерусалим, беседуешь с небом и обращаешь слово к земле, оставив же и словесных людей, беседуешь с бессловесными стихиями? Это потому, что словесные стали неразумнее бессловесных. И не только поэтому, но подобно тому как Моисей, намереваясь ввести иудеев в землю обетования и предвидя будущее, – что они пренебрегут дарованными им благами, – говорит: внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих (Втор. 32, 1), засвидетельствую вам, иудеи, небом и землей, говорит Моисей, что если войдете в обетованную землю и оставите Господа Бога, то рассеяны будете по всем народам; так и Исаия, когда (при нем) угроза готова была исполниться на деле, не мог призвать в свидетели умершего уже Моисея и тех, кто слышал его и давно скончался, почему и призывает свидетелями те самые стихии, которыми свидетельствовал Моисей. Вот вы отпали от обетования; вот вы оставили Бога: как поставлю в свидетели тебя, Моисей? Ты умер и скончался. Как призову Аарона? И он предался смерти. Не можешь поставить меня в свидетели? Призови стихии, потому что и я при своей жизни не свидетельствовал ни самим Аароном, ни кем другим, потому именно, что они должны были скончаться, а пребывающими стихиями засвидетельствовал вам, – небом и землей. Итак, Исаия говорит: слушайте, небеса, и внимай, земля, Вас повелел призвать сегодня в свидетели Моисей. Но не поэтому только призывает он эти стихии, а и потому еще, что он говорил к иудеям. Слушай, небо, потому что ты одождило манну; внимай, земля, потому что ты дала перепелов. Слушай, небо, слушай, потому что ты одождило манну, ты явило сверхъестественное, – вверху было и гумну уподобилось. Внимай, земля, потому что ты была долу и устроила трапезу без предуготовлений. Бездействовала природа, но действовала благодать. Не трудились волы, но произрастал колос; не было ни рук поварских, ни приказания, но манна, освященный источник, служила им вместо всего. Природа забыла о своей немощи. Как не изнашивались одежды их? Как не ветшала обувь их? Все готово было к их услугам. Слушайте, небеса, и внимай, земля. Несмотря на все удостоверения (Божия покровительства) и явные благодеяния, Владыка терпит оскорбление. К кому обращу слово, как не к вам? Человека не имею, который послушал бы (меня). Вот я пришел, и нет человека; говорил, и не было слушающего. С неразумными беседую, потому что разумные пали ниже неразумных. Поэтому и другой пророк, видя, как безумствует царь, как почитается кумир, а Бог предается бесчестию, и все одержимы страхом, говорит: послушай, алтарь, послушай меня (ср. 3 Цар. 13, 2). Ты говоришь с камнем? Да, потому что царь бесчувственнее камня. Послушай меня, алтарь, послушай: так говорит Господь, и тотчас же алтарь расселся (см. ст. 5). Камень послушал, камень распался и пролил жертву. Как же не услышал человек? Он простер руку свою, чтобы схватить пророка. Что же делает Бог? Он сделал сухой его руку. Примечай, что сотворил (Бог), заметь милосердие Владыки и грех раба. Почему с самого начала не иссушил Он его руки? Потому, что хотел вразумить его разрушением камня. Если бы не разрушился камень, пощадил бы я тебя; но так как камень развалился, а ты не исправился, то навожу на тебя гнев мой. Простер (царь) руку свою, чтобы схватить пророка, и высохла рука. Так водружен был трофей. Столько оруженосцев и вождей, такое громадное войско присутствовало здесь, а он (царь) не мог согнуть руки своей, рука так и оставалась (простертой), громко возвещая о поражении нечестия и победе благочестия, милосердии Божием и о безумии царя. И согнуть ее (царь) не мог.

4. Но чтобы нам, при постоянных уклонениях в сторону, не потерять из виду нашего предмета, покажем то, что обещали. Что же я обещал? Обещал я доказать, что если кто имеет и множество ран, но покается и сделает доброе дело, то Бог так заглаживает их, что не остается ни знака, ни следа, ни признака грехов. Это я обещал, это постараюсь доказать. Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит. Скажи мне, что говорит Он? Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего (они бессловесных бессловеснее); и осел – ясли господина своего (несмысленнее ослов они); а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный (Ис. 1, 2–4). Зачем он говорит это? Разве нет надежды на спасение? Зачем, скажи мне, говоришь ты: увы? Затем, что не нахожу исцеления. Почему говоришь: увы? Потому, что давал я врачевство и не зажила рана, – поэтому Я и отвратился. Что же мне делать? Не стану и стараться об излечении. Словом увы Он подражает плачущей женщине, и хорошо поступает. Обратите, прошу вас, тщательное внимание. Почему говорит: увы? Потому что то же самое бывает и при телесных болезнях. Когда врач видит, что для больного нет надежды на спасение, то плачет, и домашние с родственниками рыдают и стенают, но уже тщетно и напрасно, потому что когда больной должен умереть, то хотя бы восплакал весь мир, он не воздвигнет его. Плач этот происходит, следовательно, от печали, а не оттого, что будто бы он мог возвратить здоровье. Но в отношении к душе этого не бывает; если ты восплачешь, то часто случается, что и воскресишь мертвого душой. Почему? Потому, что умершее тело не восстает человеческой силой, а умершая душа восстает чрез покаяние. Смотри на блудника и восплачь о нем, и не раз восставишь его. Поэтому-то и Павел не только писал, не только увещевал, но и слезно плакал, уча (тому же) всех вас. Пусть ты учишь; для чего еще и плачешь? Для того чтобы, если бессильно будет наставление, помогли слезы. Так точно плачет и пророк. И Господь наш, предвидя разрушение Иерусалима, говорит: Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к нему (Мф. 23, 37), – обращается с речью к падшему городу, подражая плачущему человеку. Так и пророк говорит: увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями (Ис. 1, 4). Нет здорового места на теле. Видишь, как они покрыты язвами? Племя злодеев, сыны погибельные (ст. 4). Почему плачешь ты, скажи мне? Оставили Господа, презрели Святого Израилева (Ис. 1, 4). Во что вас бить еще (ст. 5)? Чем еще поражу вас? Голодом ли? Губительной ли язвой? Все наказания посланы, а нечестие ваше не истребилось. Продолжающие свое упорство вся голова в язвах, и все сердце исчахло. Язвы, пятна, гноящиеся раны (ст. 5–6). Новое говоришь ты. Незадолго ты говорил: племя злодеев, сыны погибельные; Оставили Господа, презрели Святого Израилева, и: увы, народ грешный. Ты плачешь, скорбишь, рыдаешь, считаешь раны, а потом говоришь: язвы, пятна? Обрати внимание. Рана называется так тогда, когда все прочие части тела здоровы, а одна часть поражена нечувствительностью. А здесь (пророк) говорит, что все тело – струп. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и не обвязанные и не смягченные елеем. Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие (ст. 6–7). Все это сделал Я, и вы не исправились; Я употребил все искусство, а больной остается мертв. Придите, слушайте слово Господне, князья Содомские и Гоморрские! К чему Мне множество жертв ваших (Ис. 1, 10–11)? Так что же, Он обращает речь к содомлянам? Нисколько, а самих иудеев называет содомлянами; так как они подражали образу жизни последних, то и называет их именем. Придите, слушайте слово Господне, князья Содомские и Гоморрские! К чему Мне множество жертв ваших, говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня. Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои (Ис. 1, 10–11; 13–15). Что может сравниться с таким гневом? Пророк призывает в свидетели небо; плачет, проливает слезы, рыдает и говорит народу израильскому: нет ни струпа, нет ни язвы. Бог гневается, Он не принимает ни жертвы, ни новомесячия, ни субботы, ни семидала, ни молитвы, ни воздаяния рук. Видишь язву? Видишь неисцелимую болезнь не у одного, не у двоих, не у десяти, а у тысяч? Что же затем? Омойтесь, очиститесь (Ис. 1, 16). Есть ли грех, за который можно бы предаваться отчаянию? Сам Бог говорит: не слышу вас (ср. Ис. 1, 15), и затем говорит: омойтесь. Для чего Ты говоришь это? То и другое говорится для пользы: то – чтобы меня устрашить, другое – чтобы привлечь. Если Ты не слышишь их, у них нет надежды на спасение; если они не имеют надежды спастись, то как говоришь Ты: омойтесь? Но Он есть человеколюбивый Отец, единый благий, милосердствующий более всякого отца. И чтобы увериться тебе, что Он Отец, Он говорит им: что сделаю с Иудой? Не знаешь, что сделаешь? Знаю, но не хочу. Свойство грехов требует (наказания), но обилие милосердия удерживает. Что сделаю тебе? Пощажу ли тебя? Но ты станешь еще беспечнее. Поражу ли тебя? Но этого не терпит милосердие. Что сделаю тебе? Истреблю ли тебя огнем, как Содом, или разрушу тебя, как Гоморру? Повернулось во Мне сердце Мое (Ос. 11,8). Бесстрастный подражает страстному человеку, или лучше – нежно любящей матери. Повернулось; так сказала бы жена отроку: превратилось сердце мое по природе материнской. Но Он не удовольствовался первыми словами. Смутился в раскаянии моем (Ос. 11,8). Бог ли смущается? Нет! Да не будет! Божество чуждо смущения; но, как сказал я, Бог подражает нашей речи. Повернулось сердце Мое; омойтесь, очиститесь. Что я обещал вам? То, что Бог, принимая кающихся грешников, хотя бы обремененных бесчисленными грехами и покрытых (греховными) струпьями, так врачует их, что у них не остается ни следа грехов, не остается ни знака, не остается никакого напоминания. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от душ ваших, научитесь делать добро (Ис. 1, 16–17). Какое добро повелеваешь Ты? Защищайте сироту, вступайтесь за вдову (Ис. 17). Не тяжки повеления; сама природа ведет к ним, потому что естественно оказывать сострадание к женщине. Придите – и рассудим. Сделайте ничтожное, а остальное приложу Я, немногое дайте Мне, и Я дарую все. Придите. Куда же пойдем? Ко Мне, Которого вы раздражили, Которого прогневали, ко Мне, Который сказал: «не слушаю вас», чтобы, устрашившись угрозы, утолили вы гнев Мой. Придите к неслышащему, чтобы я услышал. Что же сотворишь Ты? Не оставлю следа (грехов), не оставлю знака, не оставлю струпа. Придите – и рассудим, говорит Господь (ст. 18), и говорит: если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю (ст. 18). Неужели нигде нет струпа? Нигде скверны? И даже еще с цветом чистоты? Если будут красны, как пурпур, – как волну убелю (ст. 18). Неужели нигде нет черноты, нигде нет пятна? Как же будет это? Но разве не таковы обетования? Ибо уста Господни говорят (ст. 20). Вот, ты видел не только величие обетовании, но и достоинство Даровавшего их. Все возможно Богу, могущему сделать чистое из скверного. Итак, прослушав слова Его и познав врачевство покаяния, станем воссылать ему славу, ибо Его слава и держава во веки. Аминь.

БЕСЕДА ДЕВЯТАЯ

О покаянии и о тех, кто оставляет собрания;

здесь же о священной трапезе и Суде

1. Как сеятелям нет никакой пользы, когда они бросают семена при дороге, так и нам нет никакой пользы от того, что именуемся христианами, если не оправдываем наименования соответствующими делами. Если желаете, представлю вам достоверного свидетеля (этому), брата Божия, Иакова, который говорит: вера без дел мертва (Иак. 2, 20). Итак, всюду необходимо упражнение в (добрых) делах, а без него и наименование христианином не может принести нам пользы. И не удивляйся. Скажи мне, в самом деле, какая польза воину от того, что он состоит на военной службе, когда он не достоин ее, и, будучи питаем за счет царя, не сражается за него? Может быть, – хотя и ужасно слово мое, – лучше было бы ему не вступать вовсе в военную службу, чем, вступивши, не радеть о царской чести. Как может не подвергнуться наказанию тот, кто живет за счет царя, а за царя не сражается? Да что говорю я, за царя? Пусть хоть заботились бы мы о своей душе. Но как, скажешь, живя в мире, среди беспокойства, могу я спастись? Что ты говоришь, человек? Хочешь, я кратко укажу тебе, что не место спасает, а образ жизни и произволение? Адам в раю, как бы в пристани, потерпел крушение, а Лот, живя среди содомлян, как бы в море, спасся. Иов заслужил оправдание, будучи на гноище, а Саул, пребывая в чертогах, лишился и здешнего царства, и будущего. Нельзя оправдываться словами: не могу я жить в мире, среди беспокойства, и спастись. Откуда берется такое оправдание? Оттого, что вы не часто приходите, одни – на молитву, другие – на божественные собрания. Разве вы не видите, как стараются те, кто желает получить почести от земного царя, и как они склоняют к ходатайству (за них) других, чтобы не лишиться того, чего они домогаются? Это говорится о тех, кто оставляет освященные собрания и в час страшной и таинственной трапезы занимается беседами и пустыми разговорами. Что делаешь ты, человек? Не обещался ли ты священнику, и на его слова: горе имеем ум наш и сердца, не сказал ли: имамы ко Господу? Ты не чувствуешь страха, не стыдишься оказаться лжецом в самый страшный час? Удивительно! Когда уготована таинственная трапеза, когда закалается за тебя Агнец Божий, когда за тебя подвизается священник, когда духовный огонь истекает от пречистой трапезы, предстоят херувимы, летают серафимы, шестикрылые закрывают свои лица, все бестелесные силы молят за тебя вместе с иереем, духовный огонь снисходит с неба, от пречистого ребра изливается в чашу кровь в твое очищение, – ты не боишься, не стыдишься в этот страшный час оказаться лжецом? Из ста шестидесяти восьми часов в неделе один лишь единственный час отделил Себе Бог: неужели ты и тот потратишь на дела житейские, на смех и разговоры? С какой, после этого, дерзостью приступишь ты к таинствам? С какой оскверненной совестью? Неужели ты, с пометом в руках, осмелился бы коснуться края одежды земного царя? Ни в каком случае.

Не полагай, что (это) хлеб, и не думай, что вино, потому что они не выходят из человека, как прочие роды пищи. Нет; не рассуждай так! Но, подобно тому как воск, соприкасаясь с огнем, ничего из себя не теряет и ничего не получает, так точно думай и здесь, что тайны сорастворяются с сущностью тела. Поэтому и приступая, не думайте, будто вы принимаете божественное тело от человека, а представляйте, что вы принимаете божественное тело как бы огонь из клещей самих серафимов, которых видел Исаия (Ис. 6), спасительную же кровь станем принимать как бы касаясь устами божественного и пречистого ребра. Не будем поэтому, братья, оставлять собраний, равно как и в них предаваться праздным разговорам: будем стоять со страхом и трепетом, опустив взор долу, а душу имея горе, и с воздыханиями будем восклицать не голосами, а сердцем. Не видите ли, как предстоящие видимому, тленному, временному и земному царю бывают недвижимы, молчаливы, спокойны, не блуждают взором в разные стороны, а стоят, потупившись, смирно и со страхом? Возьми их в образец себе, человек. Так стойте пред Богом, прошу вас, как если бы вы явились пред лицом земного царя. Пред небесным Царем должно стоять и гораздо с большим страхом. Не перестану повторять, что часто и раньше говорил, пока не увижу вас исправившимися. Входя в церковь, войдем как пристойно пред Богом, не питая в душе злобы, чтобы при молитве нам не молиться против самих себя, говоря: прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6, 12). Страшно слово это, и кто произносит его, как бы так взывает к Богу: я оставил, Владыка, оставь и Ты; я отпустил, отпусти и Ты; простил, прости и Ты; сам я не простил, не прощай и Ты; если я не отпустил ближнему, и Ты не отпускай моих согрешений. Какой мерой мерил я, пусть отмерится и мне.

Зная это и помышляя о том страшном дне и представляя тот огонь и страшные наказания, обратимся, наконец, от пути, по которому блуждали. Настанет час, когда прекратится зрелище этого мира и не будет уже времени для подвигов. Нельзя по окончании жизни заниматься делами, нельзя по прекращении зрелища стяжать венок. Настоящее время – время покаяния, будущее – время суда, теперь – время подвигов, тогда – время венцов; теперь – пора труда, тогда – время отрады; теперь – время изнурения; тогда – время воздаяния. Воспряньте, молю, воспряньте и с усердием выслушаем то, что говорят нам. Мы жили по плоти, станем же теперь жить по духу; мы жили в плотских удовольствиях, будем теперь жить в добродетелях; жили в небрежении (о грехах), поживем же в покаянии. Что гордится земля и пепел (Сир. 10, 9)? Что надмеваешься, человек? Что слишком хвалишься? На какую мирскую славу и богатство ты надеешься? Пойдем, прошу тебя, к гробам и увидим совершающиеся там таинства, увидим разрушившееся естество, изъеденные кости, сгнившие тела. Если ты мудр, поразмысли, и если разумен, скажи мне: кто тут царь и кто простолюдин, кто благородный и кто раб, кто мудрый и кто неразумный? Где тут красота юности, где привлекательный взгляд, где миловидные очи, где прекрасный нос, где розовые уста, где цвет ланит, где блестящее чело? Не все ли прах? Не все ли пепел? Не все ли персть? Не все ли червь и зловоние? Не все ли тление? Имея все это в уме и помышляя о нашем последнем дне, обратимся, братия, пока есть у нас время, с нашего пути, по которому мы блуждали. Честной кровью искуплены мы (ср. 1 Пет. 1, 18–19). Для того Бог на земле явился; для тебя, человек, Бог на земле явился; не имея, где приклонить голову (Лк. 9, 58). О, чудо! Судья ради осужденных приходит на суд; Жизнь вкушает смерти; Создатель терпит заушение от создания; Невидимый серафимами рабом оплевается, оцта (уксуса) и желчи вкушает, копьем протыкается и в гроб полагается. И ты, человек, скажи мне, не радишь, спишь и пренебрегаешь (такими чудесами). Не знаешь, что если ты даже прольешь за Него свою кровь, то и тогда еще не выполнил своего долга, потому что иная кровь владычная и иная кровь рабская? Предупреди покаянием и исправлением исход души, чтобы, когда придет смерть, не оказалось уже бессильным всякое врачевство покаяния, потому что только на земле имеет силу покаяние, а в аду оно уже бессильно. Взыщем Господа, пока есть у нас время. Будем делать добро, чтобы нам избавиться и от будущей бесконечной геенны и удостоиться Царства Небесного благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь. 1 В славянском переводе, соответствующем греческому тексту, которым пользовался Златоуст: еще три дни, и Ниневиа превратится. 2 В синодальном переводе этих слов нет. 3 В славянском переводе, соответствующем греческому тексту, которым пользовался Златоуст: Стеня и трясыйся будеши на земли. 4 То есть непамятование о предмете прежней беседы. 5 В славянском переводе, соответствующем греческому тексту, которым пользовался Златоуст: Велика вещь человек, и драгая муж творяй милость. 6 Самая мелкая монета.